Мы въехали в Тбилиси около пяти часов вечера. Город был красив: на улицах были редкие прохожие, фонари ещё не зажгли, воздух был прохладен, но уже напоён ароматами осенней листвы и печного дыма. Подъехали к гостинице «Иверия» — серое многоэтажное здание возвышалось над площадью как немой свидетель минувших эпох. Администратор, вежливый мужчина в пиджаке с немного лоснившимися локтями, быстро оформил наши документы и выдал ключ.
— Комната на девятом этаже, — сказал он с лёгким акцентом. — Вид на город, если повезёт. Завтрак с восьми.
Мы поднялись на лифте. Номер оказался вполне приличным — две кровати, стол, кресло у окна, старый, но работающий телевизор. Я первым делом бросил сумку, прошёл в ванную и включил воду.
— Я — первый, — сказал я, оборачиваясь. — Но только если ты не возражаешь.
— Возражаю, — ответила Инна и обогнала меня, смеясь. — У кого волосы длиннее, тот и первый.
Когда наконец мы оба были чистыми и чуть посвежевшими, решили не терять времени — город звал. Спустились на улицу, и шаг за шагом начали знакомство с Тбилиси. Мы бродили по узким улочкам старого города, разглядывали балкончики с кружевными деревянными перилами, слушали, как над крышами звучат приглушённые голоса и ароматы кофе, и свежей выпечки тянутся из окон.
— Ты только посмотри, — указала Инна на старый дом с сохранившимися фресками. — У нас бы это уже давно снесли и построили панельку.
— А здесь это часть жизни, — кивнул я. — Им не нужно стирать прошлое, чтобы строить новое.
Когда начали чувствовать голод, я предложил:
— Давай устроим тебе встречу с настоящими хинкали. Не из ресторана при пансионате, а из такого, где бабушка на кухне стоит у теста с четырёх утра.
— Если ещё и вино хорошее — я навеки стану фанаткой этого города, — с улыбкой ответила она.
Мы нашли небольшое кафе на боковой улочке. У входа сидел старик, игравший на струнном инструменте, похожем на мандолину, а внутри пахло чесноком, мясом и жареным хлебом. Мы сели за деревянный стол у окна, официантка на ломаном русском принесла меню, но я сразу сказал:
— Нам две порции хинкали. Много. И бокал… нет, бутылку сухого красного.
Инна смотрела, как я уверенно делаю заказ, с явным уважением.
— Ты точно не первый раз в Тбилиси?
— Первый. Но голод — универсальный язык.
Когда хинкали поставили на стол — горячие, пухлые, с ароматом мяса, перца и бульона, — мы замолчали. Сначала ели, потом — пили. Вино оказалось густым, терпким, с лёгкой вишнёвой нотой.
— Знаешь, — сказала Инна, вытирая уголки губ, — я не уверена, что хочу уезжать отсюда. Может, ну его — Баку?
— А как же сделка? — напомнил я. — Пятьдесят тысяч, всё-таки, с неба не падают.
— Ну да, — вздохнула она. — Но хинкали здесь всё равно вкуснее.
Мы посмеялись, расплатились и снова пошли по городу, а к полудню уже сели в машину и выехали на восток, в сторону Баку. Впереди — граница, смена языка, ландшафта, лиц. Но память о Тбилиси, его утренней тишине, хинкали с паром и тостах за любовь и мир, останутся в нас надолго.
Шины шуршали по асфальту уже седьмой час подряд. Мы остановились буквально на полчаса на Красном мосту, только потому что он был построен в 17 веке. Красивые виды были в Казахских горах. В Кировабаде мы хотели посетить мавзолей Низами.
Осень продолжала хозяйничать в Закавказье — деревья вдоль трассы теряли последние жёлтые листья, ветер таскал их по обочинам, срываясь в придорожные арыки.
Мы с Инной приближались к развилке на Кировабад, солнце замерло в зените, и в желудке уже урчало так, что стало ясно — пора останавливаться.
Кафе стояло прямо у шоссе, под низким, ржавым от времени козырьком. В углу курил шофёр в кепке, у входа валялся весь в пыли коврик, а в воздухе пахло жирной лепёшкой, кинзой и слегка прогорклым подсолнечным маслом. Внутри было немного народу — пара водителей с проезжающих, два молодых парня, скорее всего из местных, в чёрных очках, и ещё одна группа человек в плащах, сидевших через три стола от нас.
Мы сели за ближний к окну стол. Инна сразу попросила чай с лимоном и кусок кутаба с зеленью, я — харчо и хлеб. Едва официантка ушла на кухню, как я услышал голос в голове. Не свой — «Друга», через нейроинтерфейс, связанный с мной.
— Медик-инженер второго ранга, вон та группа в плащах за четвёртым столом от вашего — вызывает обоснованное беспокойство. Вещи, лежащие у них в сумке под лавкой, содержат местное взрывчатое вещество применяемое для разработки горных пород. Муха только что подтвердила наличие взрывных компонентов. Количество — достаточное для нескольких устройств.
Я медленно повернулся, как будто просто проверял, не закапал ли харчо скатерть. Пятеро мужчин — один с густыми усами, двое явно моложе, в кожанках, и двое старших, говорили между собой вполголоса. Улыбок — ни одной. Один периодически поглядывал в окно. На лице — напряжение, характерное не для путников, а для людей, находящихся при важном деле.
Инна в этот момент как раз отломила кусок лепёшки и, не заметив перемены в моём выражении лица, сказала:
— Прямо как дома. Только зелень здесь настоящая. И перец у них острый до слез, у меня вся тушь потекла.
Я кивнул и сделал глоток чая, после чего мысленно связался с зондом и птичкой:
— «Муха», «Птичка», взять всю группу под плотное наблюдение. Фиксировать все— движения, речь, куда пойдут, кому позвонят. «Птичка», займи позицию на дереве, чтоб было видно парковку. «Друг» привлекай «Помощника» — нам в самое ближайшее время надо по линиям связи выйти на центральное управление КГБ и сообщить о предполагаемых террористах.
Голос зонда был мгновенным, как вспышка:
— Принято. «Муха» уже настраивает микрофонный анализ. Один из них трижды упомянул «груз должен быть в Баку», общаются между собой на армянском. Птичка на позиции.
Я спокойно продолжил есть. Инна заметила, что я вдруг посерьёзнел.
— Ты что, увидел кого-то знакомого?
Я покачал головой, приподняв бровь:
— Нет, просто кое-что вспомнил… Вроде бы не срочно, но не хочу про забыть.
— Ты иногда ведешь себя крайне странно, — усмехнулась она. — Вроде бы здесь, в этой пыльной кафешке, а потом р-р-аз и ты где-то в космосе.
— Возможно, так оно и есть, — признался я, аккуратно размешивая ложкой суп.
Я снова взглянул на тех пятерых. Один из них как раз вытащил из кармана блокнот, развернул и сделал несколько заметок, затем убрал его, оглянувшись. Наши взгляды не встретились, но внутренне я уже принял решение.
— «Друг», если они пойдут к машине — дайте координаты. Если уедут раньше нас — «Птичка» пусть поднимется выше и ведет их. «Муха» — в салон их машины, запись — непрерывно, в облачное хранилище — резервная копия через каждый час.
— Подтверждено. Работаем.
Инна снова заговорила, отрезая следующий кусок кутаба:
— Поехали отсюда пораньше. У этого места какая-то странная атмосфера. Я не люблю, когда липких взглядов слишком много.
Я посмотрел на неё внимательно и сказал тихо, почти не двигая губами:
— Мы уедем через пятнадцать минут. Но ты не смотри по сторонам. Просто ешь и улыбайся. Если спросят — ты туристка из Прибалтики, я — инженер в командировке.
— А если не спросят?
— Тогда просто будем мужчиной и женщиной, которые хотят доехать до Баку и поужинать в нормальном ресторане.
Она засмеялась. Натянуто, но засмеялась. И в этом смехе — в её смелости — я вдруг почувствовал, что не зря тащил её через пол-Кавказа. Мы были на этой дороге вместе. А всё остальное — можно вычислить, отследить, а при необходимости — устранить.
Мы с Инной доели лепешки, расплатились с улыбчивой женщиной в переднике, поблагодарили за вкусную еду и вышли из кафе. Воздух был уже не такой теплый, как пару часов назад. Я бросил взгляд через плечо — за столом, где сидела подозрительная пятерка, все были на месте. Один из них тер ладони, как будто мерз, "Друг"ой — смотрел в пустоту, будто не ел, а ждал команды.
Я отдал приказ через нейроинтерфейс:
— «Птичка», «Муха», остаетесь в наблюдении. Поведение группы — анализ в реальном времени. Отслеживайте транспорт, номера, любые предметы в руках. Запись непрерывная. «Птичка» — внешнее наблюдение. «Муха» — приоритет на перехват речевых паттернов.
— Ты не забыл, что ты обещал показать мне мавзолей Низами? — спросила Инна, надевая куртку, — Кировабад ведь совсем рядом, да?
— Конечно, — кивнул я. — Двадцать минут максимум. Местные зовут его мавзолеем Имамзаде. Очень старое здание, чуть ли не XIII века. Интересная архитектура, характерная для шиитских святых мест. Там почти никого не бывает — хорошее место, чтобы проветриться.
Мы сели в Ниву, я мягко вывел ее обратно на трассу. Инна смотрела в окно, ее волосы играли на ветру. Она не задавала лишних вопросов, чувствовала по мне — я на взводе, хотя внешне старался быть абсолютно спокойным. Через двадцать минут мы уже сворачивали к мавзолею. Кучка стариков сидела у стены, один мальчишка пас овец неподалеку. Я припарковался под старым карагачом, поставил сигнализацию и через нейроинтерфейс отдал приказ:
— «Птичка», докладывай каждые две минуты. Особое внимание на транспорт. если поедут — сообщить сразу.
Мавзолей встретил нас запахом влажного камня, легким эхом и прохладой. Мы зашли под арку, разглядывали орнаменты, обломанные мозаики, Инна фотографировала на свой «Зенит». Я как раз начал рассказывать ей о символике шиитских надгробий, когда внутри головы прозвучал голос — без всяких церемоний, четко и резко:
— Медик-инженер второго ранга, внимание. К месту прибыл светло-серый микроавтобус ЕрАЗ. Вся группа террористов села в него. Задержки не было. Сумки — те же. Направление — восток, по трассе на Евлах.
Я выдохнул медленно и обернулся к Инне:
— Ир, слушай, у меня началась боль в спине, резкая, поясница. Наверное, из-за сидения в машине. Мне надо немного размяться. Давай не будем задерживаться. Хочу засветло добраться до Баку.