— Аргументировано, — уже на полном серьезе произнес Измайлов.
— Разрешите вопрос? — Произнес один из молодых офицеров.
— Нужно, — ответил генерал.
— Допустим эти действия инспирированы инопланетной цивилизацией. Для чего уничтожать преступников именно в том регионе?
— Хороший вопрос. Молодец! Кто на него ответит? — Спросил Измайлов.
— Похоже на зачистку территории. Если допустить что, в районе Баку радионаводчик и компания, обосновались и приняли решение обезопасить себя от вероятных неприятностей.
— А если не от вероятных неприятностей, а от уже произошедших. Может быть уже что-то такое произошло, что вынудило их провести мероприятия по зачистке… Тогда что?
После этого конкретного вопроса началось живое обсуждение что могло послужить триггером для устранения террористов.
— Пусть так, — решил не втягиваться в спор Измайлов.
— Ну, если это инопланетяне, — не сдался лейтенант, — то наверняка располагают быстрым транспортом. Найдем их, и спросим, что да как.
— Вот вы и займетесь бакинским направлением товарищ лейтенант, — решил на этом закончить это совещание Измайлов. — Сегодня же летите в Баку. В местном Комитете содействие откажут. Остальные займутся отработкой других направлений!
— Есть, товарищ генерал-майор! — отрапортовал Иванихин и сел довольный.
— Председатель дал нам задание, заняться этим. Тихо, без шума. Без бумаг, без длинных языков. Отрабатываем три направления. Первое — птицеводы. Не простые, а те, кто способен выдрессировать птицу до уровня действия в группе. Второе — люди, работавшие с насекомыми. Учёные, военные биологи, какие нибудь тренеры-энтомологи если они только существуют. Назовем их «командиры мух» — КМ.
Иванихин приподнял бровь:
— Командиры мух…
— Я понимаю, звучит странно, — спокойно продолжил генерал. — Но если муха способна вести наблюдение и при этом ориентироваться в замкнутом пространстве — значит, или ей кто-то управляет, или она надрессирована делать это.
— Скорее ей управляют с помощью пока неизвестной нам технологии. — Отозвался лейтенант.
Внимание! — Генерал сделал паузу, чтобы подчеркнуть вес следующего пункта. — Третье. Радиолюбитель. Очень умелый. Такой, кто свободно влезает в закрытые радиоканалы, не оставляя следов. Наши спецы пробовали отследить передачу — сигнал был нестандартный, будто принимаемый с нескольких направлений одновременно.
Зам генерала снова кивнул.
— Понятно. Нужно искать среди тех, кто в своё время не захотел идти в науку, но остался при деле. Старые лаборатории, закрытые институты, хозрасчётные предприятия при разных структурах, типа НИРы или НИСы в вузах и тому подобное.
Измайлов кивнул с удовлетворением.
— Именно. Поднимите даже тех, кто уволен или списан по психиатрии. Мир меняется. У нас больше нет роскоши считать, что если что-то непонятно, то это просто глупость. Мы не можем позволить себе быть слепыми.
Он встал. Остальные — вслед за ним.
— Вопросы есть?
Молчание. Все были напряжены, но сосредоточены.
— Разойдись. Отчёты — к утру. Ермаков, со мной. Подполковник, пройдемте ко мне, — обратился генерал к своему заму.
Комната опустела.
Глава 31
Шагая по коридору Измайлов подумал про лейтенанта: «У него там родственники, что ли?»
Как только за ними закрылась дверь, генерал произнес: — У меня нехорошее предчувствие. Такое бывало редко, но раньше оно всегда сбывалось. На кону — безопасность руководства страны. Не исключаю, что это может быть не просто разведка противника. Возможно, это что-то…
Зам Измайлова встал со стула.
— Сколько у нас есть времени?
Филипп Иванович встал и подошёл к окну, глядя вниз, на Лубянскую площадь. Генерал повернулся, облокотившись о подоконник.
— Время у нас — неделя, потом весь отдел раскассируют. Не обнаружим птицевода, командира мух, а заодно радионаводчика, наше подразделение расформируют, прошу это учесть и довести еще раз до всего личного состава.
— На счет расформирования вы серьезно Филипп Иванович? Я думал, для поддержания тонуса…
— Да нет серьезно… А теперь давай определимся, кто куда едет…
— Тогда я начну с Центрального института орнитологии. Они работали с хищниками для охраны аэропортов. И зайду в биофак МГУ. У них были проекты по насекомым-носителям.
По линии радиолюбителей — назначь самого компетентного в этой сфере, пусть попробует выйти на клубы ДОСААФ. Там ещё остались умельцы, которых не берут даже в профильные институты связи, с их идеями.
— Действуйте. И докладывайте только мне. Все материалы — через тебя, или через секретку.
— Понял вас.
Измайлов посмотрел на часы и тихо добавил:
— Скажи всем, пусть будьте крайне осторожны и предельно аккуратны. Кто бы это ни был — он умнее нас. И, возможно, уже знает, что мы о нём знаем.
Этот осенний вечер в Баку выдался по-летнему теплым. Когда в здании аэропорта объявил посадку на наш рейс до Минска, я с Инной неторопливо поднялся с кресла. Мы бросили последние взгляды на зал ожидания, наскоро поправили одежду и направились к стойке регистрации.
Быстро ее пройдя, и получив бирки на свой багаж, пошли к выходу на летное поле. Немного нервничали по поводу пачек денег, но все обошлось.
— Пошли, любимая, — сказал я, подхватывая нашу скромную ручную кладь. — Сейчас бы оказаться в Минске по щелчку пальцев, но, увы, без инопланетных технологий приходится летать как обычным землянам.
— А я, знаешь ли, люблю взлеты, — улыбнулась Инна, поправляя прядь волос и застегивая куртку. — В этом есть что-то щекочущее нервы.
Пройдя через стеклянную дверь, мы оказались на темнеющем бакинском аэродроме. Впереди, стальной птицей, стоял Ту-134, подсвеченный прожекторами. Его нос гордо смотрел в сторону взлетной полосы, а турбины издавали негромкие звуки, готовясь к работе.
На трапе толпилось с десяток пассажиров, переговаривавшихся между собой, кто-то курил, кто-то поднимал воротники. Мы заняли очередь, и Инна, поворачиваясь ко мне, сказала:
— Помню, как мы впервые летела из Москвы в Минск? Тогда в голове был туман, эмоции а сейчас, наоборот, полная ясность и спокойствие. Помню только, как тогда нервничала из-за веса багажа, — произнесла она меня с мягкой улыбкой.
Когда подошла наша очередь, мы поднялись в салон. Внутри было тепло, пахло чем-то незнакомым. Еще замкнутым пространством и духами от стюардесс. Нас встретила молоденькая бортпроводница с круглым лицом и аккуратной прической.
— Добрый вечер, ваши места? — спросила она, глядя на наш посадочный талон.
— Девятый ряд, места «А» и «Б», — ответил я, передавая ей наши билеты.
— Прямо по проходу, почти в начало. Ваши места налево, — кивнула она с профессиональной улыбкой.
Мы нашли свои кресла у окна. Я занял место у иллюминатора и сразу же выглянул наружу. Ночная подсветка окутывала стоянку тусклым жёлтым светом. Где-то вдали вспыхнул огонь проблескового маяка, и диспетчерская башня кивнула нам огоньками, как бы прощаясь.
— Как думаешь, он нормально взлетит? — шепнула Инна, пристраиваясь в кресле.
— Конечно, — успокоил я её. — Это же советский лайнер. Их чуть ли не из стали варят, не то что буржуйские консервные банки. — Хотя никакого понятия об этом не имел.
Через несколько минут командир экипажа объявил о подготовке к взлету. Лайнер запустил свои двигатели, фюзеляж вибрировал, словно собирался стряхнуть с себя усталость. Мы покатились к началу полосы, и через полминуты турбины завыли сильнее — начался разбег.
Плавно, без рывков, самолет оторвался от земли, и я невольно посмотрел вниз. В иллюминаторе проплывали огни Баку, а за ними раскинулась черная гладь Каспийского моря, словно темный бархат с серебристыми искрами.
— Красота, — прошептал я, не отрываясь от окна. — Даже немного жалко улетать.
— Мы ещё вернемся. А пока пусть Минск нас примет, — тихо ответила Инна и положила руку на мою ладонь.
В течение полета нам предложили ужин: куриная котлета с пюре, два хлебца, нарезка из огурца и помидора и яблочный сок. Мы поужинали молча, наслаждаясь редкой тишиной и усталостью. После еды Инна опустила спинку кресла и уснула, накрывшись пледом. Я последовал её примеру.
Проснулись мы от легкого толчка при посадке. Через иллюминатор виднелись тусклые фонари, влажные от недавнего дождя полосы, и пыльное здание аэропорта Минск-1.
На часах было почти десять вечера. Мы вышли из самолета и вместе с другими пассажирами, прошли в здание аэропорта «Минск-1». Багаж получили быстро. На выходе стояли несколько дежурных таксистов — мы подошли к одному пожилому мужчине в клетчатом пиджаке.
— Проспект Пушкина, — сказала Инна.
— Садитесь, сейчас доедем, — кивнул таксист, беря сумки и укладывая их в багажник.
В салоне пахло табаком и моторным маслом. Дорога была короткой, Минск встретил нас сырым холодом и тишиной, будто город уже лёг спать.
Когда мы подошли к подъезду, Инна достала ключи. Я обернулся, вдохнул ночной воздух — и тут же сморщил нос.
— Вот чёрт… — пробормотал я. — Опять кто-то в подъезде держит котов. Запах вернулся опять
— Да, — поморщилась Инна. — Вроде кто-то с третьего этажа подкармливает уличных. Жалко их, конечно, но на лестнице теперь просто невозможно дышать.
Мы поднялись на этаж. Инна отперла дверь, и внутри нас встретил уют: полумрак, теплая тишина и запах её любимых духов, впитавшийся в стены.
— Добро пожаловать домой, — тихо сказала она.
Я кивнул и прошептал:
— Как же хорошо снова быть с тобой… и без «Нивы».
Мы оба тихо рассмеялись и закрыли за собой дверь.
Следующее утро после возвращения из Баку выдалось хмурым, но спокойным. Осенний воздух Минска был терпким и влажным, как молодое вино. Город шумел своим обычным ритмом — троллейбусы лениво скользили по проспекту Пушкина, студенты спешили к восьми утра в вузы, а на остановках уже толпились полусонные минчане.