— Спасибо парень! Очень вовремя, выручил.
— Радист-разведчик, — пожал я плечами. — Еще могу крестиком вышивать…
Врачи рассмеялись.
Инна стояла у двери. И смотрела.
Так, как не смотрят на ефрейторов. А только на тех, кто вытаскивает из задницы весь госпиталь в самую чёрную смену.
Я только что вернулся из операционной… И Инна сразу налила мне ещё кружку чая. На подоконнике тускло светила ночная лампа, и чайный пар казался почти сказочным.
Она смотрела на меня долго, без улыбки, но взгляд был какой-то — прозрачный, без тревоги.
— Если бы ты не включил нож… знаешь, сколько крови потерял бы этот мальчик? — тихо сказала она. — Ты, может, всю его весну включил одним щелчком.
Я пожал плечами, будто не услышал. На деле — просто не знал, что ответить на такое. В груди что-то пошевелилось — не от гордости, нет… от чувства, что я снова влез в чужую судьбу.
— А ты… где так научился эти электроножи щёлкать? — продолжила она, отхлебнув чай.
— Я… мастер-радиолюбитель, — тихо ответил я. — У нас с батей домашняя радиомастерская, он с пятого класса меня к паяльнику подпускал.
А в 8 классе я уже трансивер на полевых транзисторах собрал, представляешь? Вот и попал в ВДВ к радистам. А там, где только не латал технику — и в поле, и в медсанчасти, и даже в учебке связи под Баку…
Инна кивнула, задумалась. Ложечка тихо звякнула в её кружке.
— Слушай… посмотришь один аппарат? — сказала она, будто бы невзначай. — У нас в кладовке валяется «Юнность», УЗИ. Уже два года как пылится. Говорят, что конденсаторы вздулись, ну и блок питания барахлит. Только… инженеров нет, да и не до него им.
— А он где? В вашем отделении?
— У нас, да. В неврологии. Он по бумагам числится, но никто уже и не надеется. А зря… — её голос вдруг стал мягче. — Иногда так не хватает нормального УЗИ. Хотя бы просто почки глянуть… А то только руками и молитвами.
Я сделал глоток, посмотрел на неё поверх кружки.
— Утром?
— А если я скажу — сейчас?
Мы переглянулись. Я встал первым.
В кладовке отделения неврологии был полумрак, пахло пылью. Включенная лампа дневного света никак не могла нормально включится и моргала почти как стробоскоп.
Инна повела меня в самую глубь помещения. За стеллажами с бинтами, склянками и списанными каталками — тяжелая ткань наброшена на громоздкий аппарат.
Мы встали рядом. Я потянулся откинуть тряпку — и в этот момент её рука коснулась моей.
Не нарочно, как бывает, когда вместе тянешь на себя что-то большое.
Но никто не отдёрнул руку. Наоборот — замерли. Я повернулся к ней. Она стояла слишком близко. Свет падал под острым углом, вычерчивая скулы, тонкие губы, мягкие линии плеча под белым халатом. Она уже сняла косынку, и волосы — те самые, медовые — свободно лежали на плечах.
— Ты что-то включаешь, — прошептала она, глядя прямо в глаза.
— Я? — я хрипло усмехнулся. — Скорее, ты.
Она не ответила — просто шагнула ближе.
Поцелуй случился без команды. Как замыкание — без искр, но с ударом. Тихо, сильно, с тем напряжением, которое копилось с самой каптёрки, где я тягал ящики, а она делала вид, что не смотрит.
Её халат медленно скользнул на аппарат, которому тоже пора вернуться к жизни. Слова сейчас не нужны — ни научные, ни из будущего.
Где все просто.
Свет из окна узкой форточки ложится на лицо Инны. Она задремала, прикрывшись халатом, положив голову на мои колени. Я сижу рядом, держа в руках разобранный, пыльный блок УЗИ.
— Ну что, «Юнность», старушка… — шепчу, — давай оживем вместе?
«Друг» внутри тихо откликается:
— Повреждение блока питания, три вздутых конденсатора. Один пробой в цепи генератора. Это лечится.
Я киваю. Рука автоматически тянется к инструменту. Паяльник — как продолжение моего пальца. Запах флюса и олова. Всё как дома. Только рядом — не схема, а женщина, которой я уже не безразличен.
Она открывает глаза.
— Уже ковыряешься?
— Ага. Тут всё просто. Надо было только… немного тепла.
Инна улыбается, не вставая.
— Кажется, с этим у нас сегодня не было проблем.
Глава 5
— Есть! — коротко сказал я, когда экран старушки — «Юности» вспыхнул зелёным светом. Аппарат пискнул, словно зевнул после долгого сна, и бодро показал: все блоки активны, датчики живы, генератор запустился.
Инна потянулась, глядя на экран, прикрытая моей курткой от госпитальной пижамы.
— Он работает… — прошептала, будто боялась спугнуть. — Ты настоящий волшебник, Костя.
— Мастер-радиолюбитель, — уточнил я, кладя паяльник на подставку. — Но в целом, да. Можно ещё подгонять клиентов.
Она уже собиралась уходить, собирая волосы в привычный пучок.
— У меня в восемь автобус. Мама ждёт. Обещала сварить куриный бульон. Если, конечно, ночью не рвало…
Я на миг задумался.
— А какой у неё диагноз, ты же говорила?
Инна оперлась на дверной косяк.
— Рассеянный склероз. Пока в ремиссии, но правая нога почти не ходит. Я ж поэтому и ушла с четвёртого курса. Хотела на реабилитолога…
— Ты всё ещё можешь им быть, — сказал я тихо.
Она посмотрела внимательно. В глазах у неё — и недоверие, и надежда. Но вслух произнесла:
— Тогда начни с завтрака. Ты совсем с ума сошёл: всю ночь на ногах, секс, паяльник и никакой каши. Умрёшь, и что мне потом делать.
— Хорошо бы не ты, а кто-нибудь попроще… — буркнул я, надевая куртку и поправляя воротник.
Инна, уже в уличной одежде, ткнула пальцем мне в лоб:
— Не расслабляйся, волшебник. Сегодня ты получил больше, чем заслужил. А завтра — кто знает?
Она поцеловала меня быстро, почти по-деловому, но с тем самым оттенком, который оставляют только настоящие женщины.
И исчезла за дверью.
Я, всё ещё слегка одуревший от бессонной ночи, держал поднос с кипящим какао, хлебом с маслом и кашей — то ли рисовой, то ли манной, уже не важно.
На раздаче всё те же девчонки, что вчера. Одна подмигнула, другая насыпала поварёшку от души.
— Ну что, боец, сегодня без подливки, зато с победой? — хихикнула кто-то из-за спины.
Я кивнул, забираясь за стол в углу.
— Взял плоть под контроль, — пробормотал я в пустоту, улыбаясь.
«Друг» молчал. Видимо, давал мне возможность просто побыть человеком.
Сбросив пижаму на стул, лег, откинулся, уставившись в потолок.
— Ну вот и утро, — сказал я себе.
Госпитальная тишина ласкала слух. Где-то медленно катили каталку. Сестра смеялась в коридоре. Из окна — птицы, свежесть, жизнь.
Мир, в котором я сначала был чужой. Но теперь — уже не совсем.
Глаза закрылись.
Сон пришёл быстро. Крепкий.
Я ел. Много и вкусно. Я тягал железо. Серьёзно и с наслаждением. Я мылся в душе так долго, что горячая вода почти закончилась.
У меня был ключ от каптерки — от моего нового маленького мира. Сейчас моя плоть снова требовала хлеба, а не зрелищ. Мысли текли медленно. Тело дышало уверенно. «Друг» молчал, видимо, наслаждаясь редким покоем.
В понедельник, после обеда, я только вышел из столовой, где мне снова положили борща погуще, когда санитар по фамилии Панкратьев догнал меня на лестнице.
— Борисенок, к начальнику госпиталя. Срочно. Он уже ждёт.
— За что опять? — буркнул я, хотя внутренне напрягся. Вроде не косячил. Даже наоборот.
Полковник медицинской службы Дубинский был типичным представителем породы «боевых врачей»: крепкий, немного седой, вечно мятая белая форма и взгляд, который просвечивает тебя до пуповины.
Он смотрел в бумаги, когда я вошёл, потом поднял глаза и сразу сказал:
— Садись ефрейтор. Я коротко.
Я сел. В кабинете пахло кофе и йодом.
— Ты, Борисенок, парень не из простых. И я уже знаю, что за два дня ты успел оживить электронож, и даже воскресить аппарат УЗИ. Плюс по госпитальной части — порядок, дисциплина, спорт, даже девочки на кухне жалуются, что ты слишком вежлив.
— Простите?
— Это шутка, расслабься. — Он усмехнулся. — Слушай, у тебя дембель через месяц?
— Да, товарищ полковник. Первые числа октября.
— Я свяжусь с полком, задержки не будет, уйдешь день в день — 29 сентября. Так вот. Я предлагаю: оставайся после демобилизации. Гражданским. Какая у тебя гражданская специальность?
— Год до армии электромонтер связи, и «мастер-радиолюбитель»…
— Пойдешь пока радиотехником по аппаратуре. Документы мы пробьём, жильё — койко-место в общежитии при госпитале, с питанием — решим. Зарплата — скромная, но стабильная и бесплатное питание в офицерской столовой. Ты госпиталю нужен.
Он подвинул ко мне лист бумаги. Там уже было всё: расписано, что куда подавать, когда и кто подпишет. Он готовился. Не просто с бухты-барахты.
Я помолчал. Вот так, за секунду, появляется развилка в жизни. С одной стороны — свобода, дембель, путь в никуда. С другой — место, где ты уже что-то значишь.
— Я подумаю, — тихо сказал я.
— Думай, — кивнул Дубинский. — Только прошу, не слишком долго. У меня такие, как ты, не каждый день с неба падают.
Он протянул мне руку. Я пожал — крепко, по-мужски. И вышел из кабинета с головой, полной мыслей.
Понедельник уже свернул на вечер. Солнце навострилось за горизонт, но сентябрьский воздух ещё держал дневное тепло. Я сидел на скамейке у входа в административный корпус и ждал. Минут через десять двери открылись, и появилась Инна Ивановна. Белый халат скинула на руку, волосы заколоты шпилькой, на плече — сумка. Она увидела меня и, не удивившись, направилась прямо ко мне.
— Ты что тут? Неужели караулил? — прищурилась она, улыбаясь.
— А что, не имею права проводить красивую девушку после трудового дня до остановки?
— Имеешь, — хмыкнула. — Особенно если эта девушка тебе доступ в душ дала… и аппарат УЗИ.