— Ну что, строитель, санитарная комиссия с проверкой прибыла. — Она остановилась на пороге, осматривая моё владение с прищуром. — Где у тебя тут гостиная?
— Вон табурет. Один, но с душой. Можешь считать его диваном.
Она прошла внутрь, огляделась. Глаз зацепился за дверь с ручкой, за поддон из нержавейки, за кабель, проложенный идеально ровно. Лицо мягко просветлело.
— Ты теперь не просто Костя.
Она поставила коробку на ящик, развернулась ко мне.
— Ты теперь завидный жених, со своим жильём.
Я застыл. Потом — рассмеялся. Глухо, но искренне.
— Ну да. Осталось только прописку в паспорт оформить и повесить график визитов дам на двери.
— Только попробуй! — Она прыснула. — Я тебе туда портрет Флоренции Найтингейл повешу. С цитатой. Чтобы знал, кого бояться.
— Лучше цитату Ломоносова.
Она подошла ближе, распечатала коробку. Торт. «Зебра». Плюс две чайных ложечки.
— С кухни стащила. Скажешь кому — не поверят.
— Молчу, как разведчик под прикрытием.
Мы сели на ящики. Лампа немного моргала из-за нестабильной амплитуды напряжения. Чайник парил. Вкус был простым, как всё настоящее: торт, чай и человек, которому не всё равно.
Она кивнула в сторону стены:
— Слушай… А если серьёзно — ты ведь тут теперь как у себя?
— Теперь да.
— И никуда не уйдёшь?
Я посмотрел на неё. Прямо.
— Только если ты выгонишь.
Инна улыбнулась.
— А если не выгоню?
— Тогда… придётся делать место под второй табурет.
Она не ответила. Только взяла мою руку — пальцами, легко. И больше не отпускала.
Инна медленно обвела взглядом мою недоустроенную берлогу — от стены до поддона, от розетки до розетки.
— Ну что, дом есть. А спать где будешь, строитель? На ящике?
Я хмыкнул, почесав затылок:
— Спать — в перспективе. Пока — больше как медитатор.
Она вздохнула, качнула головой.
— Пошли.
— Куда?
— В каптёрку, куда же ещё. Там хотя бы кровать нормальная, простыни чистые и не гудит лифт, как старый дирижабль.
Я хотел возразить, но… не стал. Просто взял чайник, коробку от торта и пошёл за ней.
Глава 7
Полумрак. Маленький светильник под потолком, стены — как и всегда — облуплены, но свои. На подоконнике сушится халат, а в углу — кровать, узкая, как ложемент, но ровная и вполне реальная.
Инна закрыла дверь, повернув ключ в замке.
— Чтоб никто не мешал радиотехнику медитировать.
Я поставил чайник на электроплитку, выдохнул:
— Я ведь не специально.
— Знаю. Просто ты умеешь быть рядом — без понтов, без вопросов и без «ты чё, нормальная?». Это редкость. Особенно у мужиков с проводкой.
Мы молча выпили по кружке чая. Я сел на край кровати. Она села рядом. В тишине слышно было, как капает вода в раковину, и как где-то далеко у прачечной завывает ветер.
Инна сняла свитер — осталась в майке и юбке.
Повернулась ко мне:
— Ну, так что жених…
Я смотрел на неё, не веря, как спокойно она говорит про невозможное.
— Хочешь сказать, ты останешься?
— Хочу сказать, я не ухожу. А ты… просто ложись рядом. Без драмы.
Полночь. В полудрёме я услышал ветер за окном. Она уже спала.
А я — лежал, слушал её дыхание. И впервые за очень долгое время не чувствовал себя одиноким.
Свет пробивался через щель в занавеске, а я пытался понять, что за тепло у меня под боком, почему пахнет шампунем, и кто дышит ровно и близко, как встроенный регулятор атмосферы.
Потом вспомнил. Инна. Ночь. Торт. Кровать. Она лежала рядом, немного повернувшись ко мне спиной, волосы растрёпаны, плечо видно из-под простыни, дыхание ровное. Я медленно сел, потянулся — и аккуратно встал, чтобы не разбудить. Шагнул к чайнику. Он ещё был тёплый.
И тут, не открывая глаз, она прошептала:
— Только скажи, что уходишь — и я тебе новый матрац не дам.
Я замер.
— Какой матрац?
Инна открыла один глаз, хищно прищурилась:
— Тебе ж нужна нормальная кровать? Ну вот. У нас в санпропускнике на складе лежит новый матрац, новая подушка, даже одеяло — всё в упаковке, с мылом внутри. Я вчера договорилась.
Я выдохнул:
— Ты… серьёзно?
— Более чем. У каждого пришельца, решившего остаться на земле, должно быть свое постельное. Чистое. Мягкое. И с приятным запахом.
Я подошёл, сел на край кровати.
— А запах — какой?
— Мой. — Она зевнула. — Ты теперь его хранитель.
К моменту, когда Инна вручила мне большой тюк с «постельным комплектом молодого жильца», у меня уже был план.
Я активировал нейроинтерфейс и шепнул:
— «Друг». Активируй дронов. Режим: сканирование объектов бытового применения. Радиус — два километра. Приоритет — стройматериалы, мебель, оборудование, металлоконструкции, сантехника.
— Принято. «Птичка» и «Муха» активны.
— Объекты в радиусе: Деревянный щит размером 2×0,8 метра. Секционный шкаф с зеркалом — медпункт бывшей части ПВО. Контейнер с кафелем — рядом со стройплощадкой, под навесом. Старая чугунная печка — крыша подсобки теплотрассы.
— Сортировать по пригодности, уточнить доступность.
— Сопровождающий комментарий: даже в СССР можно жить, если у тебя есть разведывательные дроны.
Я усмехнулся. Теперь у меня была дверь. Свет. Вода. И — нормальная кровать.
Через пару часов, уже установил деревянный щит на сколоченные тарные ящики. Ровно, по феншую. Расстелил матрас и новое бельё — голубое с серыми полосками, пахнущее складом, но абсолютно чистое.
Положил подушку. Расправил одеяло. Это уже было не просто помещение, это было гнездо. В угол поставил лампу. На подоконник — книжку «Основы терапии» и сложенный пакет с кружками.
В голове — тишина. В сердце — работа. В жизни — новая реальность.
Осеннее солнце ещё не село, но свет уже стал мягким, почти персиковым. Окно было приоткрыто — ветерок шевелил челку. В комнате пахло чаем, свежим деревом и новым бельём.
Я сидел на краю кровати, допивал зелёный чай с мятой, когда в дверях появилась Инна.
— Ну, строитель, — хрипло сказала она. — Новоселье отмечаешь?
— Отмечаю. Тебя жду. Без тебя тут не то.
Она зашла. Сумка упала у двери. Халат — следом, на спинку стула. Осталась в белой рубашке, юбке и легком плаще. Волосы слегка растрёпаны.
— Сегодня пациентов — как мух на компот. Плюс отчётность. Плюс наша старшая с утра всех строила, как будто мы ей картошку недосолили в прошлой жизни.
Я встал, подошёл.
— Садись.
— Куда?
— Спиной ко мне. На край. Вот сюда.
Она села, немного недоверчиво. Я встал за спиной, положил руки ей на плечи — мягко, но уверенно.
— Ты чего…
— Расслабься.
Пальцы начали скользить по плечам, находя зажимы, напряжение, затвердевшие пятна усталости. Я не торопился. Работал, как с тонкой техникой — всё внимание в пальцах, аккуратно в прикосновении.
Инна вздохнула. Один раз. Второй. Потом — голова опустилась.
— Мммм… а ты что, ещё и массажист?
— Не только душа моя.
Я медленно прошёлся вдоль позвоночника, нашёл небольшой перекос в лопатке, нажал чуть сильнее.
Щёлк.
Инна вздрогнула. Затаила дыхание. Потом резко выдохнула:
— Ты это сейчас что сделал?
— Вправил. Маленький подвих в грудном отделе. Пятый или шестой позвонок. От постоянного наклона за столом.
— Аааа… — она протянула с облегчением. — Ты колдун. С космоса.
— Я просто слушаю руками.
— И руки у тебя хорошие…
Она развернулась, прижалась лбом к моей груди.
— Я не знаю, что между нами. Но… тут я отдыхаю.
— И я. Тут — всё настоящее.
Мы молчали. Я просто обнял её. Она просто была рядом.
Иногда этого — больше чем достаточно.
Асфальт тёплый, небо прозрачное, трава по краям уже начала жухнуть. Автобус ещё не подъехал, но люди с сумками уже столпились — санитарки, прапорские жёны, кто-то в гражданке с коробкой под мышкой.
Я стоял рядом с Инной, мы молчали, как люди, у которых слов осталось немного, но каждое — с весом.
Она держала в руках платок, крутила в пальцах, будто прятала в нём вопросы.
Я сказал:
— Сегодня оформляют выписку. Завтра — документы на руки и в Витебск.
— Уже?
— Уже. Пару дней — в части. Дембель.
Потом — в Гомель, к деду с бабушкой. Надо навестить. Там — щи, разговоры, тишина.
А оттуда — в Минск. Гомель — это недалеко. Дизелем — часов пять-шесть. Приеду и сразу начну оформляться в госпиталь.
Инна кивнула, не глядя.
— Только не забывай: я тебя здесь приметила первой, пусть там девчонки из пищеблока хвостами не вертят.
Она улыбнулась сквозь волнение:
— Я уже свой хвост сложил в сундук. Не достаю даже по выходным.
Мы оба рассмеялись. Потом — пауза.
— Инна… — я посмотрел ей в глаза. — Ты для меня… не просто сестра-хозяйка с красивыми глазами и руками.
— Знаю.
— Я вернусь. Сделаю нормальную мебель, какой ни у кого не будет. С тебя нормальные портьеры на окно. Только без фиолетовых орхидей. Ненавижу.
— Согласна. Возьму с медведями.
— Слушай, а хочешь вместе пойдем выбирать?
— Хочу!
Подъехал автобус. Водитель открыл двери, загудел мотор. Люди зашевелились. Инна бросила взгляд на салон, потом — на меня.
— Ладно, невеста. Жди. Я не потеряюсь.
— Я тоже. Я… теперь с тобой… жених.
Она коротко поцеловала меня в щёку — почти по-домашнему. Повернулась, забралась в салон. Из окна — улыбка. Машет мне, и я машу в ответ. Автобус тронулся. А я остался стоять на остановке.
Ветер шевелил край моей гимнастёрки. А в груди — не пустота. Тепло. И точка в пространстве, куда теперь хотелось возвращаться.
Я аккуратно взял в руки выписку из истории болезни, справку формы №17 и командировочное предписание. Начальник отделения, капитан медицинской службы, приложил к документам рекомендации — освобождение от нарядов на неделю и направление в санчасть части для долечивания.