Не зная в ту пору о политических конфликтах среди правящей верхушки, мы вплоть до последних дней войны не сомневались в правильности ведения боевых действий и принимавшихся генералитетом решений.
Будучи свидетелями умелого военного руководства на поле боя, немецкие солдаты-фронтовики высоко почитали своих командиров. И все же, даже если тактические решения полевых офицеров принимались самостоятельно, политическое вмешательство на уровне корпуса и выше приводило порой к серьезным стратегическим просчетам.
В Красной Армии вмешательство политических комиссаров-коммунистов в принятие военных решений было еще более вездесущим. В отличие от вермахта в Красной Армии политруки имелись на всех уровнях, вплоть до роты. Они навязывали русским офицерам свое видение тактических вопросов, указывая, как и где воевать.
Хотя у русских было немало талантливых военачальников, прекрасно образованных и хорошо разбиравшихся в тактике, наличие политруков зачастую ограничивало сферу их полномочий. Политическое невмешательство в действия вермахта во многом объясняет тактическое превосходство Германии. Когда же политруки впоследствии забрали власть над принятием военных решений, это привело ко множеству ненужных потерь. По моим оценкам, за всю войну, возможно, четверть потерь Красной Армии была вызвана вмешательством политруков.
На фронте немецким солдатам было видно, что советские политические руководители и офицеры ни во что не ставили жизнь своих солдат. Они без колебаний жертвовали ими при проведении военных операций, имевших минимальную вероятность успеха.
Нередко, да, пожалуй, большую часть времени, Красная Армия подкрепляла силы своих бойцов обильными порциями водки, особенно при тяжелых, почти безнадежных для нее боях. На Волховском фронте я своими глазами видел, как красноармейцы шли в атаку без оружия, надеясь получить винтовки своих павших товарищей. НКВД расставлял у них за спиной так называемые заградотряды с пулеметами, чтобы не допустить возможного отступления. Не имея иного выбора, эти солдаты шли вперед на верную гибель на наши прекрасно укрепленные оборонительные позиции.
Попав в плен, русский солдат все равно продолжал сопротивляться. Попытки припугнуть пленных оружием во время допросов чаще всего вызывали у них улыбку. Странно, но сломить их волю можно было лишь угрозой избиения палками или чем-то подобным.
Помимо солдат славянского происхождения после 1943 года Красная Армия стала активно комплектоваться за счет народов советской Средней Азии. Славян мы не слишком боялись, более серьезные опасения у нас вызывали именно азиаты, проявлявшие особую свирепость и безжалостность в боевых действиях.
В начале войны мы в основном считали советских солдат примитивными жестокими созданиями. Однако когда лучше узнали противника, стойкость и мужество русских бойцов вызвали у нас искреннее уважение. Каким бы ни было их истинное отношение к коммунизму, мы вскоре поняли, что русские готовы жертвовать собственными жизнями ради свободы своей родной страны и изгнания немецких захватчиков.
Глава 11Сражения на Ладоге
Март — сентябрь 1943 года
Конец марта — 24 апреля 1943 года
Хотя наши войска все еще держали кольцо осады вокруг Ленинграда, наступление Красной Армии в январе 1943 года увенчалось успехом и позволило начать снабжение города со стороны юго-западного берега Ладожского озера. В середине марта советские войска начали второе сражение за Ладогу, атаковав части вермахта восточнее Ленинграда.
В конце марта русские вытеснили 58-ю пехотную дивизию из Новгорода, и нам пришлось отойти на 90 километров севернее озера Ильмень, чтобы прийти на помощь частям вермахта на этом угрожаемом участке. Когда наша дивизия достигла линии фронта возле городка Красный Бор, расположенного южнее Невы, нас определили на резервные позиции позади испанской Голубой дивизии, сражавшейся на стороне Германии против Советской России.
В это время в командовании 13-й роты произошли изменения. Когда лейтенант Мюнстерманн и его преемник лейтенант Юргенс были назначены командирами батальонов нашего полка, командиром роты стал лейтенант Рейхардт. Возможно, готовясь занять этот пост, Рейхардт назначил меня неформальным связным между нашей минометной ротой и испанскими войсками, дислоцировавшимися впереди нас.
Помимо корректировки огня наших орудий для поддержки испанцев на случай наступления русских, мне приходилось выполнять поручения Рейхардта и руководства испанских частей. В целом отношения немцев и испанцев оставались неплохими, однако мы были не вполне уверены в надежности наших союзников в боевых условиях. Тяжелые потери, которые они понесли в предыдущие месяцы на своем участке фронта, уменьшили наше доверие в их способность решительно противостоять натиску частей Красной Армии.
Когда пару дней спустя советская артиллерия начала обстреливать позиции испанцев, наша рота немедленно пришла на помощь союзникам, задействовав гаубицы и недавно полученные 105-мм минометы. Несмотря на все наши усилия, под натиском русских испанцы дрогнули и отступили.
Реагируя на сложившуюся критическую обстановку, наш полк быстро выдвинулся вперед и контратаковал противника, чтобы помешать его крупномасштабному прорыву. За каких-то два часа наши войска вынудили части Красной Армии отступить, стабилизировав, таким образом, линию фронта.
Затем наступило несколько недель затишья, и мы получили желанный отдых. Подобно другим русским деревням, деревни вокруг Красного Бора представляли собой ряды деревянных домов, расположенные по обе стороны дороги. Отступая, красноармейцы сожгли много домов, однако неподалеку от наших позиций все-таки уцелело несколько изб.
Несколько солдат моей роты разместились на постой в этих жалких домишках. Хотя почти все они были пусты, в нескольких все-таки продолжали жить люди.
Я оказался в одном из таких домов, где обитали две женщины лет тридцати-сорока и их дети. Это были первые русские женщины, которых я увидел после отъезда из Урицка. Подобно другим русским, они равнодушно воспринимали наше присутствие.
Когда под Красным Бором возникла передышка в боях, мои товарищи стали пользоваться соседними банями. С этим связан один трагический случай, когда солдаты испанской Голубой дивизии решили в то же самое время попрактиковаться в стрельбе из пулемета. Открыв огонь, они случайно убили четырех немецких солдат, находившихся в бане. Хотя это происшествие не добавило нам любви к испанцам, многие из нас восприняли случившееся довольно спокойно, давно привыкнув к смерти товарищей.
24 апреля — 15 мая 1943 года
Через три с половиной недели после прибытия в Красный Бор я получил второй отпуск и 24 апреля отправился в Германию.
Несмотря на теплый прием, оказанный мне родственниками, второй приезд домой из России оказался для меня довольно тяжелым. Первую неделю я никак не мог привыкнуть к тому, что вообще попал в мирную жизнь. Днем я мыслями оставался на фронте, мне казалось, будто я никуда не уезжал. Ночью мне снились исключительно бои. Только к началу третьей недели я начал медленно приходить в себя, помня тем не менее о том, что мне уже скоро придется вернуться на передовую. Однако, несмотря на это, отдых в родном доме был восхитителен.
8 мая в Пюгген впервые приехала Аннелиза. Целью ее приезда было знакомство с моей семьей. После того как она разорвала помолвку с женихом, наши отношения приобрели более близкий, доверительный характер. Прогуливаясь неподалеку от нашей фермы, мы обсуждали планы на будущее. Хотя вопросов брака мы пока напрямую не касались, моей семье было ясно, что дело идет к женитьбе.
Моим родственникам Аннелиза очень понравилась. Сестры относились к ней с нежностью, как к сестре, мать просто обожала ее. Только отец выражал сомнение относительно наших намерений. Лично ему Аннелиза тоже нравилась, но он пытался убедить меня в том, что мне лучше связать судьбу с девушкой из богатой семьи. Его обеспокоенность моим финансовым будущим была своего рода отражением финансовых трудностей нашей семьи в годы экономического кризиса. Я не соглашался с отцом, мне не хотелось, чтобы брак строился исключительно на материальной основе.
Огорченный тем, что он пытается вмешиваться в мою личную жизнь, я упрямо возразил:
— Отец, таково мое решение. Я люблю эту девушку и обязательно женюсь на ней. Не надо мешать мне в этом.
Больше мы с ним данную тему не обсуждали.
В то время Аннелиза все еще работала в цветочном магазине, располагавшемся напротив гамбургской ратуши. Тем не менее она еще в январе записалась на курсы медсестер Красного Креста, чувствуя необходимость сделать вклад в военные усилия родной страны. Вскоре после возвращения из Пюггена она начнет учиться на трехмесячных курсах в одном из госпиталей Гамбурга.
Когда Аннелиза вернулась домой, я 12 мая отправился обратно на фронт. Мы расстались, зная, что опасности войны подстерегают не только одного меня.
15 мая — 24 июля 1943 года
Если привыкание к мирной жизни было нелегким, то расстаться с близкими и вернуться на войну оказалось намного мучительнее. Чем дальше поезд отъезжал от дома, тем труднее было не думать об Аннелизе, наших нежных объятиях и времени, проведенном с родителями и другими родственниками, а также о том, что я не уверен, что смогу когда-нибудь увидеть их снова.
Дни второй половины мая, когда я вернулся в Красный Бор, были для меня худшими за всю мою солдатскую службу, особенно если принять во внимание то, что я сразу же попал в бой. Обычно к знакомым очертаниям окопа привыкаешь через неделю после возвращения на передовую. Но на этот раз мне никак не удавалось отвыкнуть от мыслей о доме. Когда солдат думает только о доме, он становится неосторожным и уязвимым, легко может получить ранение или даже погибнуть. Пытаясь избавиться от рассеянности, я заставлял себя быть внимательным и проявлять особенно высокую степень осторожности.