— И она вспомнила про меня после стольких лет? Значит, дело действительно серьёзное, — пробормотал он, впуская ее назад в комнату. — Ну, проходите, проходите. Снимайте пальто, здесь у меня тепло.
— Всё, что могу. Хотя времена, как ты понимаешь, сложные. Работаю сейчас заведующим архивом в городской управе. Бумаги, списки, иногда очень ценные сведения проходят через мои руки. Если будет нужно, подскажу, к кому обратиться — только аккуратно. Сейчас из-за «Солидарности» всё как на пороховой бочке.
— Мы не будем создавать вам проблем, — уверила его Инна. — Просто хотим знать, что у нас в городе есть человек, к которому можно обратиться, если совсем прижмёт.
— И правильно. Польша — страна хорошая, но сейчас тут всё шатко. Особенно если ты из Союза. Но, глядя на тебя, понимаю — вы не туристы.
— Мужу предложили интересную работу в советском военном госпитале. Он отличный специалист по медицинскому оборудованию.
— Понятно.
С кухни пахло корицей и яблоками. На столе стояли старинный глиняный заварник с рисунком пав, тричашки и блюдо с тонкими нарезками копчёной ветчины, рядом расположились рюмки. Кусок домашнего пирога лежал под накрахмаленной солфеткой.
Я поставил коробку с тортом на стол:
— Варшавский. От Blikle, надеюсь, он поместится в вашу коллекцию вкусов.
Пан Станислав рассмеялся:
— С таким зятем и о театре забыть можно. Садитесь. Рассказывайте всё. Как мама? Как вы оказались в Варшаве?
Разговор быстро вошел в семейное русло. Инна говорила легко, на чистом польском, всё больше с акцентом коренной варшавянки. Станислав слушал внимательно, задавал вопросы, комментировал.
Чай заваривался долго, как полагается.
— Ты мне скажи, Инуська… — подал голос хозяин, осторожно отхлёбывая. — Ты же теперь уже официальная жена?
— Да, — ответила она с лёгкой улыбкой. — И вполне счастливая. Как мама говорила, «лучше коротко, но метко».
Юзеф кивнул, глядя прямо в глаза:
— Значит, береги его. В нём есть что-то… хм… настоящее. Не столичное, но породу чувствую.
Пан Станислав, поставил на стол крепкий чай, достал из серванта маленькую бутылку настойки и сделал широкий жест:
— За приезд дорогих гостей! Угощайтесь, это моя жена Ядвига сама на травах настаивала.
Не успели выпить по первой рюмке, как за дверью послышался грохот ключей, звон голосов и звонкие, быстрые шаги. Через секунду в коридоре раздался голос:
— Сташек, мы дома! Юзеф капризничал, но уже всё хорошо!
Пан Станислав поднялся, пошёл встречать, а через минуту в комнату вошла женщина лет пятидесяти, полная, уверенная в себе, с энергичными глазами. За ней — мужчина чуть моложе, высокий, с густыми усами и внимательным взглядом. Следом — молодая женщина с короткой стрижкой, в современной шапке из искусственного меха, и мальчик лет восьми с коньками в руках.
— Знакомьтесь, дорогие, — сказал Владислав с гордостью в голосе. — Это моя жена Ядвига, врач педиатрии, старший сын её — Януш, а это его супруга Хелена и их сын Юзеф. Наш внук, наш свет.
Ядвига первая подошла, крепко обняла Инну:
— Какая ты красавица стала, Инечка. Мама рассказывала, как ты ей помогаешь. Я рада, что ты приехала. Ты и твой муж будете здесь как дома.
Хелена протянула руку с лёгкой улыбкой:
— Добро пожаловать в Варшаву. Мы слышали о вас только хорошее.
Маленький Юзеф бросил взгляд на меня, кивнул серьёзно и спросил:
— А вы правда служите в войске и умеете водить танк?
Пока все смеялись, Януш с интересом спросил:
— А вы на чём приехали? Вся Варшава гудит про какую-то «советскую Ниву, как из будущего».
Ответ был лаконичен, но с огоньком:
— Машина немножко необычная. Она у нашего дома осталась. Потом покажу.
Ядвига взяла в руки чайник, и, наполняя чашки, сказала с теплотой:
— Тут давно не было такого вечера. Спасибо вам, дети. Спасибо, что приехали.
И в этот момент на стол легло что-то, что простым глазам не увидишь, но очень важное. Что-то, что воедино соединяет кровь, время и память.
— Сташек, ты только посмотри на них, — с мягкой усмешкой сказала Ядвига, подливая чай. — Инна прямо расцвела рядом с твоим зятем. Мне нравится, как он держится. Уверенно, спокойно. Как будто он уже всё про всех знает, но не торопится никому об этом рассказывать. Интересно, как это у него выходит? — Она с мягкой улыбкой посмотрела на меня.
— Секрет военной службы, — отозвался я, хитро прищурившись. — У нас там, в штабе, даже чай заваривают по уставу.
— По какому уставу — это ещё вопрос, — вставил Януш, потягивая настойку из тонкого бокала. — Но машина у него — это да. Мы с Хеленой видели ее на неделе несколько раз у советского госпиталя. Даже специально пару раз мимо прошли и назад вернулись, чтобы ещё раз глянуть. Там такие покрышки, что даже гонщик Формулы 1 обзавидовался бы.
— Мы вообще-то всерьёз завидуем, — вдруг сказала Хелена и уселась ближе. — У нас совсем старая «Syrena». На ней в магазин доехать — уже приключение, а уж в горы… Это даже смешно.
Инна с любопытством посмотрела на Януша:
— А вы что, любите горные лыжи?
— Не просто любим, — с вдохновением сказал Януш, подаваясь вперёд. — Мы с Хеленой познакомились именно на склоне. Это было под Закопане, я тогда ехал в свободную неделю, она — по распределению с кафедры. И вот, видишь, — он нежно коснулся руки жены, — уже двенадцать лет вместе.
— Если бы не Юзеф, — вставила Хелена, — мы бы и сейчас гоняли на лыжах каждый второй уикенд. Но с машиной… сами понимаете.
— Есть одно место, — продолжил Януш. — Не слишком далеко от Варшавы, километров восемьдесят. Там отличный склон, мало людей, свежий воздух. Но туда даже на «Żuku» не сунешься. Дорога разбита, особенно после снега. Один раз поехали — потом трактор вытаскивал.
Инна подняла брови и повернулась ко мне:
— Ну а ты что скажешь, командир вездехода?
Сделав вид, что задумался, отпил немного чая и медленно поставил чашку обратно:
— Нива, конечно, не танк. Но если колёса не отвалятся — доедем. А если и отвалятся — починим на месте.
— Ты не шутишь? — оживился Януш. — Серьёзно, можно попробовать? Мы давно хотим вырваться на снег. С Юзефом. У него уже свои маленькие лыжи есть, он только и ждёт.
Малец тут же вытянулся на стуле, приложил ладонь к виску и с важным видом сказал:
— Я уже умею тормозить! Иногда даже правильно!
— Сташек, — сказала Ядвига, — смотри, как всё хорошо и просто. Люди только приехали — а уже объединяют семьи, планы строят. Прямо как в хорошем фильме.
— Я бы сказал — как в кино, где ещё никто не знает, что главный герой всё время скрывает, что он вообще-то не совсем человек, — усмехнулся дядя и подмигнул.
Инна в ответ тихонько толкнула меня ногой под столом:
— У нас, между прочим, всё серьёзно. Если поедем — то с термосами, бутербродами и полным комплектом теплых вещей.
— И с мятной наливкой от тёти Ядвиги, — добавил я. — Потому что без неё на мороз идти — это безрассудство, а не спорт.
— Я только за, — сказала Ядвига. — Но наливку дам с условием: вы мне потом расскажете, кто лучше всех катался. А если вы ещё и фотографии привезёте, то вообще праздник будет.
Улыбнулись все. Слово за слово, посуда постепенно пустела, вино убывало, и разговор закрутился уже не о лыжах, а о старом варшавском кинотеатре, о спектаклях в Театре Польском, где когда-то блистала бабушка Инны, и о том, как сильно в Польше чувствуется воздух перемен.
А где-то на потолке тихо расположилась «Муха», сохраняя в своей бездонной памяти всё: и запах пирога, и слова за столом и момент, и многое, многое другое.
За окном поскрипывали трамваи, улица постепенно погружалась в вечернюю дрему. Чай был выпит, тортик — почти исчез, оставив шоколадные следы на тарелке. Прощались тепло. На выходе пан Станислав тихо сказал Инне:
— Помни, девочка, двери этого дома для тебя открыты. Всегда.
Солнце опускалось над Вислой. На стекле заднего окна автобуса отражались осколки дня: святые, стены, геральдики, и бело-красные символы новой эпохи, притаившиеся в трещинах старого мира.
Глава 13
Тротуары Варшавы в свете фонарей выглядели почти сказочно: лёгкий снег поскрипывал под ногами, ветер гонял синие сумерки между витринами. Возвращаясь от Януша с Хеленой, свернули на вечерний базарчик — тот самый, что всего в квартале от нашего ДОСа. Он жил своей жизнью, с прилавков пахло копчёностями, жареными каштанами и даже чем-то далёко восточным — вроде аджики. На душе было тепло, и это тепло хотелось как-то закрепить.
— Надо устроить настоящий выездной ужин, — сказала Инна, щурясь от ветра. — С мясом, дымом и кавказской ноткой. А шашлык — это ведь почти национальная дипломатия, я правильно понимаю милый?
На базарчике всё нужное нашли быстро. У одного молчаливого поляка купили куски свежей свинины, отрезанные будто под линейку. Лук, кинза, розмарин, чёрный перец горошком, немного лимонов — всё на месте. И ещё небольшая бутылочка местного сухого вина — для «правильного» маринада.
— Ты у нас теперь и шеф, и повар, — пошутила Инна, пока несли пакеты к дому. — Только не забудь: шашлык без лука — это как польский язык без «ш» и «ж».
— Не ко-ш-ш-е-е-рный?
— Д-да!
Вернувшись домой, она сразу скинула шубу и ушла в комнату — доставать из шкафа теплое верблюжье бельё, тёплые носки, перчатки и солнцезащитные очки. По звону вешалок и тихим репликам, доносившимся сквозь приоткрытую дверь, стало понятно — процесс сбора идёт по плану и успешно.
На кухне у меня, тоже всё шло по плану. Лук был нарезан кольцами, лимоны — дольками, специи — перемолоты. Мясо легло в эмалированную миску ровно, как на параде. Сверху — лук, зелень, тонкие струйки лимонного сока и немного белого сухого. Маринад под пальцами живо отдавал запахом южных ночей, но не давал расслабиться — каждый компонент требовал точности и правильного порядка применения.