— Ну что там, у тебя половина чемодана уже занята косметикой? — крикнул в сторону комнаты, продолжая мешать мясо.
— Не угадал! — раздалось в ответ. — Это аптечка и два набора тёплой одежды. Косметика — в карманах. А ещё я тебе нашла шерстяную шапку, похожую на ту, что была у польского лыжника на афише. Наденешь — и все подумают, что ты чемпион по горным лыжам.
— Лишь бы не подумали, что я с санэпидемстанции, — отозвался, прикрывая мясо крышкой и убирая в прохладную место у окна.
Потом вытащил из коморки ящик с инструментами, вышел на улицу, открыл капот «Нивы» и начал проверку — масло, ремни, аккумулятор, электрику. Знал, что в такой поездке даже мелкая поломка может обернуться серьёзной проблемой. «Друг» шептал через нейроинтерфейс: «Топливный фильтр желательно заменить. И давление в шинах проверить. Левое заднее чуть приспущено — на семнадцать процентов.»
Инна заглянула с порога дома с пуховиком на руке:
— Ты, случайно, не спрятал где-то под капотом всю мою варшавскую переписку с мамой?
— Нет, но могу туда положить твои варежки. Всё равно ты их забудешь в прихожей.
— Вот поэтому ты мне и нравишься, — подмигнула она. — Потому что ты хуже моей мамы: всё видишь, всё запоминаешь и заранее предупреждаешь.
Смеялись оба до хрипоты. А потом разлили по чашке чая, сели на табуретки, облокотились на стол и замолчали. Было удивительно тихо. Варшава за окном жила своей жизнью, а где-то впереди ждал склон, снег, ветер и веселая компания.
Шашлык на балконе уже пропитывался специями, а в голове выстраивался чёткий план: завтра рано выезжаем. Ранний чай, всё что надо погрузить в «Ниву», стоит наготове в коридоре. Машина закрыта, лыжи у Яноша — на крышу. И пусть хоть кто-то попробует сказать, что зима — это только про холод!
Тело Инны пахло теплом, лавандой и варшавской зимой, которая расположилась совсем рядом — за окном. После вечернего чая, сбора рюкзаков и тихих разговоров о горах, она прижалась ближе — хрупкая и одновременно сильная. Тонкие пальцы легли на грудь, тёплое дыхание коснулось ключицы. Стало светло внутри, будто распахнули ещё одно окно.
— Завтра будем скользить, как по маслу, — прошептала она, улыбаясь в темноте. — Если, конечно, не переломаемся на первом же спуске.
— С твоими ногами — только выигрывать Кубок Польши, в них такой потенциал… — ответ прозвучал почти шёпотом, чтобы не спугнуть этот ее покой.
— Эх, зря ты меня не видел в седьмом классе. Гипс по пояс и слёзы по графику.
Она засмеялась тихо, прижимаясь щекой к плечу.
— Давай сделаем тебе подарок накануне трассы, — предложил ей с ноткой таинственности. — Расслабляющий массаж. Чтобы все мышцы сказали «спасибо», а не кричали завтра «караул».
— Только если ты в халате, как в фильмах, и с профессиональным лицом. А не как в прошлый раз, когда уронил банку с кремом и почти свернул мне ключицу.
— Клянусь Гипократом и уставом Минздрава — только нежность и забота.
Инна легла на живот, и простыня чуть соскользнула, открыв хрупкую на вид спину. Пальцы скользнули вдоль позвоночника, почувствовав знакомую упругость мышц и лёгкое напряжение в пояснице. Она мурлыкнула:
— Это сейчас массаж или предложение с намеком?
— Скорее, настройка инструмента, — ответ прозвучал двусмысленно, но в нем уже работал «Друг», анализируя нейросигналы, контролируя уровень возбуждения, чтобы не переборщить с ощущениями.
«Начинаем внедрение. Протокол: „Равновесие плюс“, блок адаптации, встраивание через симпатический отклик», — прошептал в интерфейсе.
Тонкая игла — не настоящая, а микроимпульс на квантовом уровне — скользнула под сознание Инны. Она дернулась, но тут же расслабилась снова, зевая.
— Тепло как-то пошло. По ногам. Даже мурашки. Это ты или массажер какой-то?
— Это я. С дипломом Академии высших прикосновений.
«Встраивание завершено. Баланс, скорость адаптации, мышечная координация — до 6 уровня военно-спортивной подготовки.»
Инна уже почти дремала. Пальцы скользнули по её плечам, прошлись по лопаткам, задержались на пояснице.
— Ты волшебник, — прошептала она. — Если завтра не грохнусь в сугроб, то, клянусь, подумаю о чемпионате. Или хотя бы куплю себе такие же носки, как у тебя.
Ответа не потребовалось. Она свернулась в клубок, положив ладонь на грудь. Её дыхание стало ровным, чуть слышным. Её тело отныне знало, как держать в любой ситуации равновесие.
Тишина была полной. Даже «Друг» молчал. Всё было сделано качественно, а главное вовремя.
За несколько дней до похода в гости к пану Подкаминскому, мы вместе устроились на полутеплой веранде под шерстяными пледами и с удовольствием уминали по порции шашлыка. С этого места, где обычно я готовил мясо на самом настоящем мангале, мы обсуждали события дня. Это место нам полюбилось, с него открывался вид на небольшой базарчик, что разворачивался каждый вечер между нашим ДОСом и улицей.
Там всё было по-домашнему: ящики с картошкой, мешки с капустой, мясо в пластиковых контейнерах, и вечный запах жареных колбасок. Правда когда я готовил шашлык, многие покупатели вертели носами пытаясь определить откуда идет такой божественный запах. Главным колоритом этого уголка был молчаливый мясник — высокий, сдержанный поляк в выцветшем переднике. Он никогда не шутил, но всегда взвешивал честно и протягивал сдачу двумя руками, как в храме.
Инна, как обычно, щебетала, нарезая зелень:
— Вот уж у кого говядина всегда мягче, чем у прочих. Может, и правда травой кормят, а не комбикормом…
— Или просто любят своё дело, — осторожно заметил я, при этом попросив «Друга» обратить внимание на этого замкнутого поляка.
Ответ от «Друга» пришёл в тот же вечер, в конце нашего ужина:
«Объект установлен. Имя: Станислав Ружевский. Связан с подпольной типографией, расположенной в подвале дома №7 по улице Гроховской. Передача агитационных материалов „Солидарности“ велась под видом торговли. Контактировал с иностранными журналистами. За ним ведётся наружное наблюдение польскими органами».
Я не успел поделиться этой информацией с Инной, буквально через четверть часа, она сама всё увидела.
Около девяти вечера, уже в сумерках, к дому №7 подкатили три бронированных грузовика с маркировкой ZOMO. Из них высыпали бойцы в черных касках и с дубинками. Они слаженно перегородили улицу, а затем вломились в подъезд. Через несколько минут из дверей начали выводить людей — мужчин, женщин, подростков. За ними вынесли знакомую деревянную раму от офсетного станка, измазанную типографской краской.
Инна замерла у стекла. Голос у неё дрогнул:
— Это он… Наш поляк, который торгует мясом… Его везут…
Я положил свою ладонь на её руку.
— Не вздумай вмешиваться. Это серьёзно. Это не витрина, это спецоперация. Мы под колпаком не меньше их.
Инна резко повернулась. В глазах нешуточный протест:
— А если бы это был кто-то, кого ты знал лично? Например дядя?
— Тогда бы всё было ещё хуже, — тихо сказал я. — Подумай о себе. Подумай обо мне. Мы не просто пара, так что сейчас — молчи. Прошу тебя…
Она молчала, но внутри всё кипело. Этот эпизод стал первой трещиной. Не между ними, а между иллюзией мира и тем, что было на самом деле. А в это время «Друг» продолжал фиксировать лица, номера машин и радиопереговоры ZOMO. Всё, что могло пригодиться потом…
Глава 14
Проснулся от запаха кофе и звона ложечки о стенку кружки. Сквозь окно пробивался блеклый свет январского утра, будто кто-то по небу размазывал белую пастель, не торопясь. Повернул голову — Инна стояла у плиты в моем халате, босиком, с прикушенной губой, и медленно помешивала яичницу. В её движениях было что-то новое: лёгкость, точность, уверенность. Почти скользила, а не шагала. Ловко крутанула сковородку на запястье, как бариста — молочник с пенкой.
— Что, командир, проснулся? — бросила через плечо, с довольной улыбкой. — А я уже успела и душ принять, и маме позвонить, и два раза на одной ноге постоять с закрытыми глазами. Не поверишь, не качает!
— Ну, конечно, не качает, — пробормотал, садясь на край кровати. — Это потому, что ты теперь полутораногая ниндзя.
— Ты что-то ночью подмешал? — спросила она, очень расчетливо наклоняясь наклоняясь грудью к столук столу, пытаясь этим древним приемом застать меня врасплох и цинично выведать всю правду. — Говорю серьёзно. Координация, как у кошки. Даже кофе налила левой рукой, не расплескав. А ведь всегда проливала не по детски.
Но я спокойно отвел взгляд, и поэтому застать меня в уязвимой позиции у нее не получилось. Но это не значит, что она отказалась от своих намерений…
Поднялся, подхватил её за талию — и тут же получил локтем в живот. Ловко. Быстро. Без злобы, но с такой точностью, что аж вдохнул через зубы.
— Значит так ты меня на самом деле любишь?
— Опа, извини! — всплеснула руками. — Рефлекс. Но согласись — чётко, да?
— Да. Теперь к тебе надо подходить с табличкой «Я мирный!»
— И «пушистый»!
Сели завтракать. Стол — простой, по-полевому: яичница с колбасой, чёрный хлеб, два малосольных огурца, сыр в тоненьких пластинках, из которых Инна зачем-то делала домики. Кофе в гранёных стаканах.
— Так, проверим план, — сказала она, откинув волосы. — Через час заезжаем к Янушу иХелене, забираем лыжи, санки и Юзефа, потом едем на базу. По пути закупаем хлеб, воду, чай уже будет в термос.е Ты проверил давление в шинах?
— Да, и даже масло поменял. Едем почти в горы, и время почти пошло.
— Потрясающе, — протянула она, с заговорщицкой улыбкой. — Слушай… может, ты тоже из шляхетского рода? Или это секрет?
— Скорее, родился с инструкцией в голове, — отозвался, поднимая брови. — Сложной, многотомной, но как показывает жизнь — эффективной.
Воркующий смех и нежная улыбка в ответ, плюс лёгкий толчок ногой под столом — мы не ссорились, а скорее дразнились.
Когда стали собираться, в доме царила та редкая гармония, которая появляется, когда всё готово и ничего не поджимает. Инна успела отмыть сковородку, я негласно, через нейроинтерыейс проверил заряд «Мухи» и «Птички». И еще раз бак «Нивы». Ключи на крючке, лыжные ботинки у двери. Присели на дорожку — ничего не забыли.