Неожиданно протянул руку:
— Так что не подведите, товарищ Борисенок. У нас тут таких, как вы, немного. Если нужна будет защита, вы ее получите. Но если подставитесь, не взыщите, разберёмся быстро.
Рукопожатие вышло крепким, по-мужски.
На выходе Лаптев задержал взгляд и добавил:
— И жену вашу берегите. Хорошая она у вас. Это сейчас большая редкость.
После обеда, в голове щелкнул тихий сигнал. Прозрачная и холодная, как лёд на Висле, мысль возникла сама собой — «Доклад принят. Воспроизведение?». Команда подтверждена едва уловимым импульсом — и внутри развернулась запись.
Фон — кафе в жилом квартале Стегны. Стены с облупленной краской, стулья металлические, на столе пепельница, полная бычков. За столом трое: Сверчевский, Ковальский и Левандовский. Голоса приглушённые, но зафиксированы отчётливо, как будто сидели рядом со мной.
— Значит так, — Сверчевский говорил быстро, слегка сбивчиво, как человек, который повторял эту речь вслух, но всё равно нервничал. — Менты докопаются, но не сейчас. Главное — подтвердите, что он первый врезался, поняли?
— Ага, — кивнул Левандовский. — Я скажу, что стоял у дерева по малой нужде, и видел, как он вышел, матерился, пнул зеркало. Всё как договаривались.
— А я — что был рядом, — вставил Ковальский. — И что он типа ударил тебя. Ты падаешь, я хватаю его, а он орет: «У меня пострадавший, мне пофигу!»
Сверчевский усмехнулся и допил кофе:
— Вот именно. А потом по нашей линии его прижмут. А машина — либо в арест, либо на штрафплощадку. Там уже дядя подключится. Главное — он начнет бегать, нервничать.
Пауза, щелчок зажигалки, вдох дыма.
— А потом — пойдёт на уступки. Курьер из него будет удобный. Надёжный. Проезжает границу. Мы ему — заказ, он — сумку с валютой туда. От «Фила». Обратно — техника, запчасти, фотоаппараты. Всё без палева.
— А если не согласится?
Сверчевский пожал плечами.
— Тогда другая статья. Переход в «уголовку». Он и пикнуть не успеет — сам будет виноват. Нам важно, чтобы он дрогнул.
— Хитро, — хмыкнул Ковальский. — Только вдруг он не дрогнет?
— Вот тогда и узнаем, случайно так, через приятеля отца. Поверь, такие парни на поводке у нас не в первый раз.
На этом запись оборвалась. На секунду в голове стало абсолютно тихо. Настолько, что слышался только тиканье настенных часов и стук собственных пальцев по фарфору чашки.
Отчёт «Друга» подкреплялся данными: личные контакты Сверчевского, записи разговоров по телефону, номер машины «Фила», который регулярно парковался у заднего входа варшавского филиала валютного ломбарда, закрытого для простых граждан. Подтверждённые связи с двумя фигурантами по делу 1980 года о махинациях с золотыми изделиями. Всё подробно и качественно закреплено с точностью до секунды.
Стало ясно: это был не бытовой конфликт. Не обиженный юнец с разбитым носом. Это — отлаженная схема. Захват, шантаж, давление, а затем — использование. Причём в интересах кого-то явно выше уровнем, чем просто эти парни.
Прикрыв глаза, ладонью коснулся виска — мысленно дал команду:
— Систематизируй. Составь досье. Пусть в голове будет порядок. И ещё: зафиксируй, кому можно передать материалы, если меня вдруг… заметут.
Ответ пришёл мгновенно, ровный, нейтральный:
«Резервный вариант активен. Кодовое имя: „Лаптев“. При необходимости — автоотправка с шифрованием. Угроза классифицирована как реальная. Режим наблюдения активирован.»
Было странное спокойствие. Не злость, не страх. Только холодное, чёткое ощущение — теперь понятно, кто есть кто. И что игра идёт не за справку из травматологии. Впереди будет непросто. И ошибок — допускать нельзя.
«Нива» под окном блестела от инея.
Глава 19
После полудня нейроинтерфейс подал сигнал — «Друг» завершил обработку данных. Доклад открылся сразу в поле зрения: визуальная фиксация, аудио и стенограмма беседы, прошедшей на квартире Пшемыслава Ковальского, куда эта троица перебралась после кафе. Камера, замаскированная в декоративной птичке, без труда сняла всех участников.
Сверчевский, растянувшись в кресле, говорил спокойно, с тем мерзким налётом самоуверенности, который бывает у мажоров, привыкших к безнаказанности. Его голос звучал особенно отчётливо:
— Главное — держать линию. Он вас тронул первым. Машину помял. Угрожал. Свидетели — вы двое. Точка. Если этот советский полезет жаловаться — мы его прижмём. Его баба — слабое место.
Ковальский сидел на подлокотнике, жевал зубочистку и усмехался:
— А если он начнет дергаться?
— Тогда он нам будет должен. Машина у него хорошая. А главное, его контакты. Он по службе ездит по всей Польше, через него можно получать от «Фила» то что нам нужен. Нужен курьер на замену старого, надёжный, но управляемый.
Рышард, до этого молчавший, тихо сказал:
— У меня есть записи с её голосом. Сделаем пару звонков, и она сломается и подпишет всё, что скажем.
Слова жесткими и были чётко зафиксированы. Всё сводилось к одному: сговор не просто имел место, он был выстроен заранее, с распределением ролей, этапами давления и конкретной целью: превратить чужую семью в инструмент для перевозки валюты. А «Фил», судя по контексту, либо агент иностранной разведки, либо высокопоставленный криминал.
Перед глазами мелькнуло предупреждение интерфейса: «Опасность перерастает в системную угрозу. Рекомендовано активировать протокол защиты».
Вечером, когда в подъезде зашуршали шаги, а в дверной звонок позвонили дважды, Чутье подсказало, что дело пошло дальше. Камера «Мухи», которая дежурила на лестничной площадке передала изображение — незнакомый человек в кожаной куртке и тёмной шапке осматривал замок, прикрываясь газетой. Через пару минут он быстро спустился вниз, ничего не тронув. Но в почтовом ящике появился лист бумаги: «Ты знаешь что делать. Сделай всё правильно — и всё будет хорошо, и твою женщину не тронут».
Инна читала это, стоя у окна, с застывшим лицом. Голос звучал тихо, как будто в полусне:
— Они ведь следят… Я их видела вчера у трамвайной остановки. Один с газетой — притворялся, что ждёт транспорт. Второй делал вид, что курит, но взгляд, прямо на меня. Я обернулась, а он исчез. Сегодня снова. Только теперь уже не притворяются. Просто смотрят, нагло, глаза в глаза.
В этот момент пришлось впервые за всё время активировать протокол полной защиты. Голос «Друга» прозвучал в голове чётко и чуть растянуто:
«Активация: режим „Щит“. Полное наблюдение, контроль периметра, нейтрализация угрозы в случае пересечения порога. Разрешение на использование внешних активов получено. Опции невидимости и маскировки периметра — включены.»
Квартира словно напряглась, и это чувствовалось во всем. Стены остались прежними, но каждое движение снаружи теперь фиксировалось. Каждый, кто подходил ближе трёх метров, становился объектом анализа: рост, вес, давление, мотивационный профиль, уровень агрессии. Если потребуется, то вмешательство будет мгновенным.
Инна молчала, но в её взгляде уже не было страха, только удивление и растущее, глубокое доверие. Ладонь легла на мою руку, а голос стал едва слышным:
— Знаю, ты не такой как многие вокруг. Но… спасибо, что ты со мной. Даже когда тебе самому страшно.
Мой ответ прозвучал совсем негромко, почти на выдохе:
— Ты теперь под полной защитой, никто тебя не тронет, я обещаю.
Тот день начинался слишком спокойно. Слишком правильно. Даже «Нива» завелась без капризов, будто чувствовала, что всё должно пройти ровно.
У ворот ДОСа показался знакомый «Фиат» — тот самый, что раньше блокировал нам дорогу. Машина проехала мимо, не сбрасывая скорости, водитель даже не обернулся. Только в зеркале заднего вида промелькнул знакомый затылок. Внутри уже вспыхнуло тревожное эхо, и команда «Другу» отправилась мгновенно.
За день произошло два мелких, но странных эпизода. Первый — проверка документов неизвестными возле госпиталя, которые представились дорожной милицией. Второй — аккуратный белый конверт в почтовом ящике. Внутри лежали пять стодолларовых купюр и бумажка с адресом и временем. На бумажке стояло: «Wiesz co robić. Jeśli nie — twoja żona może zginąć.(Ты знаешь, что делать. Если ты этого не сделаешь, твоя жена может умереть).» Перевод был излишен.
Когда я осторожно, двумя подушечками, за торцы взял долларовые купюры, «Муха», дежурившая в комнате под видом обычного настенного датчика, немедленно передала заключение: фальшивка. Очень качественная. Почти идеальная. Но не настоящая. В нейроинтерфейсе мгновенно всплыло предупреждение. Внутри сложился ещё один пазл. Перед глазами всплыл еще один контур целой схемы: не просто шантаж, не просто подделка, а работа целой группы фальшивомонетчиков. Эти купюры не для внутреннего пользования. Их задача — пройти границу, осесть в банках на Кипре или в югославских казино. Взамен — телевизоры, джинсы, магнитофоны, сигареты и ликёр. Импорт. Контрабанда.
Так как иметь рядом с собой фальшивки было смертельно опасно, то первое что сделал войдя в квартиру, это сжег их в печке на кухне.
В эту ночь мне спалось плохо. За окном метель чесала оконное стекло ветками дерева у дома, интуиция зудела между затылком и копчиком, как старая рана перед переменой погоды. Около двух часов раздался тихий сигнал в нейроинтерфейсе. Сообщение от «Друга» пришло не как тревога, а как уведомление — с холодной формулировкой: «Проведена несанкционированная загрузка объекта транспортировки. Подозрение на провокацию. Информация уточняется».
Через минуту пошёл подробный доклад. Ничего лишнего и безупречно выверенный: «В 01:47 зафиксировано вторжение двух неизвестных лиц к вашему транспортному средству. Взломан замок багажника. Размещён объект: коробка из плотного картона, размеры приблизительно 60 на 40 на 20 сантиметров. После этого неизвестные место покинули. Пребывание у машины заняло менее одной минуты. Лица в капюшонах, разговор не зафиксирован. Госномеров у автомобиля сопровождения неизвестных не обнаружено. „Птичка“ ведет наблюдение за этим автомобилем.»