И их этого последовал уже мой, неожиданный вывод… Если нас поселили на квартире, где с большой вероятностью, ранее проживали очень непростые люди, то куда я с Инной умудрился вляпаться?
Необходимо будет провести опрос всех без исключения соседей, накидать им вопросов, а затем с помощью «Мух» зафиксировать их реакции после наших разговоров. Должно что-то всплыть!
Тем временем, поляк поднял голову и сдержанно кивнул. Один из понятых, мужчина в телогрейке, достал очки и присмотрелся к прибору. Его лицо выражало непонимание, но он согласно подписал соответствующий протокол. Женщина понятая стояла чуть в стороне, качая головой.
Лаптев подошёл ближе. Говорил тихо, почти шепотом:
— Если вы действительно думаете, что гражданин СССР сжёг у себя в печке пачку долларов просто так, без причины, вы не только глупы, вы ещё и безнадёжны.
Поляк хотел возразить, но Сухоруков перебил, и голос его звучал уже официально:
— По дипломатическим соглашениям, любые действия в отношении советских граждан должны быть согласованы. Я настаиваю на прекращении обыска и передаче копий всех материалов советскому консульству.
Польский офицер посмотрел на своих. Тот, что с прибором, пожал плечами. Молчание длилось несколько секунд. Затем старший из поляков убрал устройство в футляр и произнёс:
— Заносим в протокол: есть следы обугливания, источник — не установлен. Продолжим в рамках официального запроса. Предметов, запрещённых к обороту, не обнаружено.
Лаптев вновь заговорил, обращаясь уже ко мне:
— Впредь, если такие ситуации будут повторяться, немедленно вызывайте представителя. Не вступайте в споры. — Добавив практически шепотом, — и не оставляйте следов, даже в печке.
Инна облокотилась на стол и спросила шёпотом:
— Теперь это всё? Или они вернутся?
Сухоруков, уже застёгивая пуговицы пальто, бросил ей с мягкой усталостью:
— Думаю они еще вернутся.
Лаптев вышёл из нашей квартиры последним. У порога задержался, бросил взгляд через плечо — мимолётный, но полный смысла. Без слов в этом взгляде читалось: «не суйся и молчи». И это было для меня как признание. Теперь капитан был у меня на крючке, маленьком но остром.
Поляки ушли, но им критически не хватало информации. А раз сейчас им ее не хватило, значит 100 процентов будут искать. Уже не ставя советскую сторону в известность, и есть очень большая вероятность что «Фил» узнает, или уже знает. Так что игра начинается не с нуля, вернее она продолжается, и сейчас она проявилась новой гранью.
Лестничная площадка встретила холодом и эхом шагов, отражающихся от бетонных стен, будто сама многоэтажка решила подслушать и запомнить всё происходящее. Старший польской группы, тот самый, что с самого начала вёл себя сдержанно, но внимательно, поправил пальто и, оглядев собравшихся, негромко произнёс, обращаясь к обеим сторонам:
— Panie i panowie, proszę nie rozchodzić się. Potrzebne będzie przeprowadzenie kolejnej czynności. Musimy przeszukać pański samochód. (Господа, прошу не расходиться. Необходимо провести ещё одно следственное действие. Нам нужно осмотреть ваш автомобиль.)
Голоса польских понятых вспыхнули шёпотом, один из них что-то уточнил у другого, но они подчинились без лишних разговоров. Сухоруков взглянул на Лаптева, тот чуть кивнул, будто всё шло по ожидаемому сценарию. Инна выглядела уставшей, но держалась сдержанно. Её взгляд скользнул по лицам поляков, задержался на одном из молодых офицеров с прибором, и вновь вернулся к Лаптеву.
Мы двинулась вниз. Шаги отдавались гулко, как будто подъезд хотел именно сейчас настойчиво подчеркнуть всю важность момента. «Нива» стояла на своём месте, возле подъезда припорошенная свежим снегом. Свет фонаря оставлял на капоте тусклое пятно, как от театрального прожектора. Один из понятых сделал несколько шагов в сторону, чтобы лучше видеть. Второй наоборот держался ближе к офицеру.
— Panie Borisenok, czy ten samochód należy do pana? (Господин Борисенок, этот автомобиль принадлежит вам?)
— Tak, to mój samochód. (Да, это мой автомобиль.)
Старший польской группы жестом указал на багажник:
— Proszę otworzyć bagażnik. (Пожалуйста, откройте багажник.)
Ключ в замке щёлкнул с едва слышным звуком. Крышка поднялась, открывая пустое пространство. Офицер с прибором начал работать с особенной сосредоточенностью. Устройство жужжало тихо, луч света пробежал по стенкам и полу багажника. Вторая проверка была не просто формальностью. Казалось, все присутствующие это понимали.
Поляк опустился на колено, заглянул под коврик, поводил устройством по металлу и долго смотрел на показания экрана. Затем поднялся, сделал пару шагов к пассажирской двери, попросил открыть её. Заглянул внутрь, ничего не тронул. Лаптев всё это время стоял рядом, спокойно наблюдая, как будто уже знал, чем закончится эта процедура.
Инна тихо спросила, глядя на Сухорукова:
— Они надеются найти то, чего уже нет? Или просто проверяют, насколько далеко можно зайти?
Советник прищурился, оглянулся на поляков и ответил негромко, но внятно:
— У них задача сейчас прокукорекать… А дальше с них взятки гладки. И чем тщательнее они сейчас ищут, тем меньше будет с них спрос. Это хорошо.
Офицер с прибором вернулся к старшему, пожал плечами и доложил:
— Brak znalezisk. Wstępne testy negatywne. (Ничего не найдено. Предварительные тесты отрицательные.)
Понятые переглянулись. Один тихо кашлянул, второй переступил с ноги на ногу. Старший поляк повернулся ко мне. В его голосе не было извинений, но и враждебности тоже:
— Dziękujemy za współpracę. Protokół zostanie przekazany w konsulacie. Na dziś to wszystko. (Благодарим за сотрудничество. Протокол будет передан в консульство. На сегодня всё.)
Машину закрыли. Фонарь по прежнему бросал длинные тени на снег, лица понятых и офицеров, которые выглядели серыми и усталыми. Группа медленно начала расходиться. Кто-то затянулся сигаретой. Кто-то свернул в переулок. Остались только советские представители, Инна и я.
Лаптев подошёл ближе, голос его был спокойным, почти дружелюбным:
— Держались достойно. Они хотели взять на испуг. Но у них ничего не получилось.
Инна обернулась к нему. По её лицу скользнула ирония, смешанная с лёгкой тревогой.
Сухоруков поднял воротник, бросил взгляд на «Ниву» и сказал:
— Завтра ждите звонка. Потребуется уточнение некоторых моментов. Но это уже по дипломатической линии.
Группа двинулась обратно к подъезду. Снег скрипел под ногами, как старый паркет. Возвращение в квартиру прошло молча.
Глава 21
Когда дверь за последним вошедшим закрылась, в квартире наступила плотная тишина, в которой слышалось только слабое потрескивание батареи и легкое движение тюля от еле ощущаемого сквозняка. Советник отступил на шаг от стола, поправил очки и негромко произнёс, скорее в пространство, чем к кому-то конкретно:
— Всё это напоминает плохо сыгранный спектакль. Сценарий слабый, актёры переигрывают, а декорации будто из картона.
Лаптев отстранился от стены, где стоял, наблюдая, и подошёл к столу. В его движениях не чувствовалось усталости, скорее — сосредоточенность. Его взгляд скользнул по печке, затем остановился на лице Сухорукова. Голос прозвучал спокойно, даже буднично:
— Вас потрясло? Это нормально. Им нужно было что-то найти. Или хотя бы убедиться, что мы всё ещё не понимаем правил игры. Они привыкли, что в последнее время им многое сходит с рук.
Инна молча смотрела на него, лицо её было неподвижным, губы крепко сжаты. Затем она произнесла негромко, чуть дрожащим голосом:
— Они рылись в наших вещах, трогали мои халаты, листали книги, будто мы — преступники. Такое забыть трудно.
Лаптев немного кивнул, словно это уже слышал сотни раз от других, в других квартирах, в других странах. Его ответ прозвучал немного отстранённо, но без равнодушия:
— Ваша реакция абсолютно понятна. Но вы не преступники. Вы скорее объект разработки. Им важно поймать вас не на преступлении, а в момент слабости и затем цинично и безжалостно использовать в своих целях!
Сухоруков сделал шаг к двери, обернулся и сухо проговорил:
— Документы будут у нас. Если будут ещё попытки, вы имеете право на немедленный отказ от любых действий без представителя. Звоните, в любое время, телефоны должны быть у вас обоих.
Инна проводила его взглядом и тихо спросила:
— А если в следующий раз они не позвонят как сегодня, а просто вломятся?
Лаптев усмехнулся уголком губ и ответил:
— В следующий раз они даже не позвонят. У них уже есть инструкция не связываться без уведомления. На такой уровень без санкции сверху они больше не пойдут. А если пойдут — тогда и поговорим иначе.
После того, как они оба ушли, тишина повисла, как после грозы. Воздух стал плотным, каждый предмет будто вернулся на своё место, но все равно оставался лёгкий след чужого присутствия. Инна долго не двигалась, только перебирала на столе ложки и чайные пакетики, словно ища в них порядок.
Команда «Другу» была отправлена сразу, как только за ними захлопнулась дверь. Интерфейс ответил мгновенно. Голос «Друга» появился в голове, как тень под вечерним фонарём, чётко и без интонаций:
«Фиксация завершена. Все действия записаны. Личность офицера, работавшего с прибором у печки, установлена. Это Яцек Томаш Мацкевич. Звание — поручик. Связи — департамент экономической безопасности, курируемое подразделение МВД ПНР. В последние три месяца получал инструкции от лица, зашифрованного как „Фил“. Вероятность принадлежности к группе по финансовому мониторингу с правом на неформальные действия — высокая.»
Следующее сообщение пришло почти без паузы:
«Оборудование для анализа остаточных химических соединений поставлено из ФРГ, зарегистрировано в Варшаве под другим брендом. Представляет из себя высокочувствительный счетчик Гейгера, с программным управлением и обработкой полученных данных. Денежные купюры были предварительно помечены радиоизотоп