После короткой паузы, проход к металлическому турникету. Внутри него рамка с детектором, за ней столик с лежащим на нём журналом. Бруно расписался. Почерк чёткий, без нажима. Часы на стене показывали 9:12.
Во внутреннем холле пахло воском и чистящими средствами. На полу — старинная плитка, в углу пальма в тяжёлом керамическом вазоне. Стены украшены репродукциями современных немецких художников, какая-то абстракция, немного тревожная. Справа мраморная лестница, ведущая на второй этаж. Там, в глубине коридора, располагался кабинет резидента.
Дверь была слегка приоткрыта. Секретарь в очках и с пучком на затылке кивнула Бруно и, не отрываясь от печатной машинки, произнесла:
— Herr Müller уже ждёт.
Внутри — минимализм. Массивный стол, два кресла, сейф, радиоприёмник Telefunken на боковой тумбе. На подоконнике стояла чашка с недопитым кофе, пар уже не шёл. В углу кабинета стоял высокий металлический шкаф с кодовым замком, слегка приоткрытый.
Мюллер, крепкий мужчина лет пятидесяти в сером костюме, с короткой стрижкой, пустым взглядом и с вычурным серебряном кольцом на мизинце правой руки, не указал даже на стул, стоявший напротив. Доклад был назначен именно здесь. Никому другому доверять такие вещи не следовало.
— Herr Stolz, перейдем в защищенное помещение.
Специальное помещение на втором этаже административного корпуса, оборудованное средствами глушения радиоволн и системой активной звукоизоляции. На столе — дипломатическая папка, включён магнитофон с зацикленной классической музыкой для дополнительной звукомаскировки. Также на столе два бокала. Бруно Штольц по установившейся традиции откупорил бутылку рислинга, но сам к вину не прикоснулся.
В комнате кроме них никого.
— Начнём без лишних прелюдий. Какие итоги?
Папка в его руках раскрылась на столе мягким хлопком. В ней рабочий блокнот. Данные были отсортированы, переплетены и размечены. Всё, как требовалось — и для Берлина, и для Цюриха, и для тех, кто читал между строк.
Разговор фиксируется скрытым устройством, которое закрывает пишущийся разговор шифром высокой стойкости в режиме реального времени. Бруно Штольц в тёмно-сером костюме докладывает последние данные резиденту под видом обсуждения обычной служебной документации.
Он говорит ровно, без акцента, на классическом хохдойче:
— Контакт с объектом «Святоша» активизирован мной три месяца назад. По итогам декабрьского и январского периода организован устойчивый канал сбыта. Валюта доставляется через Мюнхен, далее транзитом через Будапешт в Закопане, оттуда — личным транспортом через крестьянскую сеть уже в Варшаву.
— Распределение идет через религиозные структуры, включая частично костёлы в Гданьске и Познани. Пресса и книжная продукция, используется как прикрытие. Реализация происходит под видом пожертвований, целевых сборов и семейной помощи нужным людям. Конечный получатель этой «финансовой» помощи группа лиц, тесно связанная с руководством «Солидарности». Деньги обеспечивают ее полиграфию, аренду помещений, питание активистов, а также оплату отдельных юридических и информационных услуг.
Во время небольшой паузы, Бруно перелистывает прошнурованный и пронумерованный рабочий блокнот, который до этого хранился в специальном помещении посольства.
— Структура устойчива, но требует дополнительной защиты. После событий в Щецине и Варшаве появилось подозрение на внешнее наблюдение. Один из активистов был задержан, но через некоторое время отпущен. По линии костёла поступило предупреждение: в деле могут появиться советские специалисты, неформально внедрённые в советское консульство и в их военный госпиталь. Легенды прикрытия — гражданский специалист из Минска и студентка медуниверситета прибывшая по обмену.
Мужчина в сером костюме, после этих слов своего подчиненного молча делает пометку уже в своем рабочем блокноте.
Тем временем Бруно продолжил:
— Джованни, несмотря на свои психические отклонения, вполне надёжен и управляем. Доказательства в нашем распоряжении. Используется как хаб для обмена информацией. Имеет право входа в несколько дипломатических квартир, включая швейцарскую и французскую.
— Отработан вариант внедрения одного из наших людей в круг подготовки «летней платформы» Солидарности. Для этого потребуется дополнительное финансирование и усиление оперативной группы в Варшаве. Предлагается перебросить ещё одного сотрудника под прикрытием журналиста.
Резидент спросил:
— Есть ли риски утечки по линии костёла?
— Минимальные. Иерархия замкнута. Связные проходят только через проверенные каналы. Однако на горизонте появился фактор нестабильности — один из советских специалистов, некто капитан Лаптев. Возможно, контразведчик.
Мужчина в сером костюме посмотрел на Бруно поверх очков:
— Ликвидация?
Ответ прозвучал спокойно:
— Пока — нет. Под наблюдением. При наличии подтверждений, вам доклад немедленно.
Магнитофон переключился на следующий фрагмент «Зимнего сада», а Бруно поместил свой рабочий блокнот в кейс и закрыл его, щелкнув замками.
— Ваш отчёт Бруно будет немедленно отправлен в Бонн. Ждите моих дальнейших распоряжений.
Глава 28
Данные начали поступать мне через зонд висевший над Варшавой, почти сразу после того, как фигура в пальто скрылась за воротами посольства. Канал был защищён, слабый луч инфракрасной синхронизации не фиксировался ни одной из систем наружного наблюдения. Одна их «Мух» устроившись в щели за плинтусом защищенной комнаты, транслировала аудио и видеопоток «Птичке» устроившейся на карнизе соседнего здания, и далее на зонд. Сориентировшись, начал изучать запись.
Распознанное лицо — Бруно Штольц. Через интерфейс поступила пометка от «Друга»:
«Ранее фигурировал в операциях в Бейруте, Гаване и Лиссабоне. Контактировал с агентурой под контролем ЦРУ и службы BND. Подозрение в координации финансовых операций по подкормке „Солидарности“ через подставные фирмы в Австрии и Югославии».
Видеозапись из помещения второго этажа поступила спустя две минуты. Простая комната, плотные шторы, стол, человек с седыми висками в очках и костюме с узкими лацканами. Визуальное совпадение на 98,4% — резидент по Варшаве, Мюллер. Перехваченный аудиопоток начал складываться в структурированную информацию.
— Herr Stolz, берлинская станция обеспокоена задержками. Хотят понять, где именно оседают средства.
— Всё в рамках запланированного. На последнем этапе, через «Zukunft GmbH», передано тридцать пять тысяч условных единиц. Через обменники в Вене и Загребе они преобразованы в наличные. Затем — трансфер через Силезию.
— А хранилище?
— Варшава. Местный контакт, священнослужитель, обеспечивает прикрытие. Через него проходят встречи, в том числе с представителями восточных профсоюзов.
— Костёл?
— Да, костёл на Жолибоже. Условное имя — Джованни. Итальянец, связи по линии Opus Dei и «Pro Familia».
— Ребёнок?
— Проблема возникла. Не по нашей вине. Классифицируется как внутренний инцидент. Эмоциональная реакция не пересекает границы оперативной пользы. Родители ребенка пока не обращались в польские правоохранительные органы.
Я приостановил воспроизведение, выделив фразу.
«Друг» дал комментарий мгновенно:
«Содержит индикатор двойной операции: прикрытие педофильской активности используется для шантажа, влияния и дисциплины внутри церковной сети. Возможно наличие видеофиксации, используемой как средство давления на непубличных партнёров».
Анализ шёл с нарастающим итогом. «Муха» через тепловизор передала слабый сигнал от задней стенки шкафа в углу. Двойное дно. Возможно — хранилище с носителями информации.
Перешел к изучению следующей части разговора:
— В случае провала линии «Север», готовы перевести поддержку через «Юг»?
— Уже инициировано. Контакты через чешские структуры и южнославянские порты. В случае провала в «Гданьском троугольнике» нами активируются фигуры в Лодзи и Радоме.
— И что с этим русским, со смешной фамилией?
— Пока не выяснено, как он обошёл наш контроль. Линия «Фил» временно приостановлена. Ведётся оценка возможных угроз.
Пауза. Мюллер встал, подошёл к окну, посмотрел на еле заметную снежную крупу за стеклом.
— Дальше действуйте тихо и предельно аккуратно.
Папка захлопнулась, съём информации прекратился. «Друг» передал краткий комментарий:
«Контакт подтверждён. Связь действий профсоюза „Солидарность“, педофильской сети и разведки ФРГ установлена. Требуется оценка вмешательства. Рекомендуется дальнейшее наблюдение, фиксация каналов передачи наличности и подготовка нейтрализации через третьих лиц».
Путь от госпиталя до центра Варшавы в тот день оказался на удивление свободным. Машина скользила по мокрому асфальту, не оставляя следов, и казалось, что улицы нарочно притихли, будто чувствовали важность момента. В бардачке лежал плотный конверт, над которым работали мы с «Другом» не один вечер. Сведения систематизированы, фотографии разложены по уровням приоритетности, номера, лица, поведенческие шаблоны — всё было учтено. Но это была малая часть полученной за последнее время информации. Самым трудным было выбрать, что из этого отдать Лаптеву, а что оставить при себе.
В кабинете особиста всё было по-прежнему. Часы на стене тикали с тем же ритмом, жалюзи пропускали тусклый свет, капитан сидел за столом, просматривая какой-то доклад. Услышав шаги, он поднял глаза, кивнул, указал на стул напротив.
— Слушаю, Борисенок. Что принес?
Обычная канцелярская папка мягко легла на стол.
— Тут только часть. Основное — фиксация контакта между предполагаемым сотрудником BND и агентом под прикрытием из костёла. Видеофиксация, аудиофрагмент. Анализ поведенческих реаций. Плюс фотографии всех лиц, зафиксированных на пленках находящихся в квартире священника Джованни. Большинство мной не установлены.
Лаптев аккуратно разложил снимки по столу. На глянцевой бумаге — лица мужчин в разном возрасте, кто-то в рясе, кто-то в гражданской одежде. Один — с медальоном на цепочке, другой — с характерной родинкой у левого виска.