Внутри было тепло и пахло воском, ветхими молитвенниками и тонкой пылью времени. Епископ сидел в одиночестве, в одной из боковых ниш, перед иконой Чёрной Мадонны. Седой, в темной сутане, он поднял на меня взгляд и произнёс:
— «В начале было Слово, и Слово было у Бога…»
Я остановился в полушаге и тихо добавил:
— «…и Слово было Бог. Оно было в начале у Бога.»
Он кивнул. Начальное признание состоялось.
— Присаживайтесь, Константин. Здесь можно говорить откровенно. У этой иконы исповедовались мученики и предатели, но только первые уходили отсюда живыми.
Мы сели на лавку, обращённые лицом к мерцающему свету лампад. Он молчал, словно выжидая, а я чувствовал, как от иконы словно струится холод, пробирающий до костей. Или это был страх?
— Зачем вы здесь, епископ?
Он чуть улыбнулся:
— Я был здесь задолго до вас, сын мой. Я родился в этом городе. И умру, вероятно, в нём же. Но вы пришли, чтобы понять, что происходит. И, возможно, вмешаться.
Он достал из складки сутаны маленькую бархатную коробочку. Открыл её и, не глядя, подал мне. Внутри лежал серебряный перстень, украшенный скромным гравированным крестом и тонкими буквами на латыни: «In silentio veritas»(Правда тиха).
— Это не просто дар. Это знак. Для тех, кто понимает.
Я взял кольцо. Холодное, плотное, оно сразу будто стало частью меня. Я ничего не сказал. Просто кивнул.
— Доверие стоит дороже власти и денег, которые дает власть, — продолжил он. — Поэтому у нас принято давать знак и смотреть, кто осмелится его носить.
После короткой паузы он сказал:
— Прежде чем ты получишь полную картину… мне нужно проверить тебя. Маленькое дело. На первый взгляд пустяк. В Кракове, в районе Подгуже, есть церковь святого Флориана. Там служит отец Ежи. Передай ему вот это.
Он извлёк крошечный, завернутый в плотную бумагу свёрток, перемотанный ниткой.
— Не открывай. Не задавай вопросов. Просто передай. Если кто-нибудь спросит, скажешь, что это молитва за упокой. Убедись, что он скажет тебе: «Пепел превратится в огонь». Это будет подтверждением.
Я спрятал свёрток в боковой карман пальто. Епископ вздохнул:
— Если всё пройдёт гладко, тебе откроется больше, чем ты думаешь. И ты поймёшь, почему я до сих пор жив, хотя столько лет стою поперёк дороги и тем, и этим.
Мы ещё минуту молчали, пока ветер не толкнул дверцу часовни, и в храм не ворвался резкий порыв уличного холода.
Я встал и сказал только:
— Я сделаю это.
— Тогда иди с Богом, сын мой. И помни: не всё, что светится, — от света.
Глава 32
Дома, я уже расположился на кухне и подносил ко рту чашку с чаем, как пришел вызов от «Друга»:
«Слушаю тебя мой дорогой!» — отозвался я про себя.
«Сегодняшний поляк в шинели, на углу возле универмага, когда вы возвращались от епископа. Он что-то передал, при просмотре замедлите запись».
«Уже анализирую… Интересно…»
На видео чётко было видно: мужчина пожал руку другому, но пальцы их сомкнулись странно, неестественно. А потом — вспышка сигнала в инфракрасном спектре — мощный импульс. Не горящая спичка и не огонек сигареты. Что это может быть? При дальнейшем просмотре файла, было четко видны перстни у обеих мужчин, такие как мне дал недавно епископ. Только золотые, сделанные под старину, только внутри присутствовали крошечные чипы. Может быть они выполняют роль опознавания с вшитой последовательностью кодов, как на военных самолетах в системах «свой-чужой»?
Мою догадку подтвердил «Друг»:
«Похоже, используется в качестве ключа доступа, возможно к физическому сейфу, или к зашифрованному хранилищу,или опознавания»
«Отметь лица. Проверь по архиву».
«Личность одного, который справа, установлена, это Ковальский Януш, ранее сотрудник UB. Связь с „Филом“, весьма вероятна. Сейчас он, охранник в Академии теологии. Подозревается в хранении цифровых архивов по линии Ватикан — БНД».
После сообщения «Друга», моя рука невольно скользнула в карман джинсов и нащупала холодный металл. Перстень, вручённый епископом, на первый взгляд выглядел как обычное украшение — старинная гравировка, старославянская вязь, крест и крошечный символ, напоминающий скрещённые ключи. Но пальцы чувствовали больше, чем кожа — в металле пульсировала едва заметная вибрация.
— «Друг, это просто антиквариат? Или мы что-то пропустили?» — мысль, как пуля, ушла вглубь канала.
Ответ не задержался:
«Предмет содержит встроенные наноэлементы, несовместимые с известными технологиями XX века. Предполагаемый возраст внешней оболочки — 1870–1890 годы. Ядро — сплав с квантовыми ячейками. Есть отклик на протокол „Тетра-связь“. Подобное встречалось только в артефактах Открытых миров.»
Кровь похолодела.
«Что он СЕЙЧАС делает?»
«Сейчас активен режим хранения. Содержит зашифрованные фрагменты генетического кода, вероятно, не биологического происхождения. Есть подозрение, что это ключ доступа к сети ретрансляторов вне Земли. Уровень допуска: выше, чем у текущего пользователя.»
В голове рикошетом стучал пульс: кто вложил такое епископу? И знает ли он сам, что носит на пальце ключ от чего-то, что ни Ватикан, ни Кремль, ни Лэнгли даже не могут осмыслить?
«Друг» продолжал:
«Совет: не передавать предмет. Не пытаться вскрыть. Не приближать к полю мощного электромагнитного излучения. Он может самопроизвольно активироваться.»
Вечерний свет скользнул по перстню — и на мгновение крошечная вязь светанула синим, будто приветствуя носителя.
Теперь стало ясно: это не просто знак доверия. Это испытание, или приглашение. Так сказать входной билет в игру, о которой на Земле знали только единицы.
Для выполнения поручения епископа, мне пришлось создать ситуацию, что бы меня срочно отправили в краковский госпиталь, для ремонта медаппаратуры, которую вывела из строя «Птичка».
Польский Краков дышал историей. Камни вмурованных мостовых, стрельчатые окна и уличные музыканты с лютнями — всё словно бы говорило: «Мы пережили империи. Переживём и тебя». Я шел медленно, не спеша. Записка от епископа была спрятана в двойной подошве ботинка, а мои глаза сканировали отражения в витринах. Не паранойя, инстинкт. Тот самый, который не отнять у тех, кто слишком долго жил в шкуре чужого.
У костёла Святой Варвары, я заметил его: парень в кепке, будто бы студент. Он делал вид, что читает газету, но она у него была на немецком. Через двадцать метров — мужчина с букетом гвоздик, которых в округе никто не продавал. Ещё дальше — туристка, держащая фотоаппарат не к лицу, а чуть в сторону, будто бы снимала витрины, но объектив всегда поворачивался в мою сторону, когда я приближался.
— «Друг, ты это видишь?» — мысленно бросил я, не поворачивая головы.
Ответ пришёл мгновенно:
«Три наблюдателя. Один связан с БНД. Второй из польская служба. Третья неизвестна. Возможно, церковная контрразведка.»
«Что за цирк?»
«Тебя проверяют. Перстень активировал другой протокол.»
Я свернул в боковую улочку, где брусчатка давно сбилась в неровный каменный хребет. Там, на кривых ступенях, сидел бездомный, греющий руки над невидимым жаром. Он поднял взгляд, посмотрел мне прямо в глаза, и кивнул. Ещё один. Связной? Или наблюдатель?
Сжимая в кармане трамвайный жетон, я понимал: это не просто передача записки. Это тест. Сколько шпионов ты выдержишь за спиной, Костя?
На остановке я сел в трамвай, притворился уставшим, прикрыл глаза. В отражении стекла — тот же парень в кепке. Он вошёл на следующей остановке.
«Ты хочешь сыграть в войну теней, „Друг“?» — мысленно бросил я, — «Будь по-твоему.»
В голове уже выстраивался план: как отвести хвост, как активировать «Птичку», как раствориться. Я начал играть.
На очередной остановке был шумный поток студентов и пожилых женщин с авоськами, которые не слишком обращали внимание на нового пассажира в кепке. Он держался в полуметре, опирался на поручень, будто подыгрывая своей невидимости. Но «Муха» уже передавала через нейроинтерфейс панораму происходящего вокруг меня с высоты поручня вагона, А «Птичка» с карниза дома напротив остановки, или с верхушки дорожного знака, или из-под крыла припаркованного «Жука». Служебная отметка над головой моего соглядатая и преследователя мигала мягким оранжевым.
«Друг» вышел на связь без моего запроса:
«Обнаружено второе звено. Женщина в очках, с бумагами. Слежка ведётся в паре с наблюдателем в кепке.»
Решение пришло вместе с поворотом трамвая. На ближайшей остановке притворно помят был билет, а в момент, когда двери начали закрываться, мое тело выскользнуло наружу, будто я случайно споткнулся. Кондуктор кричал что-то на польском, женщина с бумагами зацепилась за поручень, а парень в кепке выругался и остался внутри.
Мгновенно, мной был активирован ультракоротковолновой канал, замаскированный под радиообмен соседней подстанции скорой помощи. «Птичка» уже висела в районе пересечения улиц Гродская и Свята. Два коротких импульса, и в эфире вспыхнула жизнь. Один из радиоканалов принадлежал местному отделению милиции, обсуждавшему сейчас в красках задержание карманника на площади Рынек. А вот второй был куда интереснее: по нему шел зашифрованный обмен между двумя абонентами с явным немецким акцентом в произношении ключевых фраз.
«Контакт потерян на перекрёстке… Переходим к протоколу „Zentrum Drei“…»
«Объект ушел в южный сектор и там нами потерян, запрашиваю дублирующий визуальный…»
Ключевые слова, передача на немецком оборудовании и характер сигналов — всё однозначно говорило в пользу одной версии. Это были не просто поляки. Люди в тени оказались связаны с западногерманской разведкой. Возможно, поляки лишь прикрытие, наёмные участники, но структура, руководившая ими, имела доступ к станциям-ретрансляторам БНД в районе Закопане.
«Друг» подтвердил: идентифицирован протокол передачи, характерный для полевого оборудования, используемого в Восточной Европе западногерманскими техническими группами. Вывод был ясен: слежку вели кадры БНД, действующие через польскую сеть. И теперь они знали, что их объект не так прост, как казалось сначала.