а.
Джейн нашла на стене рисунок Эмили. Зеленый луг, покрытый цветами, освещенными ласковым солнцем. Если бы ее мать следовала своим собственным советам… Тогда, может быть, ей не пришлось бы так спешить, когда она поехала в магазины перед отъездом в Хартфорд. Если бы она не дотянула до последней минуты, то, вероятно, не ехала бы так быстро, она бы тогда не спешила и не боялась никуда опоздать, была бы повнимательнее…
— Здравствуйте, миссис Уиттекер. — У Пэт Рутерфорд оказался деликатный, тонкий, как она сама, голос. — Вы не слишком долго меня ждете?
Учительница явно нервничала.
— Нет, я только что приехала.
— Хорошо. — Пэт Рутерфорд закинула за ухо непослушную прядь длинных светлых волос. Джейн разглядела крупную петлю серебряной сережки. — Спасибо вам, что вы приехали именно сегодня. Надеюсь, я не причинила вам излишних неудобств?
— Нет, нет, что вы! Лучше расскажите мне, как дела у Эмили?
Джейн ожидала, что сейчас учительница скажет ей несколько ободряющих слов, и поэтому была озадачена, когда молодая женщина молчала и не могла решить, с чего ей начать разговор.
— Что-нибудь не так?
— Нет, — неуверенно ответила Пэт Рутерфорд, потом продолжила: — Понимаете, я сама не вполне в этом уверена, вот почему я вызвала вас сюда отдельно от других…
— Что вы хотите мне сказать?
— Пожалуйста, сядьте.
Джейн постаралась втиснуться за маленькую парту, стоящую перед столом учительницы. Пэт Рутерфорд осталась стоять. Она шагала по комнате взад и вперед, изредка касаясь своего стола и не зная, куда ей смотреть.
— Вы заставляете меня нервничать, — пожаловалась Джейн, гадая, что же собирается сказать ей учительница.
— Прошу меня простить. Я совершенно не хочу подвергать вас испытанию. Я просто не знаю, как сказать вам об этом.
— Прямой подход самый лучший, говорите все, как есть.
— Надеюсь, что вы правы. — Она сделала паузу. — В действительности, я даже не знаю, должна ли именно я разговаривать с вами.
— Не понимаю.
— Я работаю учительницей первый год, — объяснила ей Пэт Рутерфорд, — и никогда прежде не имела с этим дела, поэтому не знаю деталей соответствующей официальной процедуры.
— Официальной процедуры — для чего?
— Я думаю, что в таких случаях положено доложить о своих подозрениях властям…
— Властям? Боже, что же такое вы подозреваете?
— Но у моей подруги при таком подходе были неприятности, пришли два полицейских офицера, до смерти замучили ребенка вопросами, вся школа гудела как растревоженный улей, родители были оскорблены, и моя подруга чуть не лишилась работы. Кроме того, ничего не изменилось в конечном итоге.
— О чем идет речь? — Встревоженная не на шутку Джейн уже сидела на самом краю парты.
— Я люблю свою работу и не хочу ее потерять. Поэтому, обдумав все, я решила, прежде чем обращаться к властям, обратиться к своему начальнику.
— Мистеру Сикорду?
— Да.
— И что вы ему сказали?
— Я сказала ему, что Эмили подвергается сексуальному растлению.
Эти слова, когда их наконец произнесли, произвели на Джейн впечатление удара кинжалом в живот. Она подалась вперед, чуть не упав со своего неудобного сиденья. Ее остановила крышка парты, больно врезавшись в грудную клетку. Определенно, что-то неладное произошло с ее слухом, подумала она, стремясь во что бы то ни стало сохранить самообладание. Не могла же она и в самом деле услышать то, что, как ей показалось, она услышала.
— Что вы сказали?
Пэт Рутерфорд опустилась на стул около своего учительского стола.
— Я думаю, что Эмили подвергается сексуальному растлению. — Слова эти не стали менее безжизненными от повторения.
Воздух с шумом вырвался из груди Джейн. Ей показалось, что вместе с дыханием из нее сейчас начнут выскакивать все ее внутренности. Этого не может быть, в отчаянии повторяла она себе, этого просто не может быть.
— Но почему, почему вы так думаете? — спросила она, как только обрела вновь способность говорить.
— Видите ли, у меня не было прямых доказательств, поэтому мистер Сикорд проявил твердость и запретил мне обращаться к властям. Как он неоднократно говорил, мне не следует этого делать, потому что я здесь человек новый. А для необычного поведения Эмили могут найтись и другие разумные объяснения. Но что-то говорит мне, что я права… Все, что я читала…
— Эмили сама говорила вам, что она… — слова застревали в горле Джейн, — что ее… сексуально растлевают, — прошептала она, не веря сама, что она произносит эти слова, выражающие невозможное.
— Нет, — ответила Пэт Рутерфорд, и Джейн вздохнула с облегчением.
Конечно, эта женщина ошибалась. Она просто пришла к неправильному заключению, потому что начиталась всякого…
— Но все ее поведение в последнее время говорит о том, что ее действительно растлевают. — Пэт Рутерфорд опять в раздумье замолчала. — Ну, во-первых, в последнее время она стала слишком спокойной. Она всегда была очень жизнерадостной девочкой, полной энтузиазма, на ее лице все время играла широкая улыбка. А сейчас она стала какой-то чересчур спокойной. Даже больше, чем спокойной. Такое состояние можно назвать грустью. Вы сами не замечали этого?
Джейн пришлось признать, что это правда.
— Однако, — запротестовала она, — вряд ли это может означать только одно — что ее растлили.
— Если бы это было все, что я заметила, то я не стала бы отнимать у вас время. Но есть еще кое-что.
Джейн ничего не сказала, кивком головы позволив учительнице продолжать.
— Однажды перед уходом я зашла в группу детского сада и увидела, как Эмили играет в куклы. Само по себе это, конечно, ни о чем не говорит, многие девочки, даже из более старших классов, частенько приходят поиграть в куклы. Если все это происходит нормально, то ничего страшного в этом нет. Но в том, что именно Эмили делала с куклами, я увидела нечто, что заставило меня остановиться и понаблюдать за ее действиями. Меня она не заметила. Она была полностью поглощена своей игрой.
— И в чем же она состояла?
— Она трогала кукол за грудь и между ног, и терла кукол одну об другую.
— Может, это было нормальное детское любопытство? — прервала ее Джейн, чувствуя, как в ней закипает гнев. В самом деле, эта женщина, зеленая, неоперившаяся учительница, несомненно состряпала в своем воображении эту нелепую историю, основываясь просто на том, что ребенок невинно экспериментировал с куклами.
— Может быть. Я об этом тоже думала. Конечно, из этого факта, взятого в отдельности, я не сделала немедленного заключения, что она подвергается растлению. Сначала я подумала, что она просто подражает поведению взрослых, которое она могла подсмотреть по телевизору или в кино.
Джейн отрицательно покачала головой. Она всегда внимательно следила, чтобы Эмили смотрела по телевизору только детские программы. Она всегда ходила с Эмили только на те фильмы, предназначенные для семейного просмотра, которые тоже можно было смотреть детям в возрасте Эмили. Нет, из просмотра телевизионных программ и фильмов Эмили не могла почерпнуть свой сексуальный опыт. Но, однако, у Эмили есть глаза. Несомненно, она проявляет любопытство по отношению к собственному телу. И тому же об этом говорят другие дети.
— Вероятно, она слышала об этом от других детей, — вяло предположила Джейн. Ей в это время хотелось только одного — стукнуть кулаком по столу и удавить Пэт Рутерфорд за необоснованные обвинения.
— Миссис Уиттекер, поймите меня правильно, я говорю эти вещи не по легкомыслию, — продолжала учительница, словно прочитав мысли Джейн. — Я думала о том, как сказать вам об этом, не один месяц. Мистер Сикорд не один раз напоминал мне, что мистер Уиттекер — один из уважаемых граждан нашего города, что он один из главных вкладчиков фонда школы. И я знаю, какое активное участие вы лично принимаете в делах школы. Мы знаем, какие вы оба замечательные и заботливые родители. Вот почему я не с легким сердцем заставляю вас пройти через это испытание. Всему этому можно найти разумное объяснение.
— Всему? Чему всему? Пока я не услышала от вас ничего связного. По крайней мере, ничего такого, что натолкнуло бы меня на мысль о том, что мою дочь сексуально растлевают.
— Но и это еще не все.
Джейн затаила дыхание.
— Я, пожалуй, не стала бы вас беспокоить, если бы на прошлой неделе не произошло одно событие.
— И что же произошло на прошлой неделе? — бесстрастно спросила Джейн.
— Я вошла в класс, около задних парт стояли Эмили и еще одна девочка. Одну руку Эмили положила ей на плечо, а другой ласкала ей грудь…
— Но это же глупо, две девочки трогают…
— Главное не то, что делала Эмили, очень важно то, что она при этом говорила.
— Говорила?
— Она шептала: «Ты так хороша! Мне так хочется тебя потрогать, ведь ты такая мягкая и красивая!»
— Что?
— Это ее подлинные слова. Чтобы не забыть, я их записала. Я полагаю, что это отнюдь не типичный диалог, который обычно ведут между собой маленькие дети, не правда ли? Это больше похоже на то, что Эмили подражает речи взрослого человека. Либо она подслушала эти слова, либо кто-то на самом деле говорил их ей самой. Этого я не знаю. Но я знаю, что для вас, миссис Уиттекер, это страшный удар и что вы, вероятно, очень сердиты на меня. Я знаю, что у меня нет прямых доказательств. Но я сломала голову в поисках объяснения, почему нормальная открытая девочка вдруг превратилась в интроверта[9] и почему семилетний ребенок столь осведомлен в вопросах секса. Я не могу придумать ничего другого, если только…
— Если — что?
— Если только она не видела свою няньку с ее дружком. Это возможно? Может быть, в то время, когда они думали, что она спит, Эмили спустилась вниз и увидела свою няньку в объятиях ее друга. Может, при этом она подслушала их разговор.
Джейн раздумывала, возможно ли это. Дети Кэрол довольно часто исполняли при Эмили роль сиделок. Может быть, Селина пригласила на какую-то ночь мальчика, пока никого не было дома?