– Кто об этом узнает, кроме нас?
– Мои конюхи. И следовательно, мои родители.
Тревор взял под уздцы вторую лошадь.
– Объясните им, что я хочу работать у вас в конюшне.
– Не нахожу, что это смешно, – ответила она.
Она не понимала его готовности смешаться с низшим классом. Не то чтобы она отказывалась разговаривать со слугами или дурно с ними обращалась, однако признание всех людей равными, исповедуемое Тревором, казалось ей странным.
– А я не нахожу честный труд унизительным.
Конюх спешился.
– Получишь больше, чем за месяц работы, дружите.
– Вы подкупили моих конюхов?
Лидия не понимала, что происходит. Ей казалось, что она плывет. Она смутно сознавала, что ее куда-то несут, и ощущение это было приятным, будто она покачивалась на ласковых волнах. Доктор дал ей настойку опия, и сейчас Лидию не тревожили ни боли в плече, ни стоявшие перед ней трудноразрешимые проблемы. Ей не хотелось просыпаться.
Послышались голоса.
– Приготовить комнату, милорд?
– Да, приготовьте покои моей жены, – проговорил Виктор.
Покои жены. Как приятно звучит. Лидия попыталась разлепить веки, но не смогла.
Она слышала чье-то учащенное дыхание. Потом раздался другой голос, и она узнала Милларса, камердинера, который несколько раз сопровождал ее в дом Виктора.
– Вы намерены поместить юную леди в вашей спальне, милорд?
В голосе Милларса слышалось неодобрение и недоумение.
– Ты знал, что это женщина, и ничего не сказал мне? – тихо спросил его Виктор.
Значит, это он несет ее.
– Раненого мужчину несли бы лакеи, – с вызовом ответил Милларс.
– Верно, – усмехнулся Виктор, как показалось Лидии, насмешливо.
От Лидии не укрылось его недоумение.
Вздор, она-то знала, что дворецкому все известно.
– Вы уверены, что поступаете правильно? Я вынужден сказать, что возражал бы против этой затеи.
– Черт побери! Другая комната не готова. Девушка ранена, а я, как тебе известно, способен переносить значительные неудобства, – негромко ответил Виктор.
«Странные вещи он говорит», – подумала Лидия.
– Ну что ж.
– Это только до тех пор, пока она не поправится или… пока я не разыщу ее родственников.
Виктор запнулся. Может, он сомневается, что она выживет?
– Помоги мне, она весит целую тонну.
О, подобные вещи неприятно о себе слушать, даже если это правда. Раздался скрип отворяемой двери.
– Вам не следовало нести ее самому, милорд, – сказал дворецкий, когда дверь закрылась.
– Я не хочу, чтобы кто-нибудь еще догадался, что это женщина. У меня нет для нее компаньонки. И я не знаю, что мне с ней делать. Разбери постель, пожалуйста.
Ее опустили на мягкую поверхность, потом стянули с нее сапоги.
– Наверное, надо пригласить кого-нибудь из ваших пожилых родственниц.
– У меня нет ни одной. Подай мою ночную сорочку. – Виктор немного задохнулся.
Лидия попыталась приподняться, но боль пронзила ее плечо. Застилавший ее сознание туман немного развеялся.
– Позвать экономку, чтобы она помогла ей переодеться?
– Нет, за все мои треволнения я заслуживаю награды. – «Награды? Что он имеет в виду?» – недоумевала Лидия.
– Хорошо, сэр, – ответил Милларс как ни в чем не бывало.
– Почему бы тебе не заняться пока чем-нибудь полезным, например, найти ее горничную. Но я бы не хотел, чтобы все стало известно другим слугам. За пределами этой комнаты ты будешь называть ее «мистер Холл».
– Простите, милорд? – не понял его Милларс.
– Это лучшее, что я могу сейчас сделать, чтобы сберечь ее репутацию. Хотя, должен сказать, что это не имеет никакого значения.
«А, собственно, почему?» – подумала Лидия. С нее стали снимать сюртук, сначала с правой руки. Голова у нее закружилась, и Лидия уткнулась Виктору в плечо, вдыхая его запах. Она чувствовала, какие нежные у него руки.
– Иди, я сам с ней справлюсь.
Дверь за Милларсом захлопнулась. Виктор осторожно спустил сюртук и жилет с левой руки Лидии. Она хотела поблагодарить Виктора, но вместо слов с ее губ сорвался лишь сдавленный стон.
– Знаю, знаю, больно. Я буду предельно осторожен.
Дальше Лидия ничего не помнила, кроме ощущения холода, потом тепла. Она погрузилась то ли в грезы, то ли в воспоминания, в которых Виктор целился в нее из пистолета и нажимал на курок.
Внезапно она проснулась.
Виктор, без сюртука и жилета, стоял к ней спиной и смотрел в окно.
– Вы стреляли в меня.
Он медленно повернулся.
– Да.
Лидия оглядела просторную спальню. Комната была обставлена тяжелой мебелью темного дерева. Стены затянуты зеленым штофом, на окнах портьеры густого винного цвета и такой же балдахин над кроватью. Мужская комната. Обзор завершился, когда ее взгляд наткнулся на кувшин с окрашенной кровью водой, стоявший на столике рядом с кроватью, и на груду окровавленных бинтов.
– Где я? – Лидия попыталась сесть.
– В моей постели. – Виктор быстро подошел к ней и подсунул под спину подушку, чтобы она могла опереться.
Лидия не могла отвести глаз от его мускулистых рук под закатанными рукавами рубашки. Расстегнутый ворот открывал сильную мужскую шею. Почему он в таком виде? Или он так и не надел сюртук и жилет после дуэли?
Лидия тут же сообразила, что у нее под ночной сорочкой нет никакой одежды. Нет даже белья. Так кто же раздевал ее? В затуманенной памяти Лидии всплыло ощущение холода, подсказавшее ей, что, прежде чем надеть на нее ночную сорочку и укрыть одеялом, Виктор раздел ее донага.
Хуже того, она заметила, что левое плечо сорочки разрезано. Когда она села, разрез распахнулся, и ткань сорочки свесилась вниз. Виктор с интересом наблюдал, как она, скривившись от боли, пытается удержать сползающую рубашку.
Он сел на кровать рядом с ней, матрас прогнулся под тяжестью его тела, и Лидии показалось, что сейчас она съедет, словно с горки, и уткнется в него. В глубине души ей этого хотелось, но пугали его темные глаза, горевшие хищным огнем, которого она прежде не замечала.
Лидия удивленно посмотрела на Виктора. Он нахмурил брови:
– Вам лучше не двигаться. Рана снова кровоточит. Я жду хирурга. Пора бы ему уже появиться.
Разве ее состояние после ранения ухудшилось? Ум Лидии работал медленно и с большим трудом. Сколько прошло времени? Сколько крови она потеряла?
– Я умру?
– В конечном итоге – да.
Ее тревожный возглас, должно быть, позабавил Виктора, потому что он слегка улыбнулся.
Тут Лидии в голову пришли две мысли: она не готова умереть и она не хочет умереть нетронутой. Правда, она тут же подумала, что слабо представляет, как все должно произойти, к тому же временами Виктор пугал ее. О Господи, если и прежде неясные чувства смущали ее душу, то теперь они стали еще более противоречивыми.
Виктор взялся за ворот своей рубашки и дернул его вниз, открывая правое плечо.
С трудом сдержав крик и не сводя с Виктора глаз, Лидия скользнула под одеяло. Он намерен снять рубашку? Ее взгляд был прикован к белому выпуклому шраму на его плече.
– Я это пережил. Полагаю, и вы выживете.
– И у меня останется такой отвратительный шрам? – с испугом спросила она и тут же пожалела о своих словах.
– Не думаю. Пуля задела мне кость, ее пришлось извлекать. Рану несколько раз прочищали, – объяснил он деловитым тоном, но голос его предательски дрогнул. – У вас пуля прошла навылет, задев только мягкие ткани. Я хорошо знаю, что делать с такой раной, так что не допущу, чтобы у вас остались подобные украшения.
Лидия потянулась, собираясь потрогать его шрам, но Виктор отпустил ворот рубашки, и ткань прикрыла шрам. Ее пальцы наткнулись на мягкий шелк. Как странно, будучи Ленардом, она носила льняные рубашки. Прикосновение гладкой ткани напомнило ей, чего она лишилась, отказавшись от женской одежды.
Виктор сжал ее пальцы:
– Не надо.
– Все еще болит? – Лидия заглянула ему в глаза и увидела не боль, не память о страданиях, а тот же огонь, что бушевал и в ней.
– Нет. Рана давно зажила.
Тогда почему он не хочет, чтобы она прикасалась к нему?
Лидия отпустила свою сорочку, которую придерживала на левом плече, надеясь, что она не сползет слишком низко. Потом взялась за ворот его рубашки и сдвинула ее так, чтобы снова увидеть шрам. Она увидела крепкие мышцы и темные завитки волос на груди.
Его рука, сжимавшая ее пальцы, ослабла. И Лидия коснулась его смуглой кожи. Сколько у него шрамов? На лбу, на плече. Может быть, есть и еще? Наверное, если присмотреться, то найдется еще много боевых отметин, словно у средневекового рыцаря. Виктор слегка повернул голову, словно ему трудно было вынести ее пристальный интерес. Мысль, что он гораздо дольше удовлетворял свое любопытство, переодевая ее, приободрила Лидию. Рана на теле давно зажила, но душевная ра на не давала ему покоя. Лидия не знала, откуда ей это известно, но ни секунды в этом не сомневалась.
Она подалась вперед и коснулась губами шрама. У его кожи был опьяняющий, чуть солоноватый вкус. Внутри у нее все трепетало, но ее действие, которое она посчитала извинением за свою паническую реакцию на его шрам, обернулось непредвиденным для нее.
Мышцы Виктора напряглись. Неужели она совершила ошибку, поступив с ним столь фамильярно? Он находит ее внимание отвратительным? Ее поцелуй – непростительная оплошность? Проверив, не слишком ли сползла ее сорочка, Лидия опустила голову.
– У вас много шрамов?
– При моем образе жизни могло быть и больше. – Эти слова заставили ее поднять голову, его лицо было совсем близко, его горячее дыхание касалось ее губ.
Кончиками пальцев Виктор провел по ее нагому плечу.
– Ваш порыв означает, что я прощен за нанесенную рану?
– Да.
Лидия не понимала, что все это значит.
Он спустил разрезанный рукав сорочки с ее локтя. От страха и ожидания чего-то неизведанного у нее по спине пробежал холодок. Виктор не сводил с нее своих темных глаз. Он высвободил из рукава ее вторую руку. Лидия отчаянно уцепилась за ворот сорочки, зажмурив глаза и понимая, что должна возражать и сопротивляться. Но его спокойные и уверенные движения окончательно лишили ее дара речи.