— Что? — задохнулся Телфрин.
— Конец Вселенной, во всяком случае — конец человечества.
— И Галактический Совет ничего не знает? — спросил Эсквиел. — Ты ничего не сказал им? Почему?
— Потому что считал, что на Беглеце смогу получить ключ к спасению.
— Вы имеете в виду гибель не одной Галактики, а всей нашей Вселенной? — тихо сказал Клейн. — Вы уверены в этом, Ринарк?
— Пришельцы убедительно доказали мне это, и мои собственные экстрасенсорные способности помогли мне довершить картину нашей гибели. Я совершенно убежден в этом. Наша Вселенная перестала расширяться.
— И что же, значит, в этом вся причина? — вмешался Олессон.
— Ну конечно, дело в том, что она не просто перестала расширяться, теперь она сжимается. Материя стремится вернуться в свое первоначальное состояние. Все галактики быстро стягиваются друг с другом — с гораздо большей скоростью, чем та, с которой они расширялись. Причем эта скорость постоянно возрастает, так как вся материя снова стягивается к центру Вселенной! Очень скоро все галактики превратятся просто в пылинку, мчащуюся в просторах мироздания. Потом и эта пылинка может исчезнуть. И останется ничто, вакуум. Пока сближаются только галактики, но как только они стянутся в одно целое — а этого ждать недолго, — в этот процесс вовлекутся звезды, планеты, словом, он станет всеобщим.
— Но это не более чем теория, — по-прежнему спокойно проговорил Клейн.
— Нет, это реальность, — ответил Ринарк. — Эксперименты пришельцев, в которые они меня посвятили, очень убедительны. Они проверили эту концепцию в лабораториях и установили, что, когда материя сжата в той степени, насколько это возможно, и образует шарик невиданной, немыслимой плотности, она сразу исчезает. Они убедились в том, что, когда материя достигает этой конечной стадии, она попадает в другие измерения, как фотон, возможно, в какую-то более крупную вселенную — одну из тех, что составляют мультиверсум.
— Так что же, по-вашему, Вселенная просто-напросто смоется, как мелкий жулик?
— Ну конечно!
— И все же мне непонятно, зачем вы здесь, — сказал Клейн. — Неужели потому, что здесь безопасно? Вы действительно считаете, что мы в безопасности?
— Мы здесь, потому что я надеюсь найти способ перебраться в другую вселенную, — снова очень спокойно стал объяснять Ринарк.
— То есть вы хотите сказать, что, проникнув в тайну Беглеца, который в состоянии перемещаться сквозь мультиверсум, можно будет создать систему, действующую на основании тех же принципов? — спросил Клейн, который теперь, казалось, не только заинтересовался, но даже как-то воодушевился.
— Да, именно так. Если мне это удастся, я смогу вернуться в нашу Вселенную — для гид-сенсора, каковым я являюсь, это нетрудно, — чтобы предупредить человечество о грозящей ему опасности и помочь избежать ее, то есть переселиться во вселенную, которая не подвержена подобной катастрофе.
— Ну, что бы ни случилось, у нас-то будет полный порядок, а? — вставил, не удержавшись, Олессон.
— Да, — согласился Ринарк и добавил: — Правда, как раз это не очень-то меня волнует.
Все остальные, которые были изрядно напуганы, но вместе с тем, казалось, испытывали и некоторое облегчение, пропустили реплику Олессона мимо ушей.
— Ну как, вы остаетесь со мной? — обратился Ринарк к своим друзьям.
— Нам терять нечего, — ответил Телфрин, впрочем без всякого воодушевления.
— И в самом деле, нечего, — подтвердил Эсквиел.
В этот момент приборы, находившиеся в комнате, вдруг ожили. Тяжело ступая, Олессон подошел к ним, настроил приемник, поймал звук и изображение.
— Слушаю, — сказал он.
— Опять вновь прибывшие, Рагнер. Приближается большая группа кораблей с Мигаа.
— Как всегда, — проворчал Олессон, выключая приемник.
Глава 4
Ринарк и его друзья наблюдали на экранах, как большая группа судов с Мигаа входила в космическое пространство Беглеца.
В этот момент с Трона, как стая коршунов, взмыли в небо космические корабли. В их яростной атаке было что-то абсурдное, безумное.
Ринувшаяся наперерез многоцветная эскадра военных кораблей Энтропиема быстро оттеснила их, освобождая путь судам с Мигаа. Битва была еще более стремительной, чем предыдущая.
— Вовремя успели, — заметил Одессой, глядя на экран. — Система вот-вот начнет движение. А ты, Ринарк, сделай ручкой на прощание — неизвестно, когда ты теперь увидишь свою Вселенную, если вообще увидишь, — злорадно усмехнулся он.
Но Ринарк, не удостоив Олессона внимания, обратился к своим друзьям:
— Нам надо разобраться с вновь прибывшими. Среди них ведь не только преступники, есть и такие, которые пытались исследовать систему Беглец. Они могут помочь нам. Надо походить по городу и поискать их.
— Сначала поговорите с помешанной Мери, Ринарк, — заговорил Клейн; в его голосе прозвучали какие-то странные, настораживающие нотки. — Не берусь ручаться, что она поможет вам, просто это послужит для вас хорошим предупреждением. Говорят, она была антропологом и усиленно изучала систему. Советую вам, Ринарк, посмотреть, к чему привела ее любознательность.
— Где ее можно найти?
— Точно сказать не могу, но в Северном районе ее каждый знает. Если спросите, вам сразу покажут, где она.
— О’кей, я повидаю ее, — сказал Ринарк. — А вы прочешите другие районы города. Собирайте все, что узнаете, не пренебрегайте ни слухами, ни толками — все может пригодиться. Мы ничего не должны упустить!
— Давай, давай, если успеешь, — насмешливо заметил Олессон, когда за Ринарком и его друзьями захлопнулась дверь.
Выйдя из этого грязного, обшарпанного небоскреба, они увидели, как на посадочном поле, в двух милях от города, вспыхивают сверкающие стрелы. Ринарк и его спутники, как было условлено раньше, разошлись в разные стороны.
Надо сказать, что время для визитов было выбрано не самое удачное. Все отели и бары Северного района Энтропиема, куда бы ни заходил Ринарк, уже захлестнула волна беженцев с Мигаа.
Улицы города быстро заполнялись подвыпившими и возбужденными толпами. Прибытие новых космических кораблей праздновали не только люди. Великое множество разных существ, населяющих Беглец, тоже влилось в радостную толпу, и все веселились, кто как умел.
Какое-то чудище, нечто среднее между гигантским слизнем и гусеницей, обратилось к Ринарку с высокопарной речью на земном языке, но Ринарк не обратил на него внимания, он все шел и шел в поисках помешанной Мери, порою останавливался, расспрашивал прохожих, которые то несли в ответ какую-то околесицу, а то и заигрывали с ним.
И вдруг настоящий кошмар настиг его. Внезапно он почувствовал, как нахлынула тошнота, глаза застлал туман. Ринарк выбросил мысленный импульс-щуп, который пронизал всю систему и часть Галактики, простиравшуюся вокруг нее. Но его мозг просто отказывался воспринять информацию, которая шла к нему, вернее, был не в состоянии сделать это.
Казалось, Галактика отдалилась и вместе с тем, по отношению к Беглецу, как бы сохраняла свое место в пространстве.
Внезапно всю планету засосала в себя какая-то призрачная жутковатая серая мгла, сменившая собою царившую дотоле кромешную тьму.
На миг Ринарку почудилось, что городские строения опять начали растворяться и таять в воздухе, а сам он, почувствовав, как тело его становится невесомым, вцепился в выступ стены какого-то дома, который вначале показался ему вполне реальным и осязаемым. Но тут же Ринарк понял, что стена расползается у него под руками и его собственное тело как бы растворяется, теряя присущую ему плотность. Сопротивляясь бешеному водовороту, подхватившему его сознание, Ринарк вернул мысли к успокоительной в своей вещественности привычной Галактике — в минуты сильного стресса он всегда прибегал к этому средству. Но Галактика перестала быть реальностью!
Она казалась призрачной, и Ринарк потерял возможность прикоснуться к ней. Он был близок к отчаянию, но из последних сил пытался сохранить самообладание.
И тут он понял наконец, что произошло.
Они покидали Галактику, покидали Вселенную, которую Ринарк любил всем сердцем и во имя спасения которой он готов был погибнуть. Вопреки рассудку, ему казалось, что его предали — будто Галактика покидала его, а не наоборот. Он задыхался. Он чувствовал себя как человек, которого волокут куда-то, а он судорожно ищет, за что бы ухватиться, и все его попытки тщетны — ни физически, ни психологически опереться не на что. Нет ничего. Ничего такого, что было бы надежным. Ничего, что бы не разваливалось у тебя под руками, что бы не исчезало у тебя на глазах.
Серые городские здания угрожающе накренились, и Ринарку казалось, что он сам скользит куда-то вниз. Он бежал, спотыкаясь, по уходящей у него из-под ног взбесившейся улице, выставив перед собой руки, точно желая защититься от сводящего с ума ужаса, который со всех сторон подступал к нему, ужаса перед рушащимся у него на глазах мирозданием.
Единственной реальностью среди этого хаоса, за которую он мог ухватиться, как за якорь спасения, была мысль о том, что его теоретическая концепция — сейчас она грозила стать гибельной реальностью — подтверждается. Ведь во имя нее он и оказался здесь. Он снова и снова хватался за эту спасительную мысль.
Итак, этот транспространственный прыжок начался. В этом не было никакого сомнения.
Те, кто недавно прибыл на Энтропием, сразу поняли это. Сотни баров по всему городу как будто вымерли.
Ринарк заставлял себя двигаться. В движении было что-то успокаивающее — оно убеждало Ринарка, что в пугающем хаосе, царящем вокруг, его тело, по крайней мере, еще подвластно ему. Как только до его сознания дошла эта мысль, он машинально замедлил шаг. Он приучил себя никогда не сожалеть о содеянном и сейчас старался подавить горькое чувство, которое поднималось в его душе, когда он думал о том, что едва ли он увидит свою Вселенную до тех пор, пока Беглец, следуя своей непредсказуемой орбите, снова сам не вернется туда.