— А ведь не слабо мы их тут причесали! — Солома поддал ногой один из баллончиков с противоожоговой пеной, и тот с противным дребезжанием покатился по коридору. — Не хата, а настоящий морг. Три жмура! А на тех, кто свалил, места живого не осталось. Зуб даю!
— Видать не слабо, — задумчиво согласился капрал, остановившись перед последней дверью.
Это была та самая дверь той самой комнаты, с которой и начался обстрел жилого модуля… вернее его начал никто иной, а именно он ― Штык. Почему-то Зыкову очень и очень не хотелось заходить внутрь. Может причиной тому стала накатившая вдруг усталость, а может какое-то гадкое тошнотворное предчувствие…
— Чё стоишь, как столб?
Солома остановился рядом. Он прятал в карман швейцарский многофункциональный инфобраслет, снятый с руки мертвого старика.
— А ну его…! Сваливаем! — выдохнул Штык. — Наши уже, поди, грузятся. А мы тут…
— Сдурел, что ли?! — Солома не дал Зыкову договорить. Похоже, он почувствовал в старшем некую слабину и тут же не преминул ею воспользоваться: — Может, и тут чё путевое откопаем. Блин, на двоих поделим! Сечешь, мужик?!
Алчно подмигнув замершему в нерешительности Штыку, рядовой одним ударом ноги вышиб тонкую пластиковую панель.
Любое незнакомое помещение уже по определению таит в себе потенциальную опасность, а потому неудивительно, что, повинуясь отработанным до автоматизма рефлексам, капрал моментально вскинул оружие. Солома сделал то же самое, и они вместе ввалились внутрь этой немного странной, расположенной вдали от других комнаты.
— Чисто!
Выкрик Соломы и сигнал системы раннего предупреждения прозвучали практически одновременно. Штык услышал их и медленно опустил ствол «вышибалы». Сделал он это не только по причине отсутствия угрозы, но еще и потому, что оружие вдруг стало невероятно тяжелым.
Если в сознание маленького ребенка вложить понятие ад, то именно так он и должен выглядеть: полуобгоревшие детские рисунки на почерневших стенах, оплавленные игрушки, битые футляры от мультфильмов и видеоигр. И поверх всего этого серый пепел вперемешку с такой же серой пылью.
— Не хило ты сюда засадил! — бодрый голос Соломы особенно остро резанул слух, так как совершенно не сочетался с окружающей картиной ужаса, разорения и смерти.
— В окне кто-то мелькнул… — буркнул Штык, все более отчетливо понимая, кто именно это мог быть.
— И, чё…? Круто попал! В яблочко! — осклабился рядовой и стал пялиться куда-то за изуродованное кресло-кровать, разложенное невдалеке от здоровенной бесформенной дыры, в которую выстрелы из SK-41 превратили оконный проем.
Хотя Зыкову не очень-то хотелось ЭТО видеть, но он все же приблизился. Пока шел все надеялся: а вдруг ошибся, и в комнате скрывался реальный враг с настоящей пушкой? Не грохнешь его, он грохнет тебя. Таковы законы войны! От них, блин, никуда не денешься!
Однако, к великому сожалению, остаться в глазах собственной совести белым и пушистым капралу уже в который раз не удалось. В узкой щели между растрескавшейся пенобетонной стеной и полусожженным креслом лежали двое. Это были женщина и ребенок, маленький мальчик лет шести. Скорее всего, мать схватила свое дитя на руки и хотела унести подальше от окна, от смерти… Но только не успела. Залп смертоносного «вышибалы» снес головы им обоим. Сейчас они так и замерли навечно, судорожно вцепившись друг в друга, намертво склеившись запекшейся кровью.
— Зараза… — Зыков смачно сплюнул на пол. — Ну, вот какого хрена мне опять это?!
— Эй, десантура, я чё-то никак не въеду, — Солома с гаденькой ухмылочкой покосился на капрала. — Как так, всю жизнь в войсках, конфликты там разные… горячие точки…, а к такой фигне до сих пор не привык?
Штык угрюмо промолчал, чем невольно позволил напарнику продолжить. Солома сделал это, с применением хитрого литературного выкрутаса, на который у него самого вряд ли достало бы ума. Скорее всего, спер мыслю у кого-то более головастого.
— Забей, Лева! Считай, что их всех уже нет, что они не настоящие. Бумажные, блин, мишени. Продырявил, скомкал, выкинул, забыл.
— Да знаю я, — Зыков хотя и поморщился, но все же кивнул. — Только все равно как-то нихрена не по-людски.
— По-людски будет ТАМ! — рядовой ткнул пальцем в потолок.
— А вот фиг тебе, Витек! — Штык отрицательно покачал головой. — Мы уже, блин, и забыли как это — жить по-людски. Так что, наверное, и ТАМ не вспомним.
После этих слов мародеры замолчали. Оба глядели на обезглавленные тела матери и ребенка и думали каждый о своем. Годы бесчисленных войн и конфликтов научили их без содрогания созерцать смерть. Правда, смерть это вовсе не какое-то там веселое кино. От ее вида в душе всегда становится пусто и уныло, а в голову лезут далеко не самые радостные мысли.
Вот и сейчас гвардии капрал аэромобильных войск Лев Зыков вспоминал свою первую боевую миссию. Было это в Арабских Эмиратах. После того как иссякли запасы нефти, Дубай превратился в мировую столицу работорговли, черной хирургии и геннопластики. Там творились такие дела, что кровь стыла в венах. Но самое гадкое, что так бы оно все и продолжалось, кабы не произошел небольшой конфуз. Супруга одного очень важного человека после неудачной операции в элитной Дубайскиой клинике «Феникс» превратилась вовсе не в юную нимфу, а совсем наоборот, в дряхлую бабу-ягу, которая к тому же не протянула и месяца. Вот тогда-то мировая общественность неожиданно прозрела, возмутилась и бросила межнациональный экспедиционный корпус на борьбу с мировой заразой и позором.
В том, что это действительно зараза и позор, Штык тогда убедился самолично, притом на двести процентов. Он своими глазами видел смрадные камеры невольников и ржавые контейнеры, заваленные исполосованными трупами доноров. Среди них тоже были женщины и дети. И Зыков, хотел он того или нет, все равно чувствовал на себе вину. Потому что допустил все это, не спас, не пришел вовремя…
О том, какие мысли посетили голову рязанского полицейского Виктора Ревы по прозвищу Солома, было очень сложно сказать. Да и были ли они там вообще? А может бывший блюститель порядка просто присматривался к тонкому золотому браслету на руке мертвой женщины?
— Ну… Чё стоишь? Будешь здесь шмонать или как? — Штык первым нарушил тяжелую гнетущую тишину.
— Мне и так хватит, — помрачнев, буркнул Солома. — Пусть себе лежат спокойно.
— Пусть лежат, — Зыков повернул голову и поглядел на рядового с нескрываемым удивлением и даже толикой уважения.
— Какого пялишься! Я чё, по-твоему, полное дерьмо?! — обиделся Солома. — У меня между прочим тоже…
Что такого у Соломы «тоже…» капралу на этот раз так и не судилось узнать. Неожиданно на слова рядового наложился требовательный призывный писк. Это очень походило на звук помехи, спровоцированной системой радиоподавления, когда та только-только зацепила тебя своим невидимым сачком. Похоже, именно этот вариант и пришел в голову Соломе. Штык понял это, когда увидел, что рядовой спешно пытается вырубить свою радиостанцию.
— Стой, болван! — капрал остановил напарника. — Это совсем другое. Это датчик!
— Датчик?! — Солома будто очнулся. — Тот самый? Что Виккерс поставил внизу?
— Бегом! — Зыков, не долго думая, схватил рядового за шкирку и толкнул в дверной проем. — Вонючие свинари! Вернулись, твари!
По лестнице наемники слетели, разом перепрыгивая через две-три ступени. В коридоре первого этажа на глаза сразу попалась небольшая баррикада, сооруженная из части того бытового хлама, что валялся там ранее. За баррикадой притаился раненый Жора Хомяк, который держал под прицелом дальнюю часть коридора, ту самую, где и располагался кабинет хозяина фермы.
— Там звук электромотора, — прошептал он, когда Штык и Солома залегли рядом.
— Нихрена не слышу, — Солома покрутил настройку аудиоприемника.
— Еще секунду назад гудело, а теперь затихло нахрен, — уточнил Хомяк.
— Все! Опоздали! — отставной полицейский нервно теребил спусковой крючок гаусс-винтовки. — Они уже внутри!
— Не ссать! Куда этому быдлу против армии!
Штык плавно снял с плеча трофейный БИ-6000 и оставил его под охраной Хомяка. Затем, не спуская глаз с дверного проема, из которого в любую секунду могло последовать нападение, капрал абсолютно бесшумно поднялся на ноги.
— Солома, вперед! Встретим их, пока не осмотрелись!
Рядовой без особого энтузиазма, но все же выполнил приказ унтер-офицера, и они вместе двинулись вглубь полутемного коридора.
— Держитесь левой стены! — прошипел по связи раненый снайпер. — Не суйтесь на линию огня. Тогда я вас прикрою.
Как ни странно, стрелять Жоре так и не довелось. Наемники успели добраться до кабинета прежде, чем оттуда кто-либо появился. Дверь в помещение оставалась не просто распахнутой настежь, но и надежно заблокированной напольным фиксатором. Именно в таком состоянии мародеры ее и оставили, когда полчаса тому назад покидали комнату.
Прекрасно понимая, что в предстоящем поединке победит тот, кто опередит, а главное перехитрит противника, Штык прыгнул вперед, грохнулся боком на пол и, проскользив по нему около метра, влетел в дверной проем. Надо ли говорить, что при этом он крепко сжимал в руках свой четырехствольный «Ремингтон» SK-41, готовый превратить в облако дымящихся кровавых брызг каждого, кто попадется ему на прицел.
Старый, многократно опробованный трюк сработал. Ствол массивного войскового Р-79 оказался направленным примерно на метр выше головы капрала, зато «вышибала» Зыкова глядел точно в грудь рослой, слегка сутулой, перемазанной в грязь фигуре. Чтобы покончить с проклятым фермером, Зыкову требовалось лишь легонько потянуть за спуск, но… Но вместо этого он медленно снял палец со спускового крючка.
— Лёха…! — задыхаясь от адреналина, прохрипел десантник. — Твою мать…! Какого ж хрена ты не откликался?!
— Всем стоять!
Бульдог не успел ответить, так как в дело вступил бывший рязанский полицейский. Инерция атаки вышвырнула Солому прямо на центр двери, где тот и замер, уставившись в дуло лазерного пистолета. Р-79 глядел ему точно в лоб.