за свою собственную жену и дочь. Да я такого одним пальцем уделаю!
Ибрагим, к которому обращался Митяй, ничего не ответил, однако на его еще мгновение назад таком угрюмом и безжизненном лице вдруг проскользнуло некое подобие отвратительной гадливой ухмылки. Именно эта ухмылка, да еще косые, будто и впрямь оценивающие взгляды стоящих вокруг бойцов и взорвали Ахмеда.
Продолжая лежать на полу, он нащупал сой карабин, схватил оружие, сжал трясущимися от ярости руками. Как только пальцы нащупали спусковой крючок, Ахмед судорожно вдавил его: раз, второй, третий… Он все жал и жал, ревя как обезумевший взбесившийся зверь. Какие именно жуткие проклятья изрыгала глотка хана, понять было невозможно. Звук его голоса тонул в гудении выстрелов, шипении горящей живой плоти, клокотании вскипающей и тут же испаряющейся крови.
Это отвратительное, леденящее кровь безумие продолжалась несколько бесконечно долгих минут. Когда же, наконец, хан утолил свою жажду крови и прекратил огонь, перед ним оказались уже не тела двух людей, а бесформенная груда из кусков изжареного мяса и перебитых обуглившихся костей.
— Упокойся, хан. Все! Уже все кончено! ― Юсуф подошел к своему повелителю и помог тому подняться.
Оказавшись на ногах, Ахмед не выпустил руку верного слуги и помощника, а рывком подтянул того к себе.
— Ты тоже так считаешь?
Хан вонзил колючий испепеляющий взгляд в зрачки Юсуфа. Через них он, казалось, попытался добраться до самых потаенных глубин мозга своего первого помощника.
— О чем ты, хан?
— О чем?! Ты… Все вы тоже считаете меня слабаком?!
Ахмед полоснул взглядом по своим людям, которые в настоящий момент разумно предпочитали держать дистанцию, и это не столько из почтения и раболепия, сколько по причине того, что в руке хана по-прежнему оставалась зажата рукоять смертоносной «Марчелло-LL».
Хотя в ответ и прозвучало пусть и неровное, зато дружное: «нет!», «никогда!» и «что ты хан!», Ахмеду и впрямь захотелось перестрелять всех этих ничтожеств. Данное желание усилилось, когда хан вспомнил о дележе награбленного и своих недавних подозрениях по этому поводу.
— Хан… ― несмотря на все еще бушевавшую в шефе ярость, Юсуф все же решился подать голос.
— Говори!
— Я предупреждал тебя. Это дело с тем молодым жестянщиком… Он ушел. Подло убил не только твою жену и дочь, но и Анзора, и еще пятерых преданных тебе бойцов. Ты не наказал. И кое-кто из наших людей действительно воспринял это как доказательство твоей слабости. ― После этих слов Юсуф смиренно приклонил голову. ― Прости, хан, но это правда.
Юсуф умолк, как бы предоставляя Ахмеду возможность самому сделать соответствующие выводы, и тот великолепно справился с этой задачей:
— Я прибью его голову на воротах нашей цитадели, что бы все видели и знали. Юсуф, выбери троих самых надежных и смышленых людей… ― Дойдя до этого места, хан почему-то запнулся, задумался и уже не так решительно добавил: ― Хотя, время упущено. Скорее всего, этого жалкого червяка сейчас уже будет не так легко достать…
— Не так легко? ― Юсуф искренне удивился. Откуда хан мог все это знать?
— Да, именно так, ― протянул Ахмед, но тут же самодовольно, как человек превосходно знающий закон, по которому и вертится эта голубая планета, осклабился. ― Юсуф, дай им денег… много денег. В этом мире за соответствующую цену можно приобрести всё и всех. Так что если не смогут захватить этого проклятого Корна, пусть они мне его купят, выторгуют, будто какую-то грязную свинью.
— Ты желаешь получить его живым или мертвым? ― осторожно осведомился Юсуф
— Живым! Только живым! ― Ахмед кровожадно скрипнул зубами. ― Я сам его буду убивать, медленно и мучительно. Каждый сможет увидеть, как я поступаю со своими врагами и подлыми предателями.
Последняя часть фразы была произнесена уже в основном для топтавшихся по углам подземного цеха рядовых бойцов. Парни стали невольными свидетелями падения и унижения своего хана, и это было весьма скверно. По большому счету после такого всех их следовало пустить в расход прямо здесь, в подвале. Но поступить так Ахмед в данный момент просто не мог, не имел ни малейшей возможности. Их ведь больше, они вооружены и будут отчаянно сражаться за свою жизнь. Что ж, тогда пусть пока поживут, ― решил хан и постарался хорошенько запомнить лица всех присутствующих.
Однако для поддержания своего вдруг пошатнувшегося авторитета новгородский властитель должен был, хоть что-то предпринять. Он не мог просто так взять и молча уйти. Именно поэтому хан ткнул пальцем в груду еще дымящихся человеческих останков и во всю глотку гаркнул:
— Убрать! Здесь должно все блестеть! Шевелитесь, бездельники, иначе с этих полов оттирать будут уже вас!
Глава 17
Россия.
Двадцать пять километров к северо-западу от Твери.
Полевой лагерь Стального полковника.
Мобильный военно-медицинский модуль «Николай Пирогов».
Сергея разбудили голоса, громкие голоса, возможно даже это были какие-то крики или смех. Обычно юноша вскакивал и от куда более тихих звуков, но сейчас его голову пронизывал плотный поток целительных биоволн. Они боролись с последствиями жестоких ударов и их всегдашними спутниками ― множественными микросотрясениями мозга. Одновременно с этим волны расслабляли, обволакивали, причем не только израненное тело, но и казалось саму душу, вселяли в нее долгожданный покой. Учитывая все вышесказанное, чудом являлось уже то, что до сознания охотника смог достучаться хоть какой-то сигнал из внешнего мира. Однако он достучался и притом весьма отчетливо.
Молодой новгородец слегка приоткрыл глаза и прислушался. Ничего. Вокруг вновь царствовала целительная тишина. Те резкие и колючие, будто колючки дикого шиповника, звуки больше не повторялись, и это было хорошо, чертовски приятно, это позволило вновь погрузиться в мир расслабленности и умиротворения. Несколько минут Корн так и лежал, уставившись в тонкий выгнутый дугой экран, который на расстоянии двадцати сантиметров от его лица демонстрировал великолепную панораму среднерусской природы. Он видел ее во сне и продолжал созерцать сейчас, по возвращению из царства грез. Практически ничего не изменилось. Сергей мог побиться об заклад, что по-прежнему чувствует, как прямо из зелено-голубой 3D дали на него дует нежный теплый ветерок, наполненный пьянящим ароматом трав и цветов. Благодать! Настоящая благодать! Поддавшись сладкому наркотику, юноша опустил веки и позволил себе вновь забыться, поплыть по волнам некой очень доброй, ласковой реки.
Но вдруг что-то произошло. Картинка в голове Корна стала быстро меняться. Вместо зеленых пригорков, заросшего осокой берега реки и трепещущих на ветру берез неожиданно появилась комната с тяжелыми бордовыми портьерами, расшитыми безвкусным золотым узором. В центре комнаты находилась огромная кровать покрытая полупрозрачным куполом балдахина. Ложе оказалось застелено дорогущими черными шелковыми простынями. В этих нежных, мерцающих черным глянцем волнах купалось обнаженная женская фигура. Девушка была великолепна ― длинноногая брюнетка с сильным гибким телом. Что она только не вытворяла, стараясь разжечь как себя, так и случайного свидетеля, о присутствии которого темноволосая прелестница точно догадывалась!
Кто этот счастливчик? Неужели он ― Сергей? Словно отвечая на этот вопрос, прекрасная незнакомка уселась на край кровати и, опустив ноги на пол, призывно их развела. Это был действительно призыв, так как брюнетка подняла руку и пальчиком с длинным темно-бордовым ногтем поманила юношу. Вторую руку соблазнительница опустила себе между ног. Ей она будто бы стыдливо прикрывалась. Вот то-то и оно, что «будто бы»! На самом же деле это оказалась очень тонкой искусной игрой. Молодой человек осознал это, когда заметил, что пальцы богини любви плавно описывают круговые движения, что она гладит себя. Эти прикосновения, а может предвкушение скорой близости не на шутку распалили девушку, отчего ее пальцы заблестели от обильно выделившейся влаги.
Внутри Корна все буквально вскипело. Словно под гипнотическим воздействием, он сперва медленно, а затем все быстрей и быстрей двинулся вперед. Звук шагов заглушали удары бешено колотящегося сердца. Весь окружающий мир расплылся, потерялся, завертелся вокруг горячего и зовущего эпицентра, в котором извивалось и подрагивало возбужденное женское тело.
Оказавшись рядом с девушкой, охотник опустился на колени, протянул руки и с силой, словно боялся, что незнакомка ― это лишь прекрасное ведение, которое может вмиг рассеяться и испариться, схватил ее за бедра. Брюнетка никуда не исчезла, она оказалась самая что ни на есть настоящая, живая, упругая, разгоряченная, даже слегка вспотевшая от возбуждения.
— Ты… ты такая…― просипел Сергей внезапно пересохшим горлом.
— Молчи… ― прошептала она чарующим бархатным голосом. ― Лучше иди сюда. Попробуй вот это…
Лишая молодого человека дара речи черноволосая нимфа притянула голову Сергея к себе и заставила коснуться губами своего живота прямо рядом с пупком. Он с жадностью прильнул губами к ее нежной, горячей, пахнущей какими-то восточными пряностями коже. Один поцелуй, второй, затем еще и еще. Юноша опускался все ниже и ниже, тонул среди волн ее мерно вздымающихся бедер. По мере этого погружения девушка все более выгибалась, ее тяжелое дыхание превратилось в протяжные стоны. Она томилась, она изнемогала, она предвкушала то самое мгновение, когда ее великолепное, созданное для любви тело пронзят неистовые, но такие сладкие судороги, и Корн спешил дать ей все это…
— Эй, гляньте, а ведь у этого поджаренного засранца встал! Да еще как встал! ― чей-то грубый хриплый регот рубанул по сознанию юноши, словно удар тяжелого зазубренного в стычках боевого топора. ― Виккерс, вырубай нафиг, а то сейчас чего доброго обкончается!
Что это? Вернее, кто? Что за человек? Откуда взялся? Как смеет бросать свой липкий сусальный взгляд на богиню любви и красоты, которая доверилась, открылась лишь только одному ему ― Сергею?! В гневе юноша вскочил на ноги с твердым намерением защитить, заслонить собой черноволосую красавицу. Как раз в этот самый миг что-то и произошло… какая-то странная вибрация воздуха, вслед за которой последовало легкое головокружение.