— Погоди, ― бас Бульдога жестко вторгся в воспоминания юноши. ― Как мне известно, ты к нам по протекции попал. Сразу оговорюсь, что не вижу в этом ничего дурного, мы тут все вовсе не по объявлению в газете собрались. Кто-то кому-то рассказал, кто-то кого-то направил… Но у этой медали имеется и другая, оборотная сторона ― этот самый «кто-то» теперь совершенно точно знает, где искать свое дорожайшее протеже.
— Нет, не может быть! ― Сергей протестующе замотал головой, словно отметая саму мысль об утечке со стороны Хмурого. Дабы продемонстрировать насколько это подозрение абсурдно и нелепо, новгородец добавил: ― Меня направил всеми уважаемый человек, староста клана, сослуживец и давний знакомый нашего полковника.
— А вот с этого места попрошу поподробней.
На удивление приведенные Сергеем, казалось бы, железные доводы не только не развеяли подозрения Бульдога, но даже наоборот, укрепили их. Удивленный или даже ошарашенный этим Корн уставился на старого солдата. Молодой человек молчал, пытаясь проникнуть в потаенный, чем-то даже пугающий смысл его слов.
— Ну чего, салабон, вылупился? ― Бульдог ухмыльнулся, причем совсем невесело. ― Для тех, кто на бронепоезде, популярно объясняю: похоже, твой староста и наш командир пересекались во время службы в НСБ. А это, чтоб ты знал, не просто какая-то там работенка, это самый настоящий диагноз. Люди там до неузнаваемости менялись. Такое впечатление, что им их родные мозги вытягивали, а в черепушку другие вкладывали, полезные, правильные с точки зрения «конторы».
— Это ты куда клонишь?
Вопрос задал вовсе не Сергей, а Виккерс, которого, похоже, очень заинтриговала данная тема, да и не только его одного. Практически все присутствовавшие в казарме разведчики, включая картежников, притихли и с любопытством стали прислушиваться к разговору. Исключение составлял, пожалуй, лишь один Тарас. Бронебойщик, отрешившись от действительности, продолжал с жаром переживать эпизоды остервенелого мордобоя.
— А клоню я к тому, что в основу НСБ заложены два основных принципа, ― Гвардии сержант Лепс не стал долго интриговать слушателей. ― Первый ― интересы страны превыше интересов и самих жизней простых граждан. Второй ― достижение результата требуется любой… Подчеркиваю! Любой ценой! ― Дойдя до этого места, Бульдог скривился будто от напряга, будто боролся с самим собой. ― Вообще-то правильные принципы, полезные родному государству. От них основной массе населения одна только польза и процветание, разумеется, кроме тех «счастливчиков», которые ради всеобщего блага попадут под раздачу.
— Это вы только что на меня намекнули? ― Корн исподлобья поглядел на командира.
— На тебя, чтоб мне сдохнуть, на кого же еще! ― гоготнул сержант. ― Ты чё еще не вкурил? Сдал тебя твой Хмурый, с потрохами сдал! Причем, сукин сын, грамотно так все обтяпал, как раз в духе «конторы». Выдворил тебя дурака куда подальше, чтобы не дай бог никто из жестянщиков не вступился, чтобы все прошло на нейтральной территории, тихо, без шума и пыли. Ахмед глотнет свежей кровушки, поддержит свой авторитет атамана, чем и останется весьма доволен. Дальше со спокойной душой отправится жрать самогонку и трахать свой гарем, а может даже возьмет новую телку на освободившееся вакантное место. В то же самое время мирный клан инженеров и конструкторов останется в стороне, его даже не взбудоражит известие о твоей безвременной кончине, потому что никто и никогда об этом не узнает.
— А зачем тогда этот самый Хмурый дал ему контакт с нашим полковником? ― посреди вдруг наступившей тишины голос Соломы прозвучал, словно воронье карканье.
— Хрен его знает, ― Лепс пожал плечами. ― Может, для успокоения души и совести. Типа сделал для пацана все, что мог, а дальше… А дальше это уже не ко мне. Дальше как карта ляжет.
Все то время, пока Бульдог говорил, Сергей сидел угрюмо уткнув взгляд в рифленые металлические плиты пола. Он вспоминал свой последний день в поселке жестянщиков и тот разговор с Хмурым, который у них состоялся в его доме. Неужто уже тогда гребанный НСБ-шник замыслил свое подлое дело? А может некие события произошли уже гораздо позже, скажем, когда Корн, цепенея от холода, плыл через Ильмень? И вот именно эти самые события как раз и вынудили старосту заключить сделку с хозяевами. А может так вышло, что самого Хмурого захватили в плен, и он выдал тайну Сергея вовсе не по своей доброй воли, а под пытками или даже под воздействием «коктейля правды»?
От этой мысли у бывшего жестянщика сразу отлегло от сердца, в нем вновь стала возрождаться вера в свой клан и населяющих его неподкупных, благородных, честных людей. Однако это облегчение продлилось всего несколько секунд, по истечении которых Корн вспомнил о «Бронехаммере», о том самом внедорожнике, что поджидал его на подходе к транспортному коридору М-10. Помнится, Вика говорила, что хозяева загребли ее вечером, после чего бедолаге пришлось ублажать их всю ночь. Ключевым словом здесь являлось ― «вечером»! Оно означало, что Ахмед отправил своих головорезов на перехват беглеца еще до того, как тот покинул клан. Сергей хорошо помнил: на тот момент ничего такого… экстраординарного еще не стряслось, и Хмурый был на месте, жив и здоров. Незадолго до того, как отправиться к озеру, Корн видел его своими собственными глазами.
Черт! Черт! Черт! Сергей даже застонал от внутренней, сдавливающей сердце боли. Выходит, все-таки Бульдог оказался прав! Его действительно отдали на заклание, будто какого-то жалкого безмозглого жертвенного барана!
— Чего скис, парень?! ― окрик гвардии сержанта в сочетании с довольно ощутимым тычком в плечо заставил Сергея очнуться и поднять глаза. ― Не ты первый и не ты последний. Иногда сотни или даже тысячи шли под нож ради общественного блага. А чего, нормальная практика!
— Нормальная практика… ― Сергей задумчиво и в то же время горько повторил слова старого сержанта. ― Ну и как теперь дальше жить, если знаешь, что тебя в любой момент продадут ни за грош? Кому и чему верить?
— Жить надо в любом случае, раз уж угораздило на свет народиться, ― осклабился Бульдог. ― А верить? Вот всем им… ― сержант указал взглядом на занятых своими делами бойцов. ― Им можешь верить смело и беззаговорочно. Бабы тебя рано или поздно разлюбят; друзья-приятели предадут, лишь только встанет выбор «ты» или «они»; держава ― наплюет, сдаст и подставит во имя каких-то там высших интересов. Но в этом мире существует одна штука, которая не согнется, не проржавеет, не протухнет и зовется она ― солдатское братство. И вот кроме него я больше ни во что не верю. Именно поэтому я сейчас здесь.
Бульдог произнес последнюю фразу и как-то воровато зыркнул по сторонам, будто искал тех, кто с ним не согласится или даже хуже того упрекнет во лжи. Как и следовало ожидать, таких в казарме не отыскалось. Правда, Виккерс саркастически хмыкнул, а Солома состроил какую-то очень гаденькую ухмылочку.
— Ну, ладно, хрен с вами… ― Лепс пошел на попятную. ― Пусть имеется еще она причина… Но скрепленное кровью братство это все же по-настоящему сильная штука.
— Хорошо сказано, господин сержант. Я обязательно запомню.
Молодой новгородец похвалил командира, однако в этой похвале так и сквозила горькая ирония, которой отчасти поспособствовало поведение двух разведчиков. Виккерс и Солома явно что-то знали: может, лично о Бульдоге, может, обо всем их батальоне, может, кое о чем другом, но молчали. Именно это молчание, да еще парочка брошенных друг на друга быстрых многозначительных взглядов и насторожили юношу.
— За тебя, салабон, между прочим, сто штук давали. Совсем неплохие деньги, ― Бульдога разозлили тон и недоверие Сергея. ― И ты думаешь, кто-нибудь на них польстился?! Тех трех уродов, что пришли по твою душу, допросили как следует, а затем пустили в расход, и даже рука не дрогнула.
— А потом вон Солома свез их на подшефную ферму, на удобрения. Не пропадать же добру! ― добавил пикантных подробностей Виккерс.
Корн проглотил вдруг ставший поперек горла ком и с неожиданно нахлынувшим чувством стыда пролепетал:
— Спасибо… Спасибо, что не выдали… не продали.
— То-то же! ― буркнул в ответ Лепс.
На этом месте в разговоре образовалась небольшая пауза, во время которой вновь загромыхал тренажер, запищал оружейный стенд, с новой силой разгорелась карточная баталия. Так продолжалось минуты две-три, пока Корн не отыскал в себе смелость для очередного вопроса:
— Господин сержант, а полковник…? Как он вообще? Грамотный офицер? ― Корн призвал на помощь все свое искусство дипломатии и старательно подбирал нужные слова. ― Это я к тому, что он ведь тоже из «конторы»…
— Ты, блин, если чего хочешь спросить, так спрашивай напрямую. Не юли, как сопливая шлюшка, которой западло отсосать у клиента, ― рявкнул Лепс.
— Угу… ― Сергей угрюмо кивнул. ― Значит, спрошу прямо: а на полковника-то можно положиться? Он как, разделяет эти ваши принципы? Одним словом, не продаст?
— Во, завернул: «ваши принципы…», ― заржал Солома. ― Интеллигенция, мать ее за ногу!
Возможно, отставной блюститель порядка и дальше собирался развить тему пребывания мягкотелых маменькиных сынков в рядах их лихого разведвзвода, но сержант грозно зыркнул на него, и Солома сразу заткнулся. Сразу после этого Бульдог снизошел до ответа на поставленный вопрос:
— Не продаст, ― односложно рявкнул он, ― и на этом все, точка, тема закрыта!
— Вообще-то наш командир боевой кадровый офицер аэромобильных войск, ― Шура Викерс, пользуясь правом ветерана, позволил себе вольность не подчиниться приказу старшего по званию. ― А в НСБ он консультировал отдел спецопераций. Вот такой, значит, получается расклад.
— Так точно, все понял, господин сержант, ― отрапортовал Корн, чем дал понять, что тема и впрямь закрыта.
— Ладно… ― Бульдог показал кулак Виккерсу, после чего своей здоровенной лапой подцепил Корна за шиворот и заставил подняться с койки. ― А теперь, чтоб тебе дурные мысли в башку не лезли, займешься делом.