Мэри закрыла глаза, предаваясь мечтам о будущем.
Внимание Уильямса отвлекли перебои в работе двигателя генераторной установки. «Должно быть, засорился шланг подачи топлива, — подумал он. — Надо будет его прочистить в свободные полчаса перед ужином». Он вернулся к событиям дня.
— Встреча с генералом оказалась своевременной и по другой причине. Я не говорил тебе об этом, но меня беспокоил один вопрос — что делать с новообращенными, которые предали Господа участием в жертвоприношении. Диего провел расследование. Сорок два индейца сознались сами, но всего их там могло присутствовать до сотни.
— Сто человек! — воскликнула она. — Невероятно.
Я и не представляла себе всей серьезности положения.
— Мы должны действовать решительно. Проявив слабость, мы подвергли бы опасному испытанию веру остальных новообращенных. Я принял решение избавиться от этих сорока двух, но куда их деть? Генерал Лопес помог мне решить эту проблему. Он предложил забрать у нас всех индейцев-вероотступников и немедленно обеспечить их работой в промышленности.
— Я не знала, что в Лос-Ремедиосе есть промышленные предприятия.
— Рудник, — объяснил он, — Раньше там ежегодно добывали олова на миллионы долларов.
— С рудником, кажется, связан какой-то скандал? — спросила Мэри. — Разве правительство его не закрыло?
Мэри заметила на лице мужа выражение, которое за всю их совместную жизнь она видела всего два или три раза. Грааль на секунду прикрыл глаза, а потом заговорил так, будто только что вспомнил какой-то пустяк.
— Да, кажется, там действительно произошло несколько несчастных случаев. Вероятно, оборудование было старым или не соблюдалась техника безопасности. Новые владельцы все модернизируют. Они надеются, что частично рудник начнет функционировать уже через несколько дней.
— Работать на руднике очень тяжело? — спросила Мэри.
— При современном уровне техники — нет.
— Почти у всех наших новообращенных больные легкие. Я не уверена, что эти люди выдержат работу, требующую больших физических усилий.
— Работать на руднике будет не труднее, чем валить лес или рубить тростник. Там не будет изнурительной жары.
Мэри обратила внимание на то, что Уильямс употребил не сослагательное, а изъявительное наклонение.
— Так ты, значит, твердо решил?
— Что касается этих сорока двух — да, твердо, но, вероятно, их будет больше. Если планы генерала по расширению нашей деятельности осуществятся, то нам придется иметь дело с большим числом новообращенных, поэтому следует заглянуть вперед. Может быть, стоит избавиться от ненадежных элементов именно сейчас. Мы всегда считали, что постоянная занятость очень важна, но скоро мы не сможем своими силами обеспечить фронт работ. Тростника хватит всего на шесть недель, после чего останется только лесоповал. По моим подсчетам, весь лес, которым мы располагаем по нынешней концессии, будет вырублен через шесть месяцев.
— А насчет каменоломни ты передумал?
— Мне бы хотелось обойтись без каменоломни. Я считаю бессмысленным говорить «шесть дней работай»[30], если от работы нет пользы. Ну, будет у нас гора камней, и что с ней делать? Мое решение единственно правильное.
Он отвернулся и, казалось, полностью переключился на узкосемейную беседу со своей матерью, которая смотрела на него с портрета, висевшего на стене.
— Генерал Лопес попросил разрешения внести в фонд нашей организации пожертвование, размер которого будет определяться числом индейцев, подписавших контракт, и я не отказал ему в этом. Я проконсультировался вчера с Диего и узнал, что из имеющихся у нас двухсот тридцати семи индейцев сто семьдесят пять уже крещены и смогут пройти наш ассимиляционный тест. Вероятно, я отправлю их всех.
Его конфиденциальная беседа с матерью окончилась, и, повернувшись к Мэри, он удивился, заметив беспокойство на ее лице.
— Что с тобой, дорогая?
Она покачала головой, но не смогла скрыть тревогу, о причине которой он догадался. В Мэри было слишком много женской мягкости, и он подумал, что в той великой битве, которая предстояла им и в которой ему понадобится ее поддержка, эта мягкость чревата слабостью и в конце концов Мэри может подвести его.
Уже стемнело, на фоне тлеющего зеленоватого неба виднелись контуры гор, а на их склонах светился огонек костра, выдавая расположение лагеря кочевников, в поисках оленя подошедших совсем близко к деревне.
Уильямс искренне сочувствовал бедственному положению этих индейцев и утешал себя тем, что, по мнению специалистов, через двадцать лет во всей Латинской Америке не останется ни одного кочевника.
Всю свою совместную жизнь Уильямс и его жена трудились в полном согласии, их цели были едины, и теперь, растревоженный опасениями Мэри, Уильямс снова и снова обдумывал свое решение, отступать от которого он не собирался.
На следующий день он спозаранку вышел из дому, решив нагрянуть на лесопилку, где ровно в шесть часов утра должна была появиться бригада, работавшая по двенадцать часов в сутки. Осведомитель сообщил ему, что эта бригада постоянно опаздывает к началу рабочего дня. В Эсперансе было принято в награду за хорошее поведение допускать человека к разнообразной, творческой работе, такой, как вышивание, ткачество, изготовление посуды, горшков; этими занятиями премировались те, кто последовательно и неуклонно шел по пути ассимиляции. Упрямившихся и тех, кто нарушал законы, установленные Уильямсом, отсылали на лесопилку, где труд был тяжелым и монотонным.
На лесопилке разрешалось пользоваться лишь ручными пилами, поэтому превращение огромных деревьев в сотни маленьких вязанок происходило медленпо и мучительно; старосты, руководившие бригадами, осматривали вязанки и при необходимости проверяли, одинакового ли они размера. В этой части леса не оставалось годной на продажу твердой древесины, поэтому деревья, которые валили индейцы, шли на дрова для печей миссии. Уильямс как-то подсчитал, что имеющегося у него к настоящему моменту запаса дров, сложенного в поленницы, издалека напоминающие небоскребы и монументы необычного города, хватит лет на пятнадцать.
Выруливая из гаража, миссионер почувствовал смутное раздражение, вскоре оно усилилось. С утра он два часа занимался переводом, сражаясь с отрывками из «Послания к Тимофею» — той части писания, которая нравилась ему меньше всего. Уильямс уже обращался к своему руководству с просьбой разрешить замену «Послания к Тимофею» другим текстом, например «Посланием к Галатам», но получил отказ. Теперь вследствие этого отказа его новообращенным, у которых и так совершенно отсутствовало чувство собственности, будет внушаться, что им следует довольствоваться одним лишь пропитанием и одеждой и что предавшиеся сребролюбию сами себя подвергли многим скорбям.
Уильямс знал много отрывков из писания, убеждавших читателя в том, что наслаждение роскошью вполне совместимо с богоугодной жизнью; однажды он дал себе зарок составить сборник таких отрывков — они пригодились бы в работе. Слова апостола Павла: «Корень всех зол есть сребролюбие»[31] — казались Уильямсу цитатой из Карла Маркса. Но врожденный оптимизм не позволял Уильямсу долго хандрить, и вскоре его увлек уже другой проект, о котором зашла речь в беседе с генералом Лопесом; пока Уильямс не счел нужным сообщать об этом проекте Мэри.
Лес на участке в десять тысяч акров, принадлежавшем миссионерской организации по концессии, был почти весь вырублен, но генерал как-то сказал Уильямсу, что трудностей с приобретением нового участка не будет, и подтвердил свое обещание при их последней встрече. Цена на землю, если в данном случае вообще уместно говорить о цене, назначалась крайне низкая — один-два доллара за акр. Большая часть этой земли была закреплена за племенами, и конституция гарантировала индейцам бессрочное право пользования ею, но, поскольку казалось очевидным, что в ближайшем будущем индейцы исчезнут вовсе, никто не стал бы возражать, если бы миссия взялась расчистить эту землю и использовать ее разумным образом. Лопес уверял Уильямса, что никто не вырубит лес быстрее и лучите самих индейцев, которые пользовались традиционными методами рубки, и, хотя нехватка рабочих рук на оловянном руднике весьма значительна, Уильямс рассчитал, что сможет в ближайшее время и рудник обеспечить необходимым числом индейцев, и себе оставить немалый запас рабочей силы.
Уильямс несколько месяцев присматривался, куда дует ветер, и неделю назад, предчувствуя благожелательное отношение к себе генерала, пригласил своего знакомого, члена правления небольшой бумажной фабрики, посетить миссию. Увидев дюжину гигантских идеально уложенных поленниц, этот человек от восторга лишился дара речи.
— Скажите, Джордж, видели вы когда-нибудь в жизни столько древесины?
— Видел, но нечасто.
— Сколько бы вы за нее заплатили?
— Нисколько. Я не стал бы покупать ее так далеко.
— Хорошо, вы не стали бы, но какова ее стоимость?
— В Боготе? Вероятно, двести тысяч долларов.
А здесь… что толку говорить о цене, если здесь древесину никто не купит.
— Миссия предлагает открыть совместное дело, — сказал Уильямс. — Вы могли бы стать совладельцем местного филиала вашей компании. Мы оплатили бы половину затрат на постройку фабрики и обеспечили бы ее необходимым лесом по цене в два раза ниже установленной в Боготе. Что вы на это скажете?
— Надолго ли хватит древесины?
— Ей конца не будет.
— Вы можете это гарантировать?
— Могу.
— Мне надо поговорить с членами правления, — сказал знакомый Уильямса. — Я сообщу наше решение в течение сорока восьми часов.
На другой день была получена телеграмма, содержавшая только одно слово: «Согласны».
Приехав на лесопилку ровно в шесть и не обнаружив даже следов присутствия бригады, Уильямс не мог не признаться себе, что испытывает удовольствие.
Взяв наугад несколько полень