ев из сложенного накануне штабеля и обмерив их рулеткой, которую он всегда носил с собой, Уильямс обнаружил, что длина четырех поленьев из шести выходила за пределы установленного им допуска. Он понимал, что укрепить дисциплину работавших здесь сорока двух человек, уже и так подвергнутых суровому наказанию, непросто.
Прождав двадцать минут, Уильямс решил не терять больше времени и поехать на соседний участок, где он проводил эксперимент по дефолиации, — оттуда, со склона холма, можно было наблюдать за лесопилкой. Уильямс уже обработал этот участок леса с «Чессны» дефолиантом нового образца. Несколько крупных деревьев, которые могли заслонить собой поросль, были заранее срублены, поэтому жидкость попала на подлесок и молодые побеги, и через несколько дней они начали сохнуть. С тех пор прошло три недели. Уильямс, стоя по колено в черной, пожухлой листве, которую спалил дефолиант, поднес к ней спичку.
Она загорелась с шипением и треском, как горючая смола, разбрасывая огненные брызги, и над лесом поднялся высокий столб голубого дыма. Эксперимент был удачным. Уильямс решил, что в этой части леса можно; обойтись без дефолианта, но ниже, там, где рос дождевой лес, его применение ускорит процесс выжигания и расчистки.
До семи часов оставалось минут пятнадцать, когда Уильямс, джип которого был спрятан среди деревьев, увидел приближавшуюся быстрым шагом бригаду. Он выждал пять минут и подъехал к лесопилке. Бригадой командовал младший староста Диогенес Калисто, человек с точеными чертами сурового угольно-черного лица, в котором угадывалась примесь кастильской крови.
— Когда вы приступили к работе, Диогенес?
— Примерно в шесть, мистер Уильямс. Как обычно.
Уильямс поразился способности этого человека придавать своему лицу конкистадора выражение собачьей преданности.
— Ты в этом уверен?
— Да, мистер Уильямс. Может быть, чуть-чуть позже.
Уильямс несколько секунд молча смотрел на него.
— Неправда, Диогенес. Я был здесь в шесть, и с тех пор никуда не отлучался. В чем дело?
— Сэр, у меня пет часов. Когда младший староста Родригес привел людей в столовую, завтрак еще не был готов.
— Что ты хочешь сказать, Диогенес? В чем же все-таки дело — в том, что ты не знал, который час, или в том, что тебя задержал Родригес?
На аристократическом лице Калисто застыла гримаса испуга и подобострастия.
— Честное слово, мистер Уильямс, меня задержал Родригес.
— Ты в этом уверен? Родригес может потерять свою должность.
— Так оно и было, мистер Уильямс.
— Тебе следовало пойти и выяснить, в чем причина задержки, так ведь?
— Да, сэр.
— Ты обязан был это сделать.
Внезапно Уильямс протянул руку, схватил Калисто за клапан рубашки и потянул к себе.
— Ты совершил два преступления, — сказал он. — Ты проявил нерасторопность и беспомощность, а затем без колебаний попытался прикрыть их ложью.
— Виноват, мистер Уильямс. Простите меня.
— Ты разочаровал меня, Диогенес. Ты подвел миссию, а раз так, кого еще ты подвел?
— Господа нашего, мистер Уильямс.
— Я рад, что ты сознаешь это. Да, правильно, Господа нашего. Что же с тобой делать, как ты думаешь?
Калисто знал ответ, которого от него ждали.
— Сэр, меня надо наказать.
— Правильно. Весь вопрос в том, какое наказание нам следует избрать. Что ты думаешь на этот счет?
— Может быть, удержать у меня недельный заработок? — предложил Калисто. — Или месячный, как пожелаете.
Легкость, с какой он был готов отдать заработок, выдала его.
Уильямс покачал головой.
— Боюсь, это не подойдет. Так тебя не накажешь.
Деньги для тебя немного значат. Наказание должно быть таким, чтобы ты его почувствовал. Таким, чтобы оно причинило тебе страданий.
— Может быть, мистер Уильямс, на несколько дней оставить меня без еды?
— И это не подойдет, Диогенес. Ты привык недоедать. У тебя было голодное детство. И запомни: бога тебе не обмануть. Наказание должно быть серьезным, по-настоящему неприятным. Таким, чтобы при одной мысли о нем ты содрогнулся.
— Я могу заняться чисткой нужников. Ничто другое мне в голову не приходит. Честное слово.
— Что ж, Диогенес, придется придумывать мне.
Сейчас, пока мы разговаривали, я попросил Господа направить меня, и он указал способ, которым ты можешь искупить вину. Этот способ не такой уж трудный — во всяком случае, он гораздо легче, чем я предполагал. Миссис Уильямс едет осенью в отпуск.
В Цинциннати холодно, поэтому я хочу, чтобы у нее была хорошая теплая шуба.
— Я могу купить медвежью шкуру, мистер Уильямс. Шкуру молодого очкового медведя. Или даже две.
Калисто хватался за соломинку, не веря, что такое легкое наказание удовлетворит миссионера, и с ужасом начиная догадываться, к чему тот клонит.
Уильямс покачал головой.
— Ей нужна шуба из меха опоссума. В окрестных лесах полно опоссумов. Ты принесешь дюжину хороших шкурок.
Наказание было серьезным. Опоссум — табу для индейцев, Уильямс знал, что суеверному страху, который они испытывают перед этим животным, подвержены также и люди, прожившие, как Калисто, среди индейцев всю жизнь, и что одни лишь вид опоссума вызывает у них чувство отвращения, даже тошноту.
— Господу угодно, чтобы мы делали то, что нам не хочется делать, — только так мы можем искупить наши грехи. Греховность вызывает гнев Господа. Двенадцать шкурок опоссума, Диогенес. К концу недели. Ты не боишься?
— Нет, мистер Уильямс. Не боюсь.
И ты принимаешь наказание, которое Господь счел нужным наложить на тебя, со смирением и раскаянием в сердце?
— Да, мистер Уильямс. Я готов понести наказание, избранное Господом.
Это был голос совершенно уничтоженного человека.
Хорошо, а теперь я скажу тебе, как поступить с остальными. Они обокрали миссию и Господа. Не думай, будто я не знаю, что здесь творилось. Сегодня они останутся после шести часов и отработают дополнительно два часа — один час, чтобы наверстать упущенное время, а второй в наказание.
— Мистер Уильямс, в семь часов темнеет.
— Знаю, с этой трудностью мы справимся. Мы протянем кабель от Эсперансы и дадим свет.
— Вы хотите, чтобы освещением занялся я, мистер Уильямс?
— Нет, ты оставайся на лесопилке и занимайся своим делом. Я пришлю электрика, — сказал Уильямс и добавил, уходя: — Вот еще что, Диогенес. Уменьшика сегодня порции вдвое.
Расставшись с Калисто, Уильямс поехал в находившуюся неподалеку Эсперансу повидаться со своим помощником Гомером Кингом. Кинг, энергичный рыжеволосый молодой человек, с лица которого не сходило выражение раздраженного удивления, работал здесь всего шесть месяцев. Уильямс надеялся, что время и тропики его успокоят.
Миссионер залюбовался развешанными по стенам кабинета Гомера Кинга коллекциями бабочек и насекомых. Его внимание привлекла одна особенно крупная голубая бабочка, которая, если смотреть на нее под определенным углом, казалось, сама излучала свет.
— У вас появилась изумительная бабочка, Гомер.
Как она называется?
— Morplio cypris, мистер Уильямс. Голубая самка. Более редкий экземпляр и представить себе невозможно, ведь голубой окраской обладает лишь одна из тысячи самок этого вида. Обычно они коричневые. Голубая окраска объясняется рассеиванием света на микрополостях, имеющихся в чешуйках.
— Как интересно, — сказал Уильямс. — Подумать только — микрополости в чешуйках!
В обычно резкой, напористой речи Кинга появилась мягкость.
— Понимаете, мистер Уильямс, наличие микрополостей у самцов позволяет им подниматься к верхушкам деревьев, где они отыскивают себе пищу. Самки находят все компоненты своего рациона в подлеске. Им не приходится много летать. Как тут еще раз не восхититься творением рук божьих!
— Их творениями восхищаешься постоянно, Гомер, — ответил Уильямс. — У вас увлекательное хобби.
Вчера, обрабатывая сад инсектицидом, я видел много валявшихся там красивых бабочек. Приходите когда я буду повторять обработку.
— Обязательно приду, — сказал Кинг.
— Я слышал, последние недели вы брали в поездки мисс Сейер.
— Несколько раз мы ездили с сетками, мистер Уильямс. Я думал, вы не будете против.
— И все же я прошу вас больше не ездить на джипе. Те номера предназначались для моей личной машины. За них я отвечаю персонально. А еще, Гомер, дело в том, что мисс Сейер по ряду причин вызывает у меня некоторое беспокойство. Вы полагаете, она действительно интересуется бабочками?
— Думаю, да, мистер Уильямс. Мне кажется, она получает удовольствие от поездок.
— Куда вы ездите?
— В Кебрадас, Ла-Лагуну, Пикос-Альтос, иногда в Сосиего.
— В Сосиего? В этой деревне полно подрывных элементов. Полковник Арана рассказывал мне о Сосиего.
Постарайтесь не угодить в лапы красным, когда будете ловить там бабочек.
— Иногда мы ездим к тамошнему лавочнику. У него я купил Morpho cypris. Индейцы ловят Morpho возле старого месторождения изумрудов в Мусо. У них есть легенда, согласно которой эти бабочки превращаются в изумруды, или наоборот. — Он скорчил презрительную мину. — У них столько идиотских легенд.
— Знаете, Гомер, у меня нет четких доводов, почему нам не следует брать с собой мисс Сейер, по все же и попрошу вас об этом. У меня есть некоторые подозрении на ее счет. Кое-что в ней настораживает. Пока, Гомер, только настораживает.
Уильямс неохотно оторвал взгляд от застекленных коробок и подумал, не включить ли ему коллекционирование бабочек в длинный список своих увлечений, если удастся выкроить время.
— Как, по-вашему, работа продвигается?
— По так успешно, как хотелось бы, мистер Уильямс.
— Мне тоже не нравится поведение индейцев, — признался Уильямс.
— За последние дни мне пришлось занести некоторых в наш список, — сказал Кинг. — У индейцев появились новые настроения. Какое-то упрямство. Когда я приехал сюда, прошло несколько недель, прежде чем я столкнулся с явным непослушанием. А сейчас это происходит ежедневно. Например женщины, несмотря на наш запрет, постоянно ходят позади своих мужей.