Вспоминаю Гватемалу — теперь мы стали опытнее.
Всё сделали быстро и чисто. Ну просто в один миг.
— Да, опыта у нас прибавляется, — отозвался Ринальди, — Даже лучше, что теперь мы не проводим пристрелочного бомбометания. Фактор неожиданности.
Жаль, что их там было только трое.
— Ты должен привыкнуть к этому. Во время нашей первой операции в Сакапе было ликвидировано триста семьдесят два человека, а охотились мы лишь за двумя. Их теперешний президент пожал мне тогда руку. Он лично меня благодарил. Он был просто счастлив, что мы прикончили тех двоих. А тогда у нас не было таких замечательных «зажигалок». Селение индейцев хучину пришлось поджигать своими собственными руками.
— Слава богу, меня там не было, — сказал Ринальди.
— Что за стрелки на твоем вертолете? — спросил Гросс. — Те, что достались мне, ну просто ни на что не годны. Палят, как безумные, куда попало. Я сам выпустил несколько очередей, чтобы поучить их. Это было слишком легко. Пилот управляет вертолетом мастерски, стрелять одно удовольствие. Промазать было просто невозможно. Особенно в тех, кто пытался убежать. Мы подлетали к ним так близко, что можно было похлопать их по спине. Одного старикана я буквально на части разобрал. По всем правилам. Просто чтобы поучить своих новичков. Я отделал его, как куколку. У пего аж черепушка раскололась. Я всадил в него очередь свинца калибра 7,62 — старик в клочья и разлетелся. Я убивал их с легким сердцем, как дичь.
Для меня они и есть дичь. Послушай, Джо, что с тобой? Ты совсем спал с лица.
— Ничего, — ответил Джо. — Похоже, у меня похмелье после кайфа.
Гросс засмеялся:
— Ерунда, Джо. Просто дело в том, что ты из морской пехоты. Пехотинец всегда останется пехотинцем.
— Мне нужно время, — сказал Ринальди. — Привыкну — буду не хуже других.
Они приблизились к вертолетам, возле которых пилоты-американцы и стрелки-колумбийцы пили кофе, разделенные на две группы незримым барьером.
— Пойдем хлебнем кофе, — добродушно сказал Гросс. — Тебе станет легче.
Штурман палил им кофе, и Гросс поблагодарил его с преувеличенной вежливостью, которой он всегда отличался; штурман бросил на него короткий удивленный взгляд.
— Что ж, завтра обратно в Панаму, — сказал Гросс. — «Задание выполнено», а? Джо, что ты сделаешь первым делом, когда вернешься?
— Пару дней проваляюсь в кровати, — ответил Ринальди. — Выпью бутылку вина и завалюсь в постель.
— А я пойду в кино, — сказал Гросс. — На хороший, захватывающий боевик. Может быть, на вестерн.
Но только на такой, где поменьше секса. На кой черт он нужен, секс?
Глава 17
Высоко в горах уже неделю стояла осень и шли дожди, которые по вечерам, когда тревожное синевато-серое небо загоралось дальними зарницами, приносили в Дос-Сантос прохладу и свежесть.
Мэри молча поглядывала на мужа, заставляя себя сказать ему то, что ей казалось важным. Найти время для серьезного разговора стало делом непростым.
Уильямс приходил вечером после трудного, переполненного делами дня, готовый в любой миг выбежать в сад с магнитофоном, чтобы записать голос пересмешника редкой разновидности, выпивал кофе, кратко, наспех записывал важнейшие дела дня в дневник и уходил в радиорубку, где оставался до тех пор, пока не приходило время ложиться спать. Мэри с беспокойством замечала, что Грааль меняется. Раньше он был прямодушным, его прямота нередко задевала других, но в последнее время осторожность брала в нем верх.
Из борца он превратился в дипломата, научился взвешивать слова, уводить беседу в сторону от щекотливых тем. Ей не удавалось поговорить с ним начистоту.
Жизнь Мэри протекала в раз и навсегда заданных рамках. Она не ведала сомнений. В ее жизни, как и в ее доме, все было разложено по полочкам и содержалось в идеальном порядке. То, что у Грааля последнее время появилась манера отмалчиваться, идти на компромиссы и уходить от серьезного разговора, мучило Мэри.
Уильямс поставил чашку и бросил взгляд на часы.
— Помнишь того священника, отца Альберто?
— Прекрасно помню, — ответила Мэри. — Неряшливый человек с добрым лицом. Мы познакомились с ним в «Обществе любителей английского языка».
— Я очень обрадовался, когда узнал, что наконец-то за него возьмутся — он оказался скрытым коммунистом. Оп прочитал в соборе несколько подрывных и даже провокационных проповедей.
— Седрик говорил мне, — сказала Мэри. — Богатым людям нравится слушать выпады священника. Отец Альберто развлекает их своими тирадами.
— Вероятно, поначалу его речи воспринимались как шутка, — заметил Уильямс, — но шутка приелась.
Кажется, органы безопасности забеспокоились, как бы у отца Альберто не появились последователи. В прошлое воскресенье он окончательно потерял чувство меры.
Он помолчал.
— Ты хорошо себя чувствуешь? — спросил он жену.
Лицо Мэри приобрело желтоватый оттенок, Уильямс поставил диагноз: ее организм наконец взбунтовался против тропического климата. Губы Мэри побелели, а под глазами появились четкие синие полумесяцы.
— Просто я устала, — ответила она. — Вот и все.
— Отец Альберто заявил, что студенты и священники, которые борются сейчас за свои идеалы, через двадцать лет будут названы героями. Я цитирую его дословно.
— Что ж, вполне возможно, — сказала она. — С годами точка зрения меняется.
Он с беспокойством посмотрел на нее, выжидая, но Мэри замолчала. «Должно быть, она совсем на пределе», — подумал Уильямс.
— Полковник Арана расценивает проповеди отца Альберто как умышленное подстрекательство, — сказал Уильямс. — Мы долго беседовали с ним на эту тему.
— Нам следует держаться подальше от полковника Араны, — сказала Мэри.
— Мне кажется, дорогая, тут ты ошибаешься, — рассудительно сказал он. — Власти начинают понимать, что католическая церковь перестает служить им опорой. Подобные явления происходят и в других странах. Отказать властям, когда они ищут нашей поддержки, значило бы упустить огромные возможности, но так ли? Разве мы не должны ставить превыше всего интересы евангелического движения?
— Вероятно, должны, — согласилась она. — Но сейчас, мне трудно преодолеть себя.
— Если думать о будущем, — сказал он, — мне кажется, мы только выиграем, оказав помощь правительству. Выиграет наше дело. Есть тут одно подозрительное обстоятельство. Ты знала, что Элизабет Сейер встречалась с отцом Альбертом?
— Нет, не знала.
— Она была у него несколько раз.
Он выдержал паузу, знакомую Мэри так же хорошо, как и его манера говорить, не глядя на собеседника. Последовавший за паузой вопрос был адресован незримому третьему лицу; подобным небрежным тоном спрашивают, не видел ли кто затерявшейся дома книги.
— Она тебе никогда не рассказывала о нем?
Была бы в том необходимость, Мэри солгала бы сейчас впервые в жизни.
— Мы всегда беседовали только о работе. Кроме этого, у нас с ней мало общего.
— Когда она уедет, я вздохну с облегчением, — признался Уильямс. — Простить себе не могу, что выгородил ее перед генералом Лопесом. Думаю, полиция будет следить за ней, пока она не уедет. Нам не стоит часто встречаться с Элизабет Сейер. К сожалению, придется присутствовать на официальном открытии рудника вместе с сотрудниками «Благотворения», но после этого нам не следует бывать на людях рядом с ними.
Момент казался подходящим. Мэри так сильно сжала кулаки, что ногти врезались в кожу. Только она собралась открыть рот, как Грааль снова уткнулся в дневник.
— Я позвонил знакомому Шультца в Лос-Анджелес и рассказал ему о том состоянии, которое валяется тут под открытым небом, — я имею в виду древесину.
Он согласился дать ссуду в сто тысяч долларов для закупки лесопильного оборудования. Техника прибудет через месяц. Если до сих пор лес был для нас бесполезным побочным продуктом, то теперь он станет нашим главным делом.
— После распространения христианской веры, — уточнила Мэри.
— Лопес хочет, чтобы со следующего месяца мы взялись за индейцев накала. Он собирается выращивать кофе на их землях. Генерал предложил нам начать работу с сотней индейских семей. Мы должны познакомить их с основами христианства и нормами общежития. Я полагаю, если действовать напрямик, нам по силам решить поставленную задачу в три месяца.
— Но как мы успеем изучить их язык, если индейцы пробудут у нас так мало?
Невозможно, — ответил он. — Безусловно, невозможно.
— За три месяца мы не изучим его даже в объеме, необходимом для перевода «Отче наш».
— Да, — согласился он, — мы не успеем.
Грааль своим тоном напомнил Мэри владельца магазина в Лос-Экантосе, который пытался продать простенькую стиральную машину местного производства, не очень-то рассчитывая на успех.
— Мы должны исходить из наших возможностей.
В лучшем случае нам удастся познакомить индейцев с основами христианства и важнейшими заповедями, дать им представление о долге перед богом и перед ближними. Лопес подчеркнул, что для него важно время, а мы зависим от генерала. Я глубоко убежден, что, если мы достаточно тщательно продумаем методику работы, нам удастся спрямить путь к спасению индейцев.
— Сегодня я была в Ультрамуэрте, — сказала Мэри.
В первый момент ей показалось, что Грааль не расслышал ее слов.
— На руднике, — добавила она.
Уильямс отреагировал не сразу.
— Очень жаль, дорогая, что ты поехала туда одна. Лучше бы мы отправились на рудник вдвоем.
— Почему? — перебила она.
— Через день-другой, — продолжил он, — когда индейцы обживутся в лагере. Сейчас там беспорядок, неизбежный поначалу.
— Я не могла откладывать, — сказала Мэри. — Связаться с тобой не было возможности. Сегодня утром, когда я пришла в лечебницу, мне сообщили, что трех моих пациентов по ошибке отправили на рудник.
— Значит, они не так уж серьезно больны, дорогая. Мы с Гомером весьма тщательно просмотрели истории болезней.
— Они еще не успели оправиться от воспаления легких. Я поехала, чтобы вернуть их обратно. Ты скрыл от меня, что Ультрамуэрте — настоящий лагерь для заключенных.