[42]» пытаясь успокоить людей, но волнение лишь усилилось, упали свечи, крики перешли в визг, все бросились к выходу.
Хоуэл нашел Лиз на улице, в широком проходе между сараями, среди людей, которые метались в дымной тьме, рассекаемой лучами прожекторов, точно солдаты после захлебнувшейся атаки. Сюда же высыпали и покинутые газетчиком растерянные подставные «шахтеры» в блестящих касках и новехоньких брюках из дангери[43], и молоденькие девицы, приехавшие декламировать стихи о процветании, которое принесет стране рудник, девицы бегали с жалобными криками в поисках наставницы.
Из дыма появился Харгрейв в мокрой почерневшей одежде.
— Насосы снова отказали, а шахтеры обезумели с перепугу, — сказал он. — Нескольких мы вытащили, сейчас они находятся за внутренней оградой, которой обнесена сама шахта. Они вооружены мачете. Индейцы, должно быть, добрались до запасов спиртного. Ранили охранника. Я пытался ему помочь. — Харгрейв громко икнул. — Никто не видел Браво? Он, вероятно, сможет что-нибудь сделать. Если бы только мы могли поговорить с индейцами! Один бог ведает, сколько еще людей осталось в шахте. Индейцы подожгли постройки.
— Где Фрезер? — спросил Хоуэл.
— Когда я видел его последний раз, он пытался провести спасательный отряд в шахту. Для этого надо пройти за ограду, но там индейцы. Мы вытащили из шахты нескольких пострадавших, но женщины выхватили их у нас и унесли в свой барак, вон в тот. Когда мы попытались войти в него, они нас исцарапали. — Он снова громко икнул.
— Меня они впустят, — сказала Лиз. — Пойду посмотрю, не могу ли я чем-нибудь помочь.
— Тебе понадобится перевязочный материал и шины. Медикаменты для оказания первой помощи. Из чего бы сделать шины? Там есть люди с переломами рук и ног. Все они в тяжелом состоянии.
Неподалеку в горящем сарае глухо взорвалась бочка с маслом, и лицо Харгрейва озарилось красным светом, точно от стыда. Он содрал с себя рубашку и стал рвать ее на узкие полосы, Хоуэл последовал его примеру.
Глава 20
Часовой снял с ворот цепь, приподнял створки, толкнул их, и они распахнулись. Автобус, сдав назад, резко остановился, водитель включил первую скорость и въехал в образовавшийся просвет. На территории лагеря он развернулся, сделав полукруг, и встал возле ворот, готовый выехать. Водитель выключил зажигание, снял солнечные очки, вытер пот с лица и выбрался из кабины.
Последним из шести пассажиров вышел Хуан Саймон, двадцатидвухлетний недоучившийся студент юридического факультета, который нанялся в гараж и работал там весьма усердно. На Саймоне были темно-синие штаны из дангери с вышитой на кармане эмблемой «Тексако», черные футбольные бутсы с белыми вставками, на шее у него развевался платок с цветами футбольной команды Лос-Ремедиоса. За восемнадцать месяцев Саймон превратился в настоящего механика, он усвоил не только профессиональные навыки, но и образ мыслей, манеру поведения, привычки и остроумную лаконичную речь простого колумбийского труженика. Нахальства ему было не занимать, и он не без удовольствия использовал этот дар.
Столь серьезное задание ему доверили впервые.
Саймон обратился к водителю:
— Долго ты стоять будешь?
Водитель вынул часы:
— Еще минут пять.
— У меня тут дело есть. Задержись на полчаса.
Водитель покачал головой, как бы говоря: как бы там ни было, а через пять минут я все равно уеду.
Саймон решил, что сумма в двадцать песо заставит его изменить свое решение. Двое пассажиров, возбужденно разговаривая, поднялись в автобус, а водитель пошел переброситься парой слов с часовым у ворот.
Саймон закинул на плечо ремень сумки с инструментами, дошел до автостоянки, отыскал там джип и обнаружил, что спецномера, чего он и опасался, крепились к массивной скобе, отвернуть которую, не поддомкрачивая автомобиль, было непросто. Саймон и тут не изменил своему стилю. Он заметил в пятидесяти ярдах негра-охранника, скрывавшегося за рядом бочек с маслом. Охранник знал, что на руднике начались волнения, и ему не хотелось рисковать жизнью.
Саймон окликнул негра:
— Не подсобишь мне?
— Извините. Это запрещено. Я на посту.
Саймону пришла в голову новая идея. Может быть, ему удастся одолжить на время домкрат у водителя автобуса и уговорить его подождать. Можно поступить и так: открыть дверцу машины одним из трех ключей, которые он носил с собой, — какой-то из них всегда подходил к любой дверце, — а затем завести машину, замкнуть определенные провода, если ему не удастся подобрать ключа к замку зажигания, и уехать. Этот план был более рискованным, но и более простым, и ого единственным недостатком было то, что угон машины немедленно обнаружат и сообщат о нем по телефону в полицию. Саймон ободрил себя тем, что если в Лос-Ремедиосе не работает добрая половина автоматов, то за городом вообще трудно найти исправный телефон. Он подошел к часовому:
— Где тут телефон?
Часовой засмеялся:
— У нас такой роскоши отроду не видали.
Саймон угостил его сигаретой и направился назад к джипу. Водитель автобуса, уже сидевший за рулем, окликнул его:
— Ну что, едешь ты или нет?
Саймон отмахнулся. Он уже нащупал в своей сумке связку ключей.
Фрезер стоял спиной к воротам внутренней ограды и не пропускал помощника губернатора. Браво держался спокойно, с достоинством.
— Я представляю здесь правительство, — сказал он. — Приказываю пропустить меня.
Взбешенный Фрезер закусил губу. Он только что опустошил полфляги виски, по если это как-то подействовало на него, то лишь отрезвляюще. Он разозлился не на шутку.
— Убирайтесь отсюда, — сказал он, — куда хотите.
Здесь я хозяин. Мне вас не жалко, но если вы войдете и вас там убьют, на меня всех собак навешают.
Они находились неподалеку от входа в мрачную пещеру, на черных стенах которой играли неяркие блики света. Над головами на фоне сумеречного небосвода проносились летучие мыши величиной с ворону. Метисы из спасательной команды, вооруженные фонарями, дрожали от страха. На стенах пещеры виднелись нарисованные фигурки людей эпохи палеолита. Их обнаженные тела были закрашены золой.
Уильямс прорвался сквозь взволнованную толпу.
Мэри бежала чуть поодаль. Некоторые спасатели знали его, так как раньше служили в Эсперапсе, они расступились перед миссионером, точно овцы. Широкоплечий, слегка ссутулившийся, со стиснутыми кулаками, словно могучий спортсмен, готовый броситься в игру, он подошел к Браво и Фрезеру.
— Я думаю, что смогу справиться с ними, — заявил он.
— Вы пришли вовремя, — сказал помощник губернатора. — Пожалуйста, поговорите с индейцами. Объясните им, что их соплеменники заблудились в темноте и все еще находятся под землей. Никто их не обидит. Мы хотим только спуститься в забой и вывести шахтеров.
— Я обязательно скажу это, мистер Браво, — пообещал Уильямс.
Он выпрямился, поднял руки, точно дирижер перед оркестром, и начал говорить своим мощным звучным голосом. Такой голос вырабатывали миссионеры-стажеры в ходе многочасовых выступлений перед критически настроенной аудиторией — они должны были научиться завоевывать ее, прежде чем их выпустят в мир; голос Уильямса бросал вызов возмутителям спокойствия и требовал подчинения. Фразы накатывались, как волны, чуть ли не в ритме песнопений.
Фрезер перебил его:
— Вы объяснили им? Что вы говорите?
— Прежде всего я проповедую им слово Господа нашего, — ответил Уильямс. — Я призываю грешников к покаянию и смирению. Я говорю им, что кровь Иисуса очищает от всех грехов.
— У нас нет времени на это, — сказал Фрезер. — Люди задохнутся. Хватит городить чушь — скажите им, что произошел несчастный случай, что это вовсе не было никаким наказанием, что это вовсе не преддверье ада. Он с ненавистью смотрел на Уильямса.
«Миссионер хуже самого развращенного политикана, — подумал Фрезер, — он безжалостен, как наемный убийца». — Кончайте проповедовать, скажите, что произошел несчастный случай. — Он закричал: — Скажите же, что это просто несчастный случай!
— В этом мире не бывает просто несчастных случаев, — сказал Уильямс. — Все предопределено волей божьей. Все, кроме греха.
— Уберите его с глаз моих, не то я ему врежу, — сказал Фрезер.
Он поднял сжатый кулак и опустил его: безучастный вид Уильямса погасил вспышку ненависти. Уильямс не замечал его, как может не замечать человек маленькую тявкающую собачонку.
— Мистер Браво, — сказал миссионер, — может быть, вы позволите мне навести порядок моими средствами? Я призывал их к раскаянию, но, поскольку они не откликнулись, предлагаю применить другую тактику. На руднике работают полдюжины моих бывших старост. Если вы позволите мне сказать им слово, я уверен, они без труда наведут порядок.
— Пожалуйста, сделайте то, о чем я вас просил, — сказал Браво, — объясните им, что случилось. Будет лучше, если вы поговорите с их шаманом.
— У них нет шамана. Шаманы не допускаются в миссию.
— У них всегда есть шаман, — возразил Браво.
— Даже если бы он и был, я как христианский проповедник не могу иметь с ним никаких дел.
Внезапно Мэри отошла от них и направилась к ограде. Она спросила что-то на языке чоло, и тут же индейцы ответили ей гортанным звуком. Из толпы обнаженных индейцев вышел маленький высохший старик, его вытолкнули на центр. Он выглядел нелепо в старомодной изношенной сорочке с большим количеством складок и пуговиц — такие сорочки надевали в торжественных случаях белые колумбийцы.
— Вот этот человек, — сказал Браво, — и есть шаман. А теперь объясните ему, что случилось, и попросите разрешения пройти.
Мэри заговорила снова, и старик ответил едва различимым бормотанием. Он опустил голову и затрясся, точно в лихорадке.
— Он разрешает, — сказала Мэри, — но первой должна пройти я.
— Это невозможно, — сказал Уильямс, — об этом не может быть и речи.