— Я все время пытаюсь найти какой-нибудь смысл во всем этом, но безуспешно.
— Потому что, действительно, концы с концами не сходятся, — подтвердила она, подумав. — Зачем американцам сотрудничать с русскими? Ты уверен, что это американцы?
— Они такие же американцы, как и Статуя Свободы. Во всяком случае, во Флите я уверен, потому что с Маккарти мне не удалось поговорить.
— Может, они какие-нибудь приверженцы коммунистического движения?
— В таком случае — они спрятались лучше, чем блоха в собачьей шерсти.
Я достал пропуск Флита, открывающий перед ним все двери на военно-морской базе в Кеблавике.
— Если они поборники коммунизма, то янки должны смотреть в оба: вся мебель у них уже источена короедами.
Я внимательно рассмотрел пропуск и вспомнил о вертолете.
— Честное слово, в жизни не слышал ничего более абсурдного.
— А какие-нибудь другие объяснения у тебя есть?
Предположение о том, что коммунисты в Кеблавике имеют в своем распоряжении вертолет военно-морской базы Соединенных Штатов, попросту не укладывалось в моей голове.
— Кенникен ведь не мог позвонить в Кеблавик и сказать: «Слышь, ребята, я здесь преследую одного английского шпиона, и мне нужна ваша помощь. Можете выслать вертолет со снайпером и придержать его для меня?» Однако есть кто-то, кто мог так сделать.
— Кто?
— Один тип в Вашингтоне по фамилии Хелмс. Он мог набрать номер в Кеблавике и дать приказ: «Адмирал, к вам сейчас зайдут два парня, дайте им вертолет и не спрашивайте, зачем он им нужен». На что адмирал ответит: «Так точно, сэр!» Мистер Хелмс — шеф ЦРУ.
— А зачем ему это делать?
— Черт бы меня побрал, если я знаю. Во всяком случае, такой вариант более правдоподобен, чем картина базы в Кеблавике, кишащая русскими агентами.
Я вспомнил короткий, незавершенный разговор с Флитом.
— Флит сказал, что получил приказ задержать нас до момента появления кого-то, как я думаю, Кенникена, хотя Флит утверждал, что никогда не слышал такой фамилии. Также добавил, что с момента появления гостя должен вернуться домой. Но есть еще кое-что, о чем я должен был его спросить.
— Что?
— По инструкции должен ли он показаться Кенникену, или это ему категорически запретили? Я многое бы дал, чтобы знать ответ.
— Но нас точно преследуют русские? Ты уверен, что видел Кенникена?
— Я никогда не забуду его лицо. А кроме того, когда они застряли на берегу Тунгнаау, то здорово ругались по-русски.
Вопрос Элин вызвал в моей памяти быстро вращающиеся колеса мигающего джипа.
— Посмотрим с другой стороны, — не унималась Элин. — Предположим, что Слэйд тоже нас преследует и обратился за помощью к американцам, не зная, что у нас на хвосте сидит Кенникен. Возможно, американцы должны были задержать нас до прибытия Слэйда, а не Кенникена.
— Такой поворот нельзя исключать, — неохотно признал я. — Но в нем слишком много слабых мест. Зачем тратить столько усилий на укрытие снайпера в горах? Проще ведь попросить американцев, и они бы нас схватили, — я покачал головой. — Кроме того, у Конторы не такие уж дружеские связи с ЦРУ — специальные контакты у них ограничены.
— В моей теории больше смысла, — заметила Элин.
— Я вообще не уверен, есть ли во всем этом какой-нибудь смысл.
С каждой минутой ситуация становилась все более иррациональной. Мне вспомнились слова одного физика о его работе: «Вселенная не только более необычная, чем мы себе представляем, но может даже более необычная, чем мы можем себе вообразить». Наконец-то я понимаю, что он имел в виду.
Элин рассмеялась.
— Что тебя так смешит? Слэйд уже раз пытался нас шлепнуть и может повторить попытку, если Тэггарт его не остановит. Кенникен тоже прилагает все силы, чтобы заполучить меня в свои руки, а сейчас к ним прибавились еще и американцы. Вот-вот присоединятся немцы, а может, даже и чилийская тайная полиция. Меня уже ничто, пожалуй, не удивит. Но есть что-то, что меня действительно беспокоит.
— И?
— Допустим, что завтра вечером я отдам Кейсу электронный прибор. Кенникен не будет об этом знать, верно? Я как-то не могу представить себе Джека Кейса, пишущего Кенникену: «Мой дорогой Вацлав! У Стюарта уже нет мяча. Он сейчас у меня — гонись за мной!» Таким образом, передача мяча ничем не изменит мою ситуацию. Я по-прежнему буду находиться в самом центре озера. И даже буду подвергаться большей опасности, потому что если Кенникен до меня доберется и не найдет эту проклятую посылку, то разозлится еще больше, если это вообще возможно.
Меня охватили сомнения: а стоит ли передавать посылку Кейсу? Если уж я и дальше должен находиться на середине озера, то лучше сохранить у себя весло.
Похоже, что Гуннар сделал неплохой выбор. Сигурлин оказалась одной из тех высоких, длинноногих, стройных скандинавок, которые, попадая в Голливуд, быстро делают карьеру, и пусть я провалюсь в ад, если в этом нет общего с актерским талантом. Однако распространенное мнение, что женская часть населения Скандинавии состоит исключительно из таких светловолосых богинь, к сожалению, жалкая иллюзия.
После приветствий Сигурлин я догадался: она кое-что обо мне слышала. Хотя надеялся, что не все. Знала, однако, достаточно, чтобы в воздухе послышались звуки свадебного марша. Смешно, но после того, как девушка выходит замуж, она охотно загнала бы в эту ловушку всех своих давних подружек. Присутствие Кенникена исключало возможность услышать свадебные колокола. Более вероятно, что вскоре разнесутся жалобные звуки похоронного марша. К тому же, помимо Кенникена, я лично не согласился бы, чтобы какая-то грудастая блондинка с глазами, горящими сватовством, подталкивала меня под венец.
Я вздохнул свободней, поставив лендровер в гараж Гуннара. И почувствовал себя значительно лучше, зная, что он спрятан от чужих глаз в безопасном месте. Убедился, что моя коллекция оружия надежно укрыта, и вернулся в дом в тот момент, когда Сигурлин спускалась по лестнице.
Она как-то странно посмотрела на меня и резко спросила:
— Что случилось с рукой Элин?
— Она тебе ничего не говорила? — осторожно пробормотал я.
— Сказала, что во время подъема в горах упала на острый обломок скалы.
Я издал какой-то неопределенный звук в подтверждение ее слов, однако понимал, что ее подозрения не угасли. Огнестрельная рана выделяется среди всех других, даже если человек видит ее впервые.
Я поспешил сменить тему разговора.
— Очень мило с твоей стороны, что предложила нам переночевать.
— Выпьешь кофе?
— Спасибо, с большим удовольствием.
Пошел вслед за ней на кухню.
— Ты давно знакома с Элин?
— С детства, — она высыпала горсть зерен в кофемолку. — А ты?
— Три года.
Она налила воду в электрический чайник и включила в сеть. Затем повернулась ко мне лицом.
— Элин выглядит страшно измученной.
— Нам досталось при переходе Обыггдир.
Пожалуй, мои слова не убедили ее, потому что Сигурлин не остановилась.
— Я не хотела бы, чтобы с ней что-то случилось. Рана...
— Да?
— Элин не упала на скалу, верно?
У нее были не только прекрасные глаза, но и головка.
— Нет, не упала.
— Я так и думала. Видела уже такие раны. Когда была еще не замужем, работала медсестрой в Кеблавике. Однажды к нам в госпиталь привезли американского моряка, случайно прострелившего себе руку во время чистки оружия. Чье ружье чистила Элин?
Я сел за кухонный стол.
— У меня возникли кое-какие неприятности, — начал осторожно. — Не буду тебе рассказывать: лучше о них ничего не знать. С самого начала пытался удержать Элин подальше, но она очень упряма.
Сигурлин согласилась.
— Ее семья всегда отличалась упорством.
— Завтра вечером еду в Гейсир, но хочу, чтобы Элин осталась здесь. Ты должна мне в этом помочь.
Она внимательно посмотрела на меня.
— Я не люблю возни с оружием.
— Я тоже. Как видишь, не прыгаю от радости. Именно поэтому и не хочу ее в это вмешивать. Могу оставить Элин у тебя на какое то время?
— Об огнестрельной ране следует заявить в полицию.
— Знаю, — устало ответил я. — Однако не думаю, что ваша полиция справится с подобным делом. События развиваются на международном уровне, и возможно, прозвучит еще не один выстрел. Один неосторожный шаг, и могут погибнуть невинные люди. Я вовсе не пытаюсь обидеть вашу полицию, уверен, что они не избежали бы какой-нибудь ошибки.
— А эти, как ты их называешь, неприятности — уголовное дело?
— Не совсем так. Их можно, пожалуй, назвать крайней формой политической деятельности.
Она поджала губы.
— Из всего, что здесь услышала, лишь одно мне понравилось, что ты хочешь держать Элин подальше, — она въедливо подвела итоги. — Мистер Алан Стюарт, скажите мне, вы ее любите?
— Да.
— И собираетесь на ней жениться?
— Если после всего случившего она этого захочет.
Она надменно улыбнулась.
— О, конечно, захочет. Ты попал, как лосось на крючок, и не убежишь.
— Я в этом совсем не уверен. В последнее время произошло кое-что, не прибавившее мне очарования в ее глазах.
— Чистка оружия тоже? — Она налила кофе. — Можешь не отвечать. Я — не следователь.
Поставила передо мною чашку.
— Хорошо. Оставлю Элин у себя.
— Только не знаю, как тебе это удастся. Никогда не мог склонить ее к чему-то, чего она сама не хотела.
— Я уложу ее в постель для лечения. Будет возражать, но, в конце концов, согласится. Уладь все, что нужно уладить, а Элин побудет у меня. Но я не смогу очень долго удерживать ее. Что мне делать, если ты не вернешься из Гейсир?
— Сам не знаю, — признался. — Во всяком случае, не разрешай ей возвращаться в Рейкьявик. Ее появление в квартире будет самой большой глупостью.
Сигурлин глубоко вздохнула.
— Посмотрю, что удастся сделать, — она налила себе кофе в чашку и села за стол. — Если бы я не видела твоей заботы об Элин, поверь мне, не согласилась бы. — Она раздраженно умолкла. — Все это мне очень не нравится, Алан. Ради бога, наведи во всем этом как можно быстрее порядок.