— Может, что-нибудь испортилось?
— Я вижу, ты ничего не понимаешь. Цепь или контур, как показывает само название, это как бы замкнутое кольцо, если кольцо в каком-то месте прервать, ток вообще не идет.
Он снова приложил штырь.
— Здесь идет ток со сложной фазовой конфигурацией, — экран снова замерцал. — А что мы имеем в другом месте той же самой цепи?
Он глянул на потухший экран.
— Ничего?
— Ничего, — решительно подтвердил он, но тотчас заколебался. — Или, говоря точнее, мы больше ничего не узнаем при помощи этого измерительного стенда. — Нордлингер дотронулся до испытательного прибора. — Ты не будешь возражать, если я заберу его на время?
— Зачем?
— Хочу более тщательно протестировать. У нас есть еще одна лаборатория... — Он кашлянул, несколько смешавшись. — Хм. но ты туда не можешь войти.
— Ага, совершенно секретно, посторонним вход воспрещен. — Видимо, для одного из таких мест и служил пропуск Флита. — Хорошо, проверь его, а я пока пойду бриться. И подожду тебя в твоей комнате.
— Еще минутку, — остановил меня. — Откуда он у тебя?
— Скажи мне, для чего он используется, и я скажу, откуда он у меня. — Я повернулся и пошел в его комнату. Взял электробритву и принялся за работу. За пятнадцать минут избавился от щетины и сразу почувствовал себя лучше. Мне оставалось лишь ждать возвращения Нордлингера. Ждал долго: прошло полтора часа, прежде чем он вернулся.
Он вошел, держа в руках загадочное устройство, словно шашку динамита. И осторожно положил его на стол.
— Я должен знать, откуда оно у тебя, — начал он без всяких вступлений.
— Сначала скажи, для чего оно предназначено.
Он сел за стол, глядя на пластиково-металлическую конструкцию почти с отвращением.
— Ни для чего, — решительно заверил он. — Абсолютно ни для чего.
— Перестань! Ведь должно же оно где-то применяться.
— А я говорю тебе, что — нет. В нем нет никакого выхода энергии. Он наклонился вперед и тихо продолжал: — Алан, у меня есть приборы, которыми можно измерить магнитное поле призраков. Но из этого устройства абсолютно ничего не выходит.
— А может, как я сказал, что-нибудь испортилось?
— Я проверил все и говорю тебе: этот пистолет не выстрелит. — Он толкнул устройство, и оно боком поехало по крышке стола. — Мне не нравятся в нем три вещи: во-первых, в нем присутствуют компоненты, которые ничем не напоминают те, какие я когда-либо видел. Более того, не представляю, для чего они могут служить, а это уже достаточная причина чувствовать себя не в своей тарелке, особенно если имеешь репутацию хорошего специалиста. Во-вторых, то, что мы имеем здесь, лишь часть какого-то комплекса. Вообще-то, я очень сомневаюсь, что был бы в состоянии расшифровать весь комплекс, имея его целиком в руках. И, наконец, в-третьих, самое главное: этот прибор вообще не должен работать.
— Так он и не работает, — вставил я.
Он махнул рукой с раздражением.
— Может, я неправильно выразился. Дело в том, что должен быть какой-то выход энергии. Боже мой, ведь невозможно без конца насыщать машину энергией, не имея возможности получить ее обратно в какой-то форме. Это абсолютно невозможно.
— Может, она выходит в форме тепловой энергии, — предположил я.
Он отрицательно покачал головой.
— В конце я так разозлился, что пошел ва-банк и пропустил через контур ток мощностью в тысячу ватт. Если бы эта проклятая штука преобразовывала ток в тепло, оно должно было раскалиться добела. А вот и нет, осталось холодным, как и раньше.
— Я вижу, тебе не помешало бы чуть хладнокровия.
Он раздраженно развел руками.
— Послушай, Алан, представь себе, что ты — математик и однажды наткнулся на уравнение, из которого следует, что дважды два — пять, и к тому же все в нем правильно. Вот представь себя в такой ситуации, и ты поймешь, как я себя чувствую. Это то же, что дать физику вечный двигатель, который действительно работает.
— Подожди, — прервал, — вечный двигатель дает что-то из ничего. А здесь у нас наоборот.
— Нет никакой разницы. Энергию нельзя создать или уничтожить. — И увидев, что я хочу вмешаться, быстро добавил: — И не говори мне о ядерной энергии. Материю можно рассматривать как замороженную, сконцентрированную энергию. — Он угрюмо глянул на загадочное устройство. — А это что-то уничтожает энергию!
Уничтожает энергию! Я перемалывал эту мысль в своих серых клетках мозга, пытаясь разобраться, что я в этом смыслю. Ответ гласил: ничего.
— Давай не удаляться слишком далеко, — остановил его. — Посмотрим внимательно на то, что имеем. Итак, подключаем ток и получаем.
— Ничего! — воскликнул он.
— Скорее что-то, что не в состоянии измерить, — поправил я. — У тебя могут быть очень неплохие приборы, но ты не располагаешь всеми необходимыми. Могу поспорить, что где-то живет гений, который не только знает, какую работу выполняет наше чудо-юдо, но имеет еще более затейливые приборы, измеряющие эту работу.
— Если это так, то я охотно на них посмотрел бы, поскольку они находятся за границами моих знаний.
— Ты ведь не ученый, а технарь. Согласен со мной?
— Конечно, я давным-давно инженер.
— И поэтому носишь короткую прическу. А эта игрушка сделана каким-то длинноволосым, — я улыбнулся. — Или яйцеголовым.
— Я по-прежнему хочу знать, откуда она у тебя.
— Тебя больше должно заинтересовать, куда она попадет. У тебя есть здесь какой-нибудь надежный сейф?
— Разумеется, — он заколебался. — Хочешь, чтобы я это оставил у себя?
— На сорок восемь часов. Если за это время не появлюсь здесь, передашь прибор своему начальству вместе с сомнениями, которые у тебя возникли. Пусть оно ломает голову.
Нордлингер холодно посмотрел на меня.
— Не совсем понимаю, почему бы не отдать его сразу. За эти сорок восемь часов я могу поплатиться головой.
— Наверняка ее потеряю, если ты не согласишься, — мрачно заметил я. Он взял в руки прибор.
— Это американское изделие, но не является собственностью военной базы в Кеблавике. Я очень хотел бы знать, откуда оно взялось.
— Ты прав, что изделие не принадлежит базе. Но могу поспорить, что сделали его русские. И сейчас хотят получить его назад.
— О боже! — воскликнул он. — Но ведь в нем полно американских компонентов.
— Может, русские последовали совету министра обороны США Макнамары об эффективности расходов и делают покупки на самых лучших рынках. Но меня, кстати, не трогает, где сделана эта штучка: в Америке или в Конго. Сейчас беспокоит лишь одно: я хочу, чтобы изделие осталось у тебя.
Он осторожно положил прибор на стол.
— Согласен, но только на двадцать четыре часа. И даже тогда ты не получишь подробного объяснения.
— Ну что ж, у меня нет выбора. Но при условии, что ты дашь мне на время автомобиль. Я оставил лендровер в Лаугарватн.
— Ну, ты и нахал!
Он сунул руку в карман и бросил на стол ключи.
— Голубой шевроле, стоит на стоянке у ворот.
— Знаю.
Я надел пиджак и двинулся в угол комнаты за карабинами.
— Послушай, Ли, ты знаешь офицера по фамилии Флит?
Он задумался.
— Нет.
— А Маккарти?
— Именно такая фамилия у офицера, которого мы встретили в лаборатории.
— Это не он. Ну ладно, пока. Надо будет как-нибудь выбраться на рыбалку.
— Постарайся не угодить за решетку.
Я остановился у двери.
— С чего ты взял?
Он прикрыл ладонью электронное устройство.
— Тип, у которого в кармане подобные штучки, должен сидеть в тюрьме, — убежденно заявил он.
Я рассмеялся и вышел, оставив его всматривающимся в таинственный предмет. Его система ценностей оказалась серьезно нарушена. Нордлингер не был ученым, а инженером, а тот поступает согласно своду правил: длинному списку истин, испытанных в веках. Инженер также готов не заметить факт, что этот список правил вначале разработан именно учеными, людьми, для которых нарушение законов есть не что иное, как возможность сделать очередной шаг в познании тайн Вселенной. Человек, который легко переходит от ньютоновской физики к квантовой физике, не сбиваясь с шага, в состоянии поверить во все. Ли Нордлингер не относился к этой категории людей, но автор этого изобретения наверняка был одним из них.
Я нашел автомобиль и спрятал карабин с амуницией в багажник. Пистолет Джека поместил в кобуру через плечо, поэтому линию пиджака теперь ничто не искажало. Это совсем не означало, что я выглядел более представительно: спереди пиджака зияли дыры, прожженные кусочками горящего торфа, а рукав разодрала пуля, выпущенная в меня в Гейсир. И пиджак, и брюки были испачканы грязью, и в общем я все больше напоминал бродягу. Хотя нужно признать: по крайней мере, тщательно выбритого бродягу.
Сел в автомобиль и медленно двинулся в сторону международного аэропорта. В течение всего пути размышлял над экспертизой Нордлингера.
По его мнению, подобное электронное устройство вообще не могло существовать, что уже само по себе придавало ему статус научного. Это должно быть очень важным, поскольку из-за него гибли люди, теряли ноги или обваривались кипятком.
Было еще что-то, от чего у меня по спине пробегали мурашки. Последние слова Кенникена сразу перед побегом означали, что моя скромная особа становилась более важной, нежели то электронное устройство. Он готов был убить меня, прежде чем прибор попал бы ему в руки, а ведь он отдавал себе отчет, что с моей смертью прибор исчезнет навсегда.
Нордлингер снабдил меня информацией, что устройство имеет исключительно большое значение. Что такое случилось, сделав меня еще более важным? В бездушном мире науки и техники редко бывает, чтобы один человек значил больше, чем переломное для наук изобретение. Может, произошел поворот к нормальной жизни, хотя лично в этом очень сомневаюсь.
В отделение Исландской авиакомпании можно было добраться через служебный ход без необходимости показываться в центральном зале. Я остановил машину и вышел. При входе я столкнулся с приятной во всех отношениях стюардессой, которую и спросил: