— Вся операция показалась мне очень подозрительной. Смердело на расстоянии. Слэйд утверждал, что противник сидит на пятках у Грэхема, и поэтому он в последний момент решился ввести меня в операцию. Но напали-то на меня, а не на Грэхема, — я ничего не сказал ей об Линдхольме из опасения, что Элин может этого не вынести. — Не кажется ли тебе все это довольно странным?
— Да, очень странно, — согласилась она после некоторого раздумья.
— Более того, Грэхем следил за нашей квартирой, а это совершенно нетипичное поведение кого-то, кто знает, что сам может находиться под наблюдением противника. К тому же совершенно не верю, что за ним следили: считаю, что Слэйд угостил меня эскалопом из лжи.
Элин, казалось, целиком углубилась в изучение пузырьков на стенке стакана.
— А возвращаясь к противнику, — отозвалась она, — кто он?
— Мои старые знакомые из КГБ, русская разведка. Я могу ошибаться, но не думаю.
Вытянувшееся лицо свидетельствовало о том, что она далеко не восхищена моим ответом. Поэтому я снова вернулся к теме Слэйда и Грэхема.
— Кроме того, Грэхем видел, как на меня напали в аэропорту, но даже не пошевелил пальцем, чтобы помочь. Хотя бы бросился вслед за типом, который смылся с футляром, но нет, он буквально ничего не сделал. И что ты на это скажешь?
— Сама не знаю.
— Совсем как я, — признался. — Именно поэтому от истории такая вонь. Возьмем Слэйда. Грэхем сообщает ему, что я провалил операцию, тот прилетает из Лондона — и что делает? Бьет меня линейкой по пальцам, утверждая, что я невоспитанный мальчик, а это на Слэйда совершенно не похоже.
— Ты не доверяешь ему, — заметила Элин. Прозвучало это как утверждение.
— Я доверяю ему так же, как смог бы добросить камень отсюда до острова, — показал в направлении острова Гримсей, выступающего из моря. — Слэйд соткал замысловатую интригу, а я хочу знать в ней свое место, чтобы в момент падения ножа не оказалось, что он направлен на мою шею.
— А что с пакетом?
— Это туз во всей игре, — я приподнял металлическую коробочку. — Слэйд думает, что пакет у противника, но пока это не так, ничего плохого не происходит. Противник тоже считает, что пакет у него, естественно, если пакет еще не открыли.
— Такое предположение реально?
— Думаю, да. Агенты разведки неохотно суют нос не в свое дело. Я допускаю, что четверка, забравшая у меня пакет, имела приказ доставить его шефу, не открывая.
Элин внимательно посмотрела на коробочку.
— Интересно, что в ней.
Посмотрел и я, но металлическая коробочка молчала.
— Может, взять консервный нож? — предложил вслух. — Нет, еще не время. Кстати, может, лучше будет вообще ничего не знать.
Элин гневно фыркнула.
— Почему вы, мужчины, всегда все так усложняете? Что ты, в конце концов, собираешься делать?
— Спрятаться и переждать, — соврал.— У меня будет много времени, чтобы надо всем поразмыслить. Может, пошлю этот проклятый пакет в Акюрейри до востребования и телеграфирую Слэйду, где он может его получить.
Я надеялся, что Элин в это поверит, на самом же деле я собирался предпринять совершенно другое, в тысячу раз более опасное. Вскоре кто- то убедится, что оказался обманутым, поднимется шум, а я должен затаиться поблизости, чтобы увидеть, кто там шумит. Очень бы не хотел, чтобы Элин находилась тогда рядом со мной.
— Укрыться и переждать, — повторила она задумчиво. Повернулась ко мне. — А что ты скажешь, если мы проведем ночь в Асбырги?
— В Асбырги? Почему бы и нет, — я рассмеялся и допил пиво.
Во времена, покрытые мраком, когда боги были еще молодыми, в арктических пустынях проживал бог Один. Однажды он выбрался на прогулку верхом, во время которой его скакун Слейпнир споткнулся и потерял подкову над северной Исландией. Место падения подковы на землю зовется ныне Асбырги. Так говорит легенда, а геологи рассказывают нечто иное.
Проехав дорогой, проторенной колесами автомобилей, мы протиснулись между скалами и оказались на территории, густо поросшей деревьями и окруженной скальными стенами. Здесь разбили лагерь. Если погода позволяла, мы обычно спали на земле: я соорудил брезентовую крышу, прикрепив ее к лендроверу, а затем достал матрацы и спальные мешки. Элин тем временем принялась готовить ужин.
Расположились мы, пожалуй, довольно удобно: наши обычаи несколько отличались от простоты лагерной жизни. Я разложил складные стулья и столик, а Элин достала бутылку шотландского виски и два стакана. Хлопнули по стаканчику еще перед тем, как Элин принялась жарить мясо. Говядина в Исландии считается деликатесом, от которого я не собираюсь отказываться. Порой меня начинает воротить от баранины.
Вокруг царили тишина и спокойствие. Мы сидели, наслаждаясь вечерней красотой, и вели разговор ни о чем, дегустируя виски с запахом торфа. Думаю, мы оба сейчас нуждались в передышке от не дающего нам покоя Слэйда и его проклятого пакета. Само действо заложения лагеря было для нас возвращением к давним счастливым дням, и мы радостно это использовали.
Элин стала готовить ужин, а я налил себе еще один стаканчик и принялся размышлять, каким образом избавиться от девушки. Если она не согласится уйти по собственной воле, лучше всего, пожалуй, будет, если сам смоюсь ранним утром, оставив ей консервы и бутылку воды. С такими запасами, да еще со спальным мешком, она продержится несколько дней, а тем временем здесь наверняка кто-нибудь объявится и поможет ей выбраться в цивилизованный мир. Я знал, что Элин придет в ярость, но зато останется в живых.
Спрятаться и переждать — этого мало. Я должен стоять на виду, словно жестяная утка в тире, и ждать, когда кто-то в меня прицелится. Не хотел, чтобы моя девушка находилась рядом, когда операция начнется.
Элин принесла ужин, и мы приступили к еде.
— Алан, — начала она неожиданно, почему ты ушел из. из Конторы?
Я замер с вилкой в руке.
— У нас оказались разные точки зрения, — коротко ответил.
— У тебя и Слэйда?
Я осторожно положил вилку.
— Да, это касалось Слэйда, и я не хочу об этом говорить.
Она помолчала и добавила:
— Пожалуй, лучше будет, если ты мне все расскажешь. Ведь ты не любишь иметь тайны.
Я тихо рассмеялся.
— Забавно говорить подобное агенту разведки. Знаешь ли ты о правилах сохранения служебных секретов?
— А это еще что такое?
— Если бы ребята из Конторы узнали, что я не умею держать язык за зубами, то посадили бы меня за решетку до конца жизни.
— А, вот оно что, — заметила она легкомысленно, — да плевать я на них хотела.
— Попробуй это сказать сэру Дэвиду Тэггарту. Ты и так уже много услышала.
— Почему бы тебе не избавиться от всего? Ведь знаешь, что я никому не скажу.
Я посмотрел на тарелку.
— Разве что кто-то тебя вынудит. Я не хочу тебе ничего плохого, Элин.
— Кто может мне угрожать?
— Хотя бы Слэйд. Возможно также, что вокруг меня вертится тип по фамилии Кенникен, но я надеюсь, что это не так.
Элин заметила задумчиво:
— Если я когда-нибудь выйду замуж, то только за того, у кого не будет никаких тайн. Ты не прав, Алан.
— Ты считаешь, что разделив свои заботы с кем-то, уменьшишь их наполовину? Не думаю, что в Конторе согласились бы с твоей точкой зрения. В игре участвуют силы, которые не считают исповедь добрым делом для души, а на психиатров и священников смотрят с подозрением. Но поскольку настаиваешь, расскажу тебе еще кое-что, чтобы не оказалась в опасности. — Я отрезал кусочек мяса. — Мы проводили операцию на территории Швеции. Я состоял в группе контрразведки с заданием проникнуть в аппарат КГБ в Скандинавии. Мозгом всей операции был Слэйд. Могу тебе сказать о нем одно: очень ловкий, хитрый и коварный, любит играть и побеждать. — У меня совершенно пропал аппетит. Отодвинул от себя тарелку. — Во главе организации противника стоял некто В. В. Кенникен. Мне удалось к нему приблизиться. Для Кенникена я был шведом, родившимся в Финляндии, с фамилией Стевартсен, симпатизирующим коммунистам, горящим желанием послужить идее. Ты знала, что я родился в Финляндии?
Она отрицательно покачала головой.
— Ты никогда мне не говорил.
Я пожал плечами.
— Пытался навсегда забыть об этом отрезке моей жизни. Во всяком случае, мне пришлось немало потрудиться, прежде чем я проник в организацию и оказался принятым Кенникеном. Это не значило, что я завоевал его полное доверие: он использовал меня во второстепенных операциях, однако мне удалось собрать много ценной информации, которая по тайным каналам доходила до Слэйда. Но этого оказалось недостаточно: я находился рядом с Кенникеном, но не совсем близко.
— Это же страшно, — сказала Элин. — Я не удивляюсь, что ты боялся.
— Жил в постоянном смертельном страхе. Такова судьба двойных агентов.
Я замолчал, стараясь мысленно найти нужные слова для объяснения сложнейшей ситуации. Наконец продолжил, старательно выбирая выражения.
— Пришло время, когда я должен был совершить убийство. Слэйд предостерег меня перед опасностью провала. Он добавил, что этот человек еще ничего не сообщил Кенникену и его необходимо убрать. Я сделал это с помощью бомбы. — Сглотнул слюну и закончил. — Я даже его не знал. Просто подложил бомбу в машину.
В глазах Элин затаился ужас.
— Это были не детские игры, — жестко заметил я.
— Но убить того, кого не знал и не видел ни разу в жизни!
— Так значительно легче. Спроси любого пилота бомбардировщика. Но дело не в этом. Хуже всего, что поверил Слэйду и убил человека, который, как выяснилось, был агентом британской разведки, то есть, таким, как мы.
Элин сейчас смотрела на меня так, словно я только что выполз из-под камня. Но я продолжал:
— Встретившись со Слэйдом, спросил: что, черт возьми, происходит? Он ответил, что парень был обычным наемным агентом и ему не доверяла ни одна из сторон — таких много в нашей профессии! И посоветовал мне сообщить Кенникену о моем поступке. Я так и сделал, и мои акции у Кенникена пошли вверх. Вероятно, он отдавал себе отчет, что в организации происходит утечка информации, и многое указывало на парня, которого я убил. Таким образом, я стал одним из голубоглазых парней Кенникена, мы даже подружились. Он совершил ошибку, и нам удалось полностью ликвидировать разведывательную сеть русских.