— Бредли?
— Что?
— Стейси сказал, что ей всего пять. Это правда?
— Да, — мрачно ответил Бредли.
— Как пятилетний ребенок может болеть раком легких? Я о таком не слышал. Лейкемия, возможно. Но не рак легких.
С кровати донесся невеселый смешок.
— Ты из Хардинга, да? Каков коэффициент загрязнения воздуха в Хардинге?
— Не знаю. Его больше не объявляют в прогнозе погоды. Не объявляют с… не знаю. Давно.
— В Бостоне не объявляют с две тысячи двадцатого года, — уточнил Бредли. — Боятся. У тебя нет носового фильтра, не так ли?
— Что ты несешь, — раздраженно бросил Ричардс. — Эта штука стоит две сотни баксов, даже на распродаже. Я не держал в руках две сотни весь прошлый год. А у тебя?
— Нет. — Бредли помолчал. — У Стейси есть. Я ему сделал. У ма, Рича Голеона и некоторых других тоже.
— Ты надо мной смеешься.
— Нет, парень. — Вновь пауза. Ричардс внезапно осознал, что Бредли и так сказал ему куда больше, чем хотел. И продолжил он с видимой неохотой: — Мы читаем книги. Фри-ви — для пустоголовых.
Ричардс согласно кивнул.
— Банда, понимаешь. Некоторые маются бездельем. У них вся радость — в субботу вечером избить какого-нибудь хонки. Но есть среди нас и такие, кто с двенадцати лет ходит в библиотеку.
— В Бостоне в библиотеку можно попасть без карточки?
— Нет. И карточку выдают только тем, у кого в семье гарантированный доход в пять тысяч баксов. Мы позаимствовали карточку у одного толстозадого говнюка. Ходим в библиотеку по очереди. У нас есть один костюм на всех, его надевает тот, кто идет. — Бредли помолчал. — Вздумаешь смеяться надо мной — прирежу.
— Я не смеюсь.
— Сначала мы читали только сексуальные книжки. Потом, когда Касси заболела, я заинтересовался загрязнением окружающей среды. Все книги о коэффициентах чистоты, уровнях смога и носовых фильтрах у них в спецхране. Мы изготовили ключ по восковому слепку. Парень, тебе известно, что в Токио с две тысячи двенадцатого года все обязаны вставлять в нос фильтры?
— Нет.
— Рич и Динк Моран изготовили счетчик загрязнения. Динк вырвал чертеж из книги, и они сварганили его из банок из-под кофе и деталей, которые скрутили с автомобилей. Он спрятан в надежном месте. Парень, ты знаешь, что в тысяча девятьсот семьдесят восьмом году шкала загрязненности обрывалась на двадцати баллах? Понимаешь?
— Да.
— Когда загрязненность достигала двенадцати баллов, заводы и все загрязняющее воздух дерьмо останавливали до тех пор, пока не изменится погода. Этот федеральный закон действовал до восемьдесят седьмого года. Потом его отменил Обновленный конгресс. — Тень на кровати приподнялась на локте. — Готов спорить, среди твоих знакомых многие болеют астмой.
— Конечно, — согласился Ричардс. — У меня тоже астма, пусть и в легкой степени. Таким уж мы дышим воздухом. Господи, всем известно, что в жаркий облачный и безветренный день лучше оставаться дома…
— Температурная инверсия, — мрачно прокомментировал Бредли.
— И у многих астма, это так. В августе и сентябре воздух просто загустевает. Но рак легких…
— Ты говоришь не об астме, — оборвал его Бредли. — Ты говоришь об эмфиземе.
— Эмфиземе? — Ричардс попытался классифицировать это новое для него слово, но безуспешно.
— Все ткани в легких разбухают. Ты вдыхаешь, вдыхаешь, вдыхаешь, а воздуха все равно не хватает. Ты же знаешь, такое случается со многими?
Ричардс задумался. Действительно, Бредли прав. Многие от этого и умирали.
— Об этом стараются не говорить. — Бредли словно прочитал мысли Ричардса. — Нынче в погожий день загрязненность воздуха в Бостоне равняется двадцати баллам. Это равносильно тому, что ты в день выкуриваешь четыре пачки сигарет. А в плохие дни поднимается до сорока двух. Старики падают замертво прямо на улице. В свидетельстве о смерти пишут: астма. Но причина-то в воздухе, воздухе, воздухе. И они продолжают загрязнять его. Трубы дымят двадцать четыре часа в сутки. Большим боссам это нравится.
Эти двухсотдолларовые фильтры — полное дерьмо. Две пластинки сетки, а между ними клочок ментоловой ваты. И все. Хорошие фильтры делает только «Дженерал атомикс». Но позволить их себе могут только жирные коты. А нам они дают фри-ви, чтобы мы поменьше болтались на улице и спокойно умирали, не выходя из дому. Как тебе это понравится? Самый дешевый носовой фильтр «Джи-Эй» стоит шесть тысяч новобаксов. Мы сделали такой для Стейси, уложившись в десять. Чертежи и описание взяли из книги. Преобразователь вытащили из слухового аппарата, цена которому семь баксов. Что скажешь?
Ричардс молчал. Что он мог сказать?
— Когда Касси умрет, ты думаешь, они напишут «рак легких» в свидетельстве о смерти? Черта с два. Они напишут «астма». Чтобы никого не пугать. Кто-то может украсть библиотечную карточку и узнать, что с две тысячи пятнадцатого года смертность от рака возросла на семьсот процентов.
— Это правда? Ты не преувеличиваешь?
— Я прочитал об этом в книге. Парень, они нас убивают. Фри-ви нас убивает. Все равно что иллюзионист заставляет тебя смотреть, как булочки вываливаются из блузы его ассистентки, чтобы ты не видел, как он перекладывает кролика из кармана штанов в шляпу. — Бредли вздохнул. — Иногда я думаю, что могу покончить с этим ужасом, выступив по фри-ви. Десяти минут хватит, чтобы все сказать. У каждого мог бы быть носовой фильтр, если бы Сеть хотела, чтобы они у нас были.
— И я им помогаю, — простонал Ричардс.
— Это не твоя вина. Ты должен бежать.
Перед мысленным взором Ричардса возникло лицо Киллияна, потом Артура М. Бурнса. Ему хотелось наброситься на них с кулаками. А еще лучше — вырвать из ноздрей фильтры и пинками выгнать их на улицу.
— Люди злы, — продолжал Бредли. — Они злятся на хонки уже тридцать лет. Им нужен лишь повод. Повод… один повод…
Ричардс провалился в сон.
…Минус 062, отсчет идет…
Ричардс провел в доме весь день, пока Бредли покупал машину и договаривался с другим членом банды о том, чтобы перегнать ее в Манчестер.
Бредли и Стейси вернулись к шести часам, и Бредли включил фри-ви.
— Все улажено, дружище. Отбываем сегодня.
— Прямо сейчас?
Бредли усмехнулся:
— Разве ты не хочешь посмотреть на себя?
Ричардс понял, что хочет, и тут же на экране вспыхнула заставка «Бегущего человека».
Бобби Томпсон смотрел прямо в объектив, яркое пятно на черном фоне.
— Будьте бдительны. Вот волк, который рыщет среди вас!
И экран заполнило лицо Ричардса. Мгновение спустя оно исчезло, уступив место другому Ричардсу, в обличье Джона Гриффена Спрингера.
Вновь возникла физиономия Томпсона, очень серьезная.
— Прежде всего я обращаюсь к жителям Бостона. Вчера днем пятеро полицейских погибли, нашли страшную, мучительную смерть в пламени пожара, вспыхнувшего в подвале здания бостонского отделения ИМКА. Этот умный, безжалостный волк заманил их в ловушку. В каком образе предстанет он перед вами сегодня? Где он этим вечером? Посмотрите! Посмотрите на него!
Включилась первая видеокассета из отснятых этим утром. Стейси бросил их в почтовый ящик на авеню Содружества в другом конце города. Съемку они провели в дальней спальне, закрыв тряпками окно и всю мебель. Камеру держала ма.
— Все, кто видит меня, — медленно заговорил Ричардс. — Не техники, не обитатели пентхаусов, таким ублюдкам, как вы, мне сказать нечего. Я обращаюсь к жителям домов Развития, гетто, трущоб. Тем, кто сбивается в мотоциклетные банды. Тем, кто давно без работы и не имеет ни единого шанса ее получить. Подросткам, брошенным за решетку за наркотики, которых они не держали в руках, и преступления, которых они не совершали, только потому, что Сеть не хочет, чтобы вы собирались вместе и говорили друг с другом. Я хочу рассказать вам всем о чудовищном заговоре, который лишает вас самой возможности ды…
Что-то захрюкало, запищало, забулькало. А потом звук пропал вовсе. Губы Ричардса шевелились, но с них не срывалось ни звука.
— Похоже, дефект записи. — Бобби Томпсон взял инициативу на себя. — Да и нет нам нужды выслушивать галиматью, что несет этот убийца. Мы и так прекрасно знаем, с кем имеем дело, не так ли?
— Да! — взревела аудитория.
— Что вы сделаете, если увидите его на своей улице?
— СДАДИМ!
— А что делать нам, когда мы его найдем?
— УБИТЬ ЕГО!
Ричардс грохнул кулаком о подлокотник кресла.
— Мерзавцы.
— А ты думал, они позволят тебе высказаться в эфире? — насмешливо спросил Бредли. — Как бы не так. Я удивлен, что тебя оборвали не с первого слова.
— Я этого не ожидал.
— Оно и видно.
За первой кассетой последовала вторая. На ней Ричардс советовал людям идти в библиотеки, требовать доступа к книгам, узнавать правду. Он зачитал список книг о загрязнении воздуха и воды, который дал ему Бредли.
Изображение Ричардса открывало рот.
— Как я вас всех ненавижу. — Губы произносили совсем другие слова, но кто из двухсот миллионов зрителей, прилипших к экранам, мог это заметить. — К черту копов! К черту Корпорацию Игр! Я убью каждого копа, кто попадется мне на пути. Я… — Ричардсу хотелось заткнуть уши и выбежать из комнаты. Он не мог сказать, то ли кто-то имитировал его голос, то ли манипуляциями с записью они сумели использовать произнесенные им слова.
Кассета закончилась, на одной половине экрана возникло лицо Томпсона, на второй — фотоснимок Ричардса.
— Остерегайтесь этого человека, — воззвал Томпсон. — Человека, который убивает. Человека, который хочет собрать армию головорезов и вывести ее на ваши улицы, чтобы насиловать, жечь, крушить. Этот человек способен на ложь, обман, убийство. Он это уже доказал.
— Бенджамин Ричардс. — В голосе звучала холодная обличающая ярость ветхозаветного пророка. — Ты нас смотришь? Если да, то знай, что тебе заплачены твои кровавые деньги. По сто долларов за каждый час, теперь их уже пятьдесят четыре, проведенных тобой на свободе. И пятьсот долларов сверху. По сто за каждого из этих пяти человек.