Он влез в водительское кресло, перевел руль управления в положение «вверх» и снова с жужжанием взмыл в воздух, продолжив путь к мастерской.
Хорошо, что теперь не нужно слушать выводящие из себя стоны механизма. Теперь он мог расслабиться. Забавно, подумал он. Хотя я умом понимаю, что это всего лишь перегорают контуры поддельного животного, внутри у меня все равно что-то сжимается. Эх, если бы я мог найти другую работу. Если бы я не провалил тест на умственные способности, то не дошел бы до такого занятия, со всеми вытекающими моральными издержками. С другой стороны, синтетические страдания поддельных животных совершенно не волновали Милта Борогова или их шефа Ганнибала Слоута. Поэтому все дело во мне, думал Джон Исидор. Наверное, когда личность деградирует, спускается по эволюционной лестнице, как это уже случилось со мной, когда она погружается в могильный мир, мир специалов… Нет, лучше оставить эту мысль. Не нужно думать дальше. В такие моменты, когда Исидор сравнивал свои нынешние умственные способности и то, что он имел раньше, он бывал подавлен более обычного. Каждый день он терял очередную порцию жизненной энергии: он, как и тысячи других специалов по всей Земле, с каждым днем становился все ближе и ближе к куче праха, превращался в живой мусор.
Чтобы скрасить одиночество, он щелкнул клавишей радио и настроился на радиопредставление Бастера Дружби. Подобно телевизионной версии, оно не прекращалось по двадцать три тепленьких часа в сутки… еще один час был посвящен религии. Десятиминутная пауза, затем — религиозный час, завершение суточной программы.
— …рад видеть тебя снова здесь, — говорил Бастер Дружби. — Итак, Аманда, прошло целых два дня с тех пор, как ты в последний раз была у нас в гостях. Дорогая, ты работаешь над новой лентой?
— Да, я собиралась начать ле-енту еще вчера-а! Но только они ска-азали, что мы начнем в семь…
— В семь утра? — вмешался Бастер.
— Да-а, именно. В семь утра-а!
Аманда Вернер засмеялась знаменитым смехом Аманды Вернер, почти таким же искусственным, как и смех Бастера Дружби. Аманда Вернер и другие прекрасные дамы, с большими коническими грудями, приехавшие из дальних стран, плюс несколько так называемых буколических юмористов — они составляли стандартный ассортимент гостей передачи Бастера Дружби. Такие женщины, как Аманда, никогда не снимались в кино, не появлялись на сцене театров. Они жили только в странном призрачном мире передач Бастера, в бесконечном его шоу, появляясь на телеэкранах по семьдесят часов в неделю, как однажды подсчитал про себя Исидор.
Когда Бастер Дружби находит время записывать все свои теле- и радиошоу? Мысль озадачила Исидора. Как это Аманде Вернер удается быть в гостях у Дружби чуть ли не каждый день, месяц за месяцем, из года в год? Как это они часами могут разговаривать, без перерыва? Они никогда не повторялись — насколько Исидор был способен определить, конечно. Их реплики всегда были свежи и остроумны, явно не походили на подготовленные заранее. Волосы Аманды глянцево отблескивали, сияли глаза, сверкали зубы. Она никогда не запиналась с ответом, никогда не выказывала усталости, легко продолжая бесконечную цепочку шуток, острот и комментариев Бастера Дружби. Передачи Дружби, которые транслировались через спутники на всю территорию Земли, так же изливались на эмигрантов колонизируемых планет. Была предпринята экспериментальная передача в направлении Проксимы Центавра, на случай, если колонизация успела зайти так далеко, и если «Саландер-3» уже достиг цели, то колонисты на борту корабля обнаружат, что Бастер Дружби тут как тут, и будут очень рады и довольны…
Но кое-что в Бастере Дружби раздражало Исидора. Очень тонко, почти незаметно, Бастер высмеивал всех, кто пользовался генераторами эмпатии. И делал это постоянно, а не просто один раз, случайно. Собственно, и сейчас он это делал.
— …камешки в меня не швыряют, — сообщал Аманде Вернер Бастер. — И если я отправлюсь вверх по горке, то обязательно прихвачу пару бутылочек пива, лучше всего «Будвайзер». — Зрители засмеялись, Исидор слышал шлепки аплодисментов. — А потом сообщу вам мою грандиозную сенсационную новость… что произойдет ровно через десять часов, считая от сего момента!
— И я то-оже, дорогой, — выдохнула Аманда. — И когда в тебя швырну-ут камнем, я тебя заслоню-ю!
Аудитория восторженно взвыла. Джон Исидор почувствовал, как затылок и шея деревенеют от беспомощного гнева. Зачем Бастер постоянно смеется над Сострадальным? Больше, кажется, никто не проявляет недовольства, даже ООН относится к сострадализму положительно. Органы правосудия в Америке и в восточном полушарии публично заявили, что сострадализм способствует снижению уровня преступности, делая человека более озабоченным судьбой ближнего. Человечеству требуется как можно больше сострадания и сочувствия, сказал Титус Крорнинг, генеральный секретарь ООН. Заявление это многократно повторялось. Наверное, предположил Исидор, Бастер завидует популярности Вилбура Сострадального. Этим все объясняется — они конкурируют. Но зачем?
Затем, чтобы воздействовать на наше сознание, решил Исидор. Они сражаются за контроль над нашими психическими сущностями. С одной стороны — генераторы эмпатии, с другой — Бастер Дружби с довольным ржанием и импровизированными остротами. Нужно будет сказать Ганнибалу Слоуту, решил Исидор. Спросить, правильно ли это. Слоут наверняка должен знать.
Когда он припарковал фургон на крышу лечебницы Ван Несса, он быстро спустился в кабинет Ганнибала Слоута, захватив пластиковый футляр с неподвижным котом. Мистер Слоут оторвал взгляд от страницы, его серое, изрезанное морщинами лицо дрогнуло, как потревоженная вода в пруду. Ганнибал Слоут, слишком старый, чтобы эмигрировать, был обречен провести остаток дней на Земле, хотя и не был специалом. За прошедшие годы на него сильно, словно едкая ржавчина, подействовала пыль. И мысли его, и черты лица приобрели серый оттенок. Он сильно осунулся, ноги его превратились в спицы, походка стала неуверенной. Он в буквальном смысле смотрел на мир сквозь запорошенное пылью стекло. По какой-то причине он никогда не протирал очков. Он словно бы сдался, принял радиоактивную пыль, как неизбежное зло, и теперь пыль постепенно делала свое дело, тихо его погребая. Зрение затуманилось. Еще несколько лет — и пыль лишит его почти всех связей с внешним миром, пока не останется только птичий, высокий голос. Потом замолчит и он.
— Что у тебя там? — спросил мистер Слоут.
— Кот. У него замыкание в системе питания. — Исидор поставил футляр с котом на стол шефа, заваленный листками бумаги, документами, бланками, брошюрами.
— Зачем ты мне его притащил? — недовольно спросил мистер Слоут. — Неси вниз, в мастерскую, к Милту.
Тем не менее он задумчиво открыл футляр и вытащил сломанное животное. Когда-то он сам был очень хорошим мастером по ремонту.
— Мне кажется, — сказал Исидор, — что Бастер и Сострадальный сражаются за власть над нашей психикой.
— Если это так, — сказал Слоут, осматривая кота, — то побеждает Бастер.
— Он побеждает в данный момент, — сказал Исидор. — Но в конце он проиграет.
Слоут поднял голову и пристально посмотрел на него.
— Почему?
— Потому что Вилбур Сострадальный всегда возрождается. Он вечен. Его низвергают с вершины холма, он погружается в могильный мир, но неизбежно поднимается наверх, опять. И мы — вместе с ним. Поэтому мы тоже вечные. — Исидору было очень приятно, что он так легко рассуждает. Обычно в присутствии мистера Слоута он заикался от смущения.
— Бастер бессмертен, как и Сострадальный. Тут никакой разницы нет.
— Как же это возможно? Ведь Бастер просто человек.
— Не знаю, как это возможно, — сказал Слоут. — Но это факт. Об этом, конечно, никогда не говорят.
— И поэтому Бастеру Дружби удается записывать сорок шесть часов передач каждый день?
— Верно, — сказал Слоут.
— И Аманда Вернер, и все его другие женщины?
— И они бессмертны.
— Кто же они — высшая форма жизни из другой системы?
— Мне пока не удалось выяснить определенно, — скачал мистер Слоут, осматривая кота. Он снял очки с пыльными линзами и теперь невооруженным глазом всматривался в полураскрытую пасть кота. — Так же, как и насчет Вилбура Сострадального, — договорил он еле слышно.
Потом он выругался, разразившись цепочкой сквернословий длиной, как показалось Исидору, в целую минуту.
— Это настоящий кот, — наконец сказал Слоут. — Я знал, что когда-нибудь это случится. — Он посмотрел на трупик кота. — Мертв. — И снова выругался.
В дверях появился Милт Борогов. Это был дородный человек, но с сероватой кожей. На нем был привычный фартук из бледно-голубого полотна.
— Что такое? — спросил он. Увидев кота, он вошел и поднял животное со стола.
— Этот дебил привез настоящего кота, — сказал Слоут. Он впервые так назвал Исидора.
— Если бы он еще не умер, — сказал Милт, — мы бы успели отправить его к настоящему ветеринару. Интересно, сколько он стоил? У кого-нибудь есть каталог Сидни?
— В-ведь ваша Ст-траховка покрывает такие случаи? — спросил Исидор мистера Слоута. Ноги его вдруг ослабели, и он почувствовал, что все предметы в комнате начинают приобретать зловещий темно-вишневый оттенок, с зелеными искрами.
— Покрывает, — фыркнув, сказал после паузы Слоут. — Просто кота жалко. Еще одно живое существо. Ты что, не мог отличить живого кота от подделки? Ты не заметил разницы?
— Я просто думал, что такая хорошая модель, — выдавил Исидор. — Такая хорошая, что кажется… то есть, кот был как живой и я думал…
— Наверное, Исидор не заметил бы разницы, — мягко сказал Милт. — Для него они все живые, в том числе и электрические. Он, наверное, пытался спасти его? Перезарядить батарею? Или найти замыкание?
— Д-да, — признался Исидор.
— И кота все равно было уже не спасти. Недоумок не виноват, Хэн. Наоборот, он по-своему прав. Новые модели становятся чертовски похожими на настоящих животных, со всеми этими встроенными имитаторами болезней. А настоящие животные все равно иногда умирают, это риск, на который владельцы сознательно идут. Мы просто не привыкли к такому, потому что видим одни подделки.