— Ладно, — сказал Рик. — Устраняй. Убей сразу, сейчас. Докажи, что это твое право. — Он увидел, что Ресч намерен поступить именно таким образом. — Постой…
Фил Ресч выстрелил. В то же мгновение Люба Люфт в спазме животного ужаса дернулась в сторону, пригнулась. Луч прошел мимо цели, но, когда Ресч немного опустил ствол, прожег узкую дыру в животе Любы. Люба закричала. Она лежала, скорчившись, прижавшись к стене, и кричала. Как на той картине, подумал Рик, вытащил свой лазер и выстрелил: Люба повернулась лицом к стене, и ее тело замерло. Она даже не вздрогнула.
Потом Рик тщательно сжег лучом альбом с репродукциями картин Мунка. Он сжигал старательно и молча, пока от альбома остался только пепел. Фил Ресч пораженно смотрел на него. Он не понимал.
— Вы же могли оставить альбом себе, — сказал Ресч, когда все было кончено. — Он вам обошелся…
— Как вы думаете, у андроида есть душа? — перебил его Рик.
Наклонив голову, Фил Ресч уставился на него. Он уже совсем ничего не понимал.
— Я могу себе позволить этот альбом, — сказал Рик. — Я уже заработал сегодня три тысячи долларов, а еще не закончил и половины дела.
— Вы имеете в виду Гарланда? Но ведь его убил я. Вы просто лежали на полу. И Любу Люфт убил тоже я.
— Но деньги получить не сможете, — сказал Рик. — Ни в своем управлении, ни в нашем. Как только доберемся до машины, я проведу тест Бонелли или Войт-Кампфа и посмотрим. Хотя в списке моем вас нет. — Немного дрожащими руками он раскрыл чемоданчик, начал рыться среди мятых папиросных бумажек. — Нет, вас здесь нет. Следовательно, по закону я не могу вас подозревать.
— Вы уверены, что я андроид? Это вам сказал Гарланд?
— Да, это мне сказал Гарланд.
— Возможно, он просто соврал. Чтобы посеять между нами взаимное недоверие. Как сейчас. Мы будем болванами, если попадемся на его уловку, позволим, чтобы его слова нас разъединили. Вы были совершенно правы относительно Любы Люфт, мне нужно было держать себя в руках, но мы ведь все равно должны были ее устранить, в любом случае. Полчаса не делают разницы — это всего лишь полчаса, больше или меньше. Она бы не успела даже посмотреть альбом, который вы купили. И я продолжаю считать, что сожгли вы его напрасно. Это транжирство. Я не могу понять ваших мотивов. Они нерациональны.
— Я бросаю это дело, — сказал Рик.
— И чем займетесь?
— Чем угодно. Страхованием, например, как предположительно занимался Гарланд. А может, эмигрирую. Да. — Он кивнул. — Улечу на Марс.
— Но кто-то же должен этим заниматься, — заметил Фил Ресч.
— Пусть используют андроидов. Так будет много лучше. А я не могу, довольно с меня. Она была замечательной певицей. Она была нужна этой планете. Какое-то безумие.
— Это необходимость. Не забывайте, чтобы бежать на свободу, каждый из них убил человека. Если бы я не вывел вас из управления на Миссион-стрит, они бы вас убили. Этого от меня и хотел Гарланд, для того он меня и вызвал. А Полоков? Разве он едва не прикончил вас? А Люба Люфт? Мы защищаемся. Они тайно пробрались на нашу планету, эти нелюди, маскирующиеся под…
— Полицейских, — сказал Рик. — Под агентов по борьбе с андроидами.
— Ладно, валяйте, проверяйте меня. Ведь Гарланд мог солгать. Я уверен, что так он и сделал — просто не бывает таких хороших систем ложной памяти. А как насчет моей белки?
— Да, белка, я о ней забыл.
— Если я андроид, — сказал Фил Ресч, — и вы меня убьете, то можете взять белку себе. Я напишу завещание, в котором передам ее вам.
— Анди не имеют права писать завещания. У них нет собственности, которую они могли бы завещать.
— Тогда просто заберите ее.
— Может, так и будет, — сказал Рик.
Лифт достиг первого этажа и остановился. Двери раздвинулись.
— Оставайтесь с Любой. Я вызову патрульный кар, чтобы ее отвезли в Зал Правосудия. Для анализа костного мозга.
Он увидел телефонную кабинку, вошел, вставил в прорезь монету и дрожащими пальцами набрал номер. Тем временем ожидавшие лифт люди окружили Фила Ресча и тело Любы Люфт.
Она в самом деле была выдающейся певицей, сказал себе Рик, когда, покончив с разговором, повесил трубку на место. Я не понимаю. Как такой талант мог быть помехой для нашего общества? Но дело не в таланте, сказал он. Дело было в ней самой. Так же, как и с Филом Рёсчем. Он представляет угрозу уже сам по себе. Точно в такой же мере и точно в такой же степени. Поэтому сейчас мне уйти нельзя. Покинув кабинку, он протиснулся к Ресчу и распростертому на полу телу девушки-андроида. Кто-то уже накрыл ее пиджаком. Не Ресч.
Подойдя к Ресчу, который жадно курил маленькую серую сигару, Рик сказал:
— Я молю Бога, чтобы вы в самом деле оказались андроидом.
— Вы меня так ненавидите? — со спокойным удивлением сказал Ресч. — Но там, на Миссион-стрит, вы ко мне относились по-другому. Когда я спасал вам жизнь.
— Просто теперь я понял систему. То, как вы убили Гарланда, потом Любу. Вы убиваете не так, как я, вы даже не пытаетесь… Проклятье, я понял в чем дело! — воскликнул Рик. — Вам просто нравится убивать. Вам нужен только повод. Если бы у вас был повод, вы бы и меня убили. Вот почему вы ухватились за вероятность того, что Гарланд был андроидом — это давало вам повод убить его. Интересно, что будет, если вы не пройдете теста Бонелли? Застрелитесь? Иногда андроиды это делают. Хотя такие ситуации были редки.
— Не волнуйтесь, я позабочусь сам, — сказал Фил Ресч. — Вам ничего не придется предпринимать, не считая проведения теста.
Приземлился патрульный полицейский аэрокар. Из кабины выпрыгнули двое полицейских, увидели толпу людей и немедленно проложили себе путь сквозь скопление. Один узнал Рика, кивнул. Значит, мы теперь можем уйти, понял Рик вдруг. Наше дело сделано. Наконец.
Когда они с Ресчем шли к зданию оперы, на крыше которого остался припаркованный аэрокар Ресча, тот сказал:
— Я отдам лазер. Чтобы вас не беспокоила моя реакция и ваша безопасность. — Он протянул оружие, и Рик взял его лазер.
— А как же вы убьете себя, без лазера? — спросил он. — Если не пройдете теста?
— Задержу дыхание.
— Боже праведный, — сказал Рик. — Это невозможно.
— В нервной системе андроидов нет автоматического прерывателя дыхательного центра, — сказал Фил Ресч. — В отличие от людей. Разве вас этому не учили? Меня этому научили много лет тому назад.
— Но умереть таким способом… — запротестовал Рик.
— Это не больно. Что тут такого?
— Это… — Рик пошевелил пальцами, он не мог подобрать нужное слово.
— Не думаю, что мне в самом деле придется попробовать, — сказал Фил Ресч.
Они вместе поднялись на крышу оперного театра, к кару Ресча. Сев за управление и затворив дверцу, Фил Ресч сказал:
— Я бы предпочел именно тест Бонелли.
— Не могу. Не знаю, как считывать показания.
Ведь мне пришлось бы полагаться на, его собственную интерпретацию показаний, вдруг понял Рик. А это отпадает.
— Вы скажите мне правду, верно? — спросил Ресч. — Если я андроид, вы мне так и скажите, да?
— Конечно.
— Потому что я на самом деле хочу знать. Я должен знать. — Фил Ресч заново раскурил сигару, заерзал, устраиваясь поудобнее.
— Вам понравилась картина, которую рассматривала Люба Люфт? — спросил он Рика. — Мне очень. Не люблю реализма. Я предпочитаю Пикассо и…
— «Зрелость» датируется 1894 годом, — коротко ответил Рик. — Тогда кроме реализма ничего еще не существовало. Примите во внимание.
— Но та, вторая, где человек зажимает уши и кричит, не очень типична для реалистической манеры.
Открыв чемоданчик, Рик достал приборы для теста.
— Тонкая работа, — отметил Ресч, наблюдая за сборкой аппарата. — Сколько нужно вопросов, прежде чем вы сможете дать точный ответ?
— Шесть или семь.
Он протянул Ресчу сетку — диск датчиков с липкой стороной.
— Приложите к щеке. Плотно. Теперь свет… — Он нацелил луч. — Свет сфокусирован на вашем зрачке. Не шевелитесь, старайтесь, чтобы глаз был как можно более неподвижен.
— Флуктуация рефлекса, — определил Ресч. — Но стимул имеет физическую природу. Это будет вопрос. То, что мы называем реакцией на вздрагивание.
— Думаете, что сможете ею управлять?
— Только не начальной амплитудой. Это вне волевого контроля. Если бы не… — Он замолчал. — Начинайте. Я волнуюсь, извините, если слишком много болтаю.
— Можете говорить, сколько угодно, — сказал Рик.
Говори, говори, всю дорогу к могиле, подумал он. Если тебе нравится. Рику было все равно.
— Если тест покажет, что я андроид, — пробормотал Ресч, — ваша вера в человечество будет возрождена. Но поскольку этого результата не предполагается, то советую вам начать формулировать идеологический принцип, внутри которого и мне найдется…
— Первый вопрос, — сказал Рик. Все было готово, стрелки на циферблатах подрагивали. — Главный фактор — время реакции, старайтесь поэтому отвечать максимально быстро. — Он по памяти выбрал первый вопрос. Испытание началось.
Когда тест был окончен, Рик некоторое время сидел молча. Потом начал разбирать прибор, совать принадлежности обратно в чемоданчик.
— Ответ я знаю по выражению вашего лица, — сказал Фил Ресч. Он вздрогнул с почти судорожным облегчением. — Ладно, можете отдать мне лазер.
Он протянул руку ладонью вверх.
— Кажется, вы были правы, — признал Рик. — Относительно мотивов Гарланда. Он хотел посеять недоверие между нами. Поэтому солгал. — Он чувствовал сильную усталость — и физическую, и психологическую.
— Вы уже сформулировали какие-то соответствующие принципы, — поинтересовался Ресч, — которые объясняли бы мое существование как части человеческого рода?
— В вашей эмпатической способности ролеобразования должен быть дефект. Его не регистрирует наш тест. Ваше отношение к андроидам.
— Естественно, этот параметр не испытывается.
— Возможно, следовало бы его ввести.
Раньше это Рику никогда в голову не приходило, он не чувствовал никакого сочувствия к убиваемым анди. Он всегда считал, что воспринимает андроидов как совершенно умные машины. Но в сравнении с Филом Рёсчем чувствовалась заметная разница. И инстинктивно он чувствовал, что он прав. Сопереживание относительно искусственной структуры? Которая только делает вид, что живет? Но Люба Люфт казалась живой на самом деле. Симуляцией здесь не пахло.