«Смотри, смотри, Чарли. Это то, что я собираюсь вскоре сделать с тобой. И мне не понадобятся несколько приятелей, чтобы оттолкнуть тебя в сторону. Я справлюсь один».
Нойес отвернулся от присутствующих. Чтобы говорить с Кравченко напрямую, он должен был произносить слова вслух, и ему не хотелось, чтобы кто-нибудь услышал, как он разговаривает сам с собой.
— У тебя это не пройдет, — прошептал он, — как только ты попытаешься это сделать, я убью нас обоих, Кравченко.
«Ох. Опять угрожаешь карнифагом. Где твоя колба, Чарли? В плавках?»
— Оставь меня.
«Почему бы нам не пойти и не поговорить с Еленой. Это такая женщина! Займись-ка ей, а я посижу и посмотрю. Когда я был жив, я знал ее. Тогда она еще не была любовницей Кауфмана. Дай мне контроль над твоим телом, Чарли, и она будет твоей».
— Прекрати!
«Это будет выгодно для нас обоих. Я обработаю Елену, а твое тело получит наслаждение».
Нойес поежился. От угроз Кравченко перешел к уговорам, но цель осталась той же. Это могло случиться в любое время: трансплантат мог перехватить контроль над телом и даже навсегда уничтожить личность Нойеса, после чего Кравченко остался бы единственной личностью в теле Нойеса-зомби. В этом было истинное возрождение: уничтожить своего хозяина, снова получить свое собственное тело и наслаждаться этим миром, используя все органы чувств. Задачей Нойеса было не дать Кравченко возможности уничтожить себя.
Солнце превратилось в колбу с карнифагом.
Только протянуть руку, думал Нойес. Схватить ее. Сделать глоток. Показать ему, на что он способен.
Пот ручьями струился по его телу. Он представлял, как на его коже набухают и лопаются пузыри, как растворяются его кости. Окружающие, видя, что он покачивается, начали с беспокойством поглядывать на него. Нойес кланялся и улыбался своей сестре, Елене, Ровене Овенс. Мол, я в порядке. Все в полном порядке. Может, немного перегрелся на солнце, но ничего серьезного, все хорошо, не стоит беспокоиться.
Кто-то закричал.
Сперва Нойес подумал, что кричат из-за него, что в своем полуобморочном состоянии он либо умер, либо распался на куски, растворился, или все-таки схватил солнце. Но он по-прежнему стоял на ногах, и никто уже не глядел в его сторону. Внимание всех было приковано к морю. С большим усилием он повернулся посмотреть, что произошло.
— Он потерял контроль! — кричала Ровена Овенс. — Помогите ему, кто-нибудь, помогите ему!
Нойес увидел, что Натаниэль Овенс уже доплыл до рифа, до той его части, где светло-коричневая коралловая масса лежала у самой поверхности воды и даже в нескольких местах пробивалась на поверхность. И там беспокойные, несовместимые личности в его голове взбунтовались. Теперь Овенс бился об острые как бритва кораллы, подпрыгивая и падая на них, как загарпуненный дельфин, то выпрыгивая из воды и дергая ногами в воздухе, то исчезая из вида, чтобы появиться и снова упасть на кораллы. На его коже уже были видны глубокие порезы. Снова и снова он бросался на риф, а затем, упав на одну из выступающих из воды частей рифа, начал извиваться в безумном танце.
— Он разрежет себя на куски, — сказал Дэвид Лоэб.
— Кровь попала в воду — скоро появятся акулы, — заметил Сантоликвидо.
Кравченко в голове Нойеса засмеялся.
«Видишь? Видишь? Погоди, и ты дождешься!»
— Нет, — прошептал Нойес. — Тебе этого со мной не сделать никогда!
От собравшихся отделилась Риза Кауфман. Она молча стояла неподалеку и была заметно обеспокоена безумным поведением Овенса. Затем обнаженная, словно темно-коричневая торпеда, она метнулась через пляж к воде и поплыла в сторону рифа. Вода почти полностью скрывала ее тело, над поверхностью показывалась то нога, то лопатка, то стройное бедро девушки. Она доплыла до Овенса. Он стоял на рифе, готовясь к новому сумасшедшему сальто, и вода едва достигала его колен. Темная венозная кровь блестела под густым слоем волос, покрывающих его тело. Риза вскарабкалась на риф рядом с ним, крепко схватила за плечи и развернула его.
Контакт ее маленьких, упругих грудей с покрытыми шерстью телесами Овенса казался отталкивающим. Вдруг, чрезвычайно ловко, девушка отшвырнула оглушенного, залитого кровью мужчину в сторону от острых кораллов и потащила его к чистой зеленоватой воде ближе к берегу. Он был в безопасности. Раздался радостный крик толпы.
В этот самый момент Нойес почувствовал, что небеса раскололись на куски и солнце упало к его ногам. Он подобрал его и проглотил. Ошеломленный галлюцинацией, он упал на землю и бесконтрольно забился в конвульсиях. Мир потемнел. Его конечности колотили по земле. Кравченко выл от удовольствия.
Он почувствовал рядом с собой тепло нежной женской плоти.
— Тихо, тихо, тихо. Все будет хорошо.
Рядом с ним была Елена Вольтерра. Его голова покоилась на ее пышной груди, он всхлипывал и дрожал всем телом.
— Ему нужен воздух, — сказал чьей-то голос.
Нойес несколько раз открыл и закрыл глаза, затем отчаянно вцепился в Елену.
— Меня зовут Кравченко, — сказал он. — Джеймс Кравченко.
— Кравченко мертв, — сказала Елена. — Вы Чарльз Нойес.
— Да. Да. Чарльз Нойес. Кравченко мертв.
— Отдохните, — прошептала Елена. — Спокойнее. Спокойнее.
— Отдохните… Я Чарльз Нойес. Да.
— Скоро вам будет лучше.
Его руки коснулся холодный ультразвуковой шприц. Не спиртное, а обезболивающее, понял Нойес. Он увидел Будду-Теруку с тремя головами и шестью руками, твердо стоящего на своих четырех ногах. Правое лицо его было белым, левое — красным, а среднее — темно-коричневым, тело его испускало потоки лучей, девять глаз его были широко открыты, брови дрожали как молнии, огромные клыки блестели и цеплялись друг за друга.
— Я Чарльз Нойес, — сказал Нойес.
«Передай Елене крепкий поцелуй за меня», — услышал он голос Кравченко.
Глаза Нойеса закрылись. Он больше не чувствовал боли.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Был вторник, утро. Риза вошла в офис Сантоликвидо и остановилась в дверях. Он был занят вводом данных в компьютер. Наконец он взглянул на нее и сказал:
— А вот и наша маленькая героиня. Заходи, заходи, садись.
— Вы хорошо загорели в эти выходные, — заметила Риза.
— Ничто не может сравниться с тропическим солнцем. Это была прекрасная вечеринка, Риза. Мои поздравления тебе и твоему отцу. Правда, там произошло несколько необычных событий…
— Овенса отправили на орбиту, в госпиталь-спутник. Он пробудет там около месяца, пока не вылечится.
— Грустно, очень грустно, — улыбнулся Сантоликвидо. — Невесомость ему не поможет. Он кандидат на удаление личностей.
— Я думала, вы не придерживаетесь этой теории!
— Я не имею в виду политику, — возразил Сантоликвидо. — Я говорю лишь о медицинском аспекте. Этот человек не справляется с тем, что имеет.
— Я с вами согласна, — Риза была польщена тем, что такой занятой человек, как Сантоликвидо, тратит свое время на обсуждение с ней проблемы Овенса. Для нее это было косвенным признанием того, что ее считали взрослой. — А закон разрешает такие удаления? — спросила она.
— Ну да, конечно, когда присутствие трансплантата угрожает безопасности и целостности личности человека.
— Вы, наверное, правы.
Глаза Сантоликвидо сузились.
— Правда, Нат Овенс имеет большие связи. Я бы не спешил отправлять его на удаление против его желания. Посмотрим, как он будет себя чувствовать после этого полета. Возможно, мы уговорим отдать две-три наименее подходящие личности, конфликтующие друг с другом.
— Это было бы лучше всего, — важно сказала Риза. — То, что произошло на рифе, выглядело страшно. С него свисали огромные куски кожи и было видно, что он даже не понимает, что делает, просто бьется о риф снова и снова.
— Ты показала себя настоящей героиней, спасая его.
Она засмеялась.
— Я не перестаю думать об этом. Ведь я могла ничего не делать. Но мне показалось, что так будет правильнее. Точнее, я знала, что смогу добраться туда и стащить его с рифа, и я сделала это, а потом у меня было достаточно времени понервничать. Особенно, когда я вышла на берег и увидела, что в припадке бьется Чарльз Нойес…
— Да, это была дикая картина, — согласился Сантоликвидо. — Нойес пролежал без сознания два дня, не так ли?
— Кажется, его уже отпустили. Ему уже лучше.
— Скажи мне, Риза. Ты видела двух мужчин, одновременно потерявших над собой контроль только из-за того, что они не смогли справиться со своими трансплантатами. Не изменила ли ты свое решение по отношению к трансплантации?
— Конечно же, нет, — мгновенно ответила она. — Да, признаюсь, мне было немного не по себе, но я бы не пришла сюда, если бы не решила довести это дело до конца. Что с ними произошло, меня не касается. Овенс сам виноват, собрал целую толпу. А у Нойеса, как мне говорили, нестабильный характер. Я готова.
— Молодец. — Сантоликвидо нажал на кнопку звонка. — Тогда начнем. Ты выбрала себе личность?
— Да.
— Тенди Кашинг?
— Как вы догадались?
— Я знал, — сказал Сантоликвидо. — Можешь спросить у отца. Я предсказал твой выбор. — Он выдвинул ящик стола, что-то поискал там, затем подошел к Ризе и взял ее за руку. Она встала. — Такой, как сейчас, я тебя больше не увижу, Риза. Ты покинешь мой офис как Риза Кауфман, а когда мы встретимся снова, ты будешь Ризой плюс Тенди. Я надеюсь, этот союз обогатит тебя.
— Я уверена в этом, — сказала она и поцеловала его в губы. Она любила его, и он был для нее как добрый дядюшка. Хотя, конечно же, она знала, что явилось бы ошибкой вставать в покровительственную позу по отношению к столь могущественному человеку, как Франческо Сантоликвидо. Он был так добр к ней только потому, что она была дочерью Марка Кауфмана, и было бы глупо забывать об этом.
В дверях кабинета появился одетый в черный костюм техник.
— Сюда, пожалуйста, мисс Кауфман.
Она помахала рукой Сантоликвидо и подумала: «Ну вот, привет, Тенди Кашинг!»