Она прошла за техником в комнату трансплантации. Это было долгое путешествие, которое охватывало множество этажей здания, и по мере приближения к цели в ее душе росло напряжение. Она решила отвлечься и стала разглядывать техника. Он был молод, немногим старше ее двоюродного брата Рода и, что сразу бросалось в глаза, очень ее боялся. В его обязанности входило общение с богатыми и могущественными, он должен был закачивать новые души в их восприимчивые мозги, но Риза подозревала, что сам он, покидая этот волшебный дворец каждый вечер, возвращался в какую-нибудь маленькую каморку, полную тараканов и визжащих детей, где напряженно ожидал следующего дня и новой экскурсии в фантастический мир. Как, должно быть, ужасно жить в реальном мире, подумала она, зарабатывать около тысячи долларов в месяц, не иметь возможности позволить себе лишнего и постоянно осознавать, что смерть принесет… небытие!
— Пройдемте сюда, — сказал техник.
— Как тебя зовут? — спросила Риза.
— Леонардс, мисс Кауфман.
— Это имя или фамилия?
— Фамилия.
Фамилия. Несомненно, он имел и имя, но не собирался говорить его. Он попросту был ходячим оборудованием. Леонардс. Он был симпатичным, немного суетливым, излишне бледным, между бровями его уже сформировались морщины, но фигура была стройной и высокой. «Ты женат, Леонардс? Где ты живешь? О чем мечтаешь, чего добиваешься? Не ужасно ли это для тебя — работать в банке душ и не иметь никакой надежды получить трансплантат или оставить после себя собственную запись? А если бы у тебя было достаточно денег, чтобы записать свою личность, Леонардс? Допустим, я переведу на твой счет полмиллиона долларов. Этого достаточно? Я могу сделать это. Я скажу Марку, что отдала эти деньги на благотворительность. Твоя жизнь станет совершенно другой. Как бы ты относился ко мне потом, Леонардс, и лег бы ты в постель со мной? Тебе бы захотелось спать с Ризой Кауфман? Я хороша. Спроси Рода Лоэба. Спроси других. Я молода, но быстро учусь».
Они вошли в кабину. Лицо ее было застывшим, словно маска, скрывавшая мысли от молодого человека. Ему не следует знать, о чем она думала. Он может разнервничаться и как-нибудь нарушить трансплантацию. Пусть остается спокойным и уверенным в себе по крайней мере до тех пор, пока не сделает свою работу. Потом, может быть, я с ним немного развлекусь.
Кабина трансплантации представляла собой прямоугольное помещение размером девять на двенадцать футов, теплое и хорошо освещенное. На двух стенах были окна, одно выходило во внешний коридор, а второе — в служебное помещение, находившееся почти в самом центре здания. Риза увидела кушетку, компьютерный терминал и нагромождение мерцающего лампочками оборудования. Сделав окна непрозрачными, Леонардс сказал:
— Лягте, пожалуйста. Устраивайтесь поудобнее.
— Мне раздеться? — спросила Риза. Она начала расстегивать блузку. Мышцы на лице Леонардса задрожали при одной только мысли, что она может спокойно раздеться перед ним, и прошло некоторое время, прежде чем он снова обрел уверенность и сказал:
— Раздеваться не надо. Если вы хотите, можете снять туфли.
Она сняла туфли и легла. Леонардс нажал на бронзовую ручку, и от стены отделился ящик с оборудованием. Он подкатил его к ней.
— Это диагностат, — сказал он. — Мы хотим удостовериться в вашем физическом здоровье перед тем, как начнем трансплантацию. Очень важно, чтобы ваше здоровье и тонус находились на вершине цикла. Это займет не больше минуты…
Диагностат загудел, щелкнул и затих. Леонардс нажал на кнопку, и из недр прибора выпала медного цвета капсула. Он вставил ее в отверстие пневмопочты, которая понесла капсулу к сканирующим инструментам центрального компьютера в глубине здания. Казалось, он нервничал больше, чем она. Через некоторое время в приемной камере зажегся свет, и через щель в ее стенке выпал желтый лист бумаги. Риза подняла голову, но так и не увидела, что там было написано.
— Вы в прекрасной форме, — заявил Леонардс. — Между прочим, где вы так поцарапались?
— В Вест-Индии в субботу. Человеку стало плохо на коралловом рифе, я вытащила его и поцарапалась немного. Это быстро заживет.
— В любом случае это не повлияет на вашу восприимчивость к трансплантации. Теперь… Я полагаю, вы знакомы с процессом Шеффлинга, но я думаю, вы захотите сопровождать меня, так сказать, на каждой фазе трансплантации, поэтому я хочу рассказать вам кое-что уже вам известное. Например, первая стадия — это медикаментозная обработка, она необходима для усиления восприимчивости вашей памяти. Мы сделаем инъекцию нуклеинового стимулятора с мнемоническими веществами. Мнемонические вещества…
— Вы дадите мне пикротоксин или один из производных пентилентетразола? — спросила Риза.
Леонардс выглядел потрясенным.
— Вы, я вижу, успели подготовиться!
— Что вы мне дадите?
— Это будет пентилен, — сказал он. — Он показывает более хорошие результаты для женщин моложе тридцати пяти лет. Пикротоксин блокирует пресинаптическую ингибицию, ряд других соединений блокирует постсинаптическую ингибицию, а пентилентетразол не влияет ни на то, ни на другое. Он возбуждает нервную систему за счет снижения времени нейронального восстановления, без какого-либо влияния на ингибицию. Таким образом, он предотвращает распад памяти и значительно сокращает время восприятия. Вы еще следите за мной?
— Да, — соврала Риза. Она не простила бы себе, если бы дала ему возможность испортить себе настроение этим потоком непонятной ерунды. — Все это нужно для того, чтобы я стала более восприимчивой к записи трансплантата. Все в порядке. Я готова, можете приступать.
Он взял в руки массивный ультразвуковой инжектор. Пока он устанавливал на нем переключатели, Риза небрежно спустила с себя юбку и обнажила нижнюю часть тела до пояса. Леонардс заметил это не сразу, а когда повернулся к ней, то так задрожал, что чуть не уронил инжектор.
Уставившись в ее подбородок, он спросил:
— Зачем вы сняли все это?
— Я поняла, что инъекцию делают в верхнюю часть бедра.
— Нет.
— Значит, в зад? — она невинно улыбнулась и перевернулась на живот.
— Можно и в руку.
— Ну ладно, — вздохнула она.
Он покраснел, и на лбу у него выступил пот. Риза посчитала, что отплатила ему сполна за разглагольствования по поводу постсинаптических ингибиций и ответных реакций. Не торопясь она оделась, в надежде, что он успокоится и сделает инъекцию нормально и в нужное место.
— Мы подождем один час, пока нуклеиновый стимулятор достигнет мозга. К этому времени мнемонические вещества уже будут действовать. Я оставлю вас одну, и вы сможете расслабиться перед следующей фазой. Если хотите, можете просмотреть информационные буклеты.
Он покинул комнату трансплантации с видимым облегчением, а Риза растянулась на кушетке и занялась изучением буклета.
Буклет был озаглавлен «Несколько фактов о Процессе Шеффлинга». Она читала его безо всякого интереса. Он содержал информацию, которую она уже знала: как готовится ее мозг к приему новой личности, как производится запись, что происходит в процессе записи. В конце буклета располагался более интересный материал: советы по контакту со своим первым трансплантатом.
«Вы получите полный доступ к воспоминаниям и жизненному опыту трансплантированной вам личности, — говорилось в буклете. — Так же, как и в случае с вашими собственными воспоминаниями, некоторые из них могут быть нечеткими и размытыми, и не всегда легко доступными. В период привыкания время от времени может происходить путаница в определении того, кем вы являетесь, в особенности, если ваша новая личность обладала сильным характером в своей предыдущей жизни. ЭТО НЕ ДОЛЖНО СЛУЖИТЬ ПРИЧИНОЙ ДЛЯ БЕСПОКОЙСТВА. Через несколько дней вы установите с новой личностью вполне нормальные рабочие отношения. Ваш новый компаньон усилит и поддержит ваше восприятие окружающей действительности. Вы получите преимущества дополнительного взгляда на жизнь и новой серии жизненных ощущений, на которых вы можете строить свои суждения. Думайте о личности как о госте, друге, партнере. Это наиболее интимные из всех возможных человеческих отношений и представляют собой высочайшее достижение нашей эры!»
Прочитав несколько страниц, Риза нашла информацию о том, как непосредственно общаться с новой личностью. В любое время она могла заглянуть в набор воспоминаний, которые были трансплантированы в ее мозг, и достать оттуда все, что было необходимо для конкретной ситуации. Но если она захотела бы поговорить с трансплантатом, обращаясь к нему как к личности, она должна была говорить вслух. По крайней мере, в первое время. В буклете говорилось о том, что в дальнейшем могла появиться возможность общаться с трансплантатом через внутренние нейронные каналы. Имплантированная личность же не имела никакой другой возможности коммуникации, как передавать свои мысли прямо и непосредственно владельцу личности.
— Имеет ли трансплантат свои собственные мысли? — думала Риза. — Ведь трансплантат — это не что иное, как набор воспоминаний. В действительности он не существует. Нельзя увидеть личность точно так же, как нельзя увидеть абстрактную теорию. К тому же личность была мертва — закрытый счет со снятыми деньгами. Как же тогда трансплантированная личность могла думать, реагировать на что-либо, судить о чем-то?
Судя по наблюдениям за поведением взрослых, личность вовсе не была мертвой — она просто где-то отсутствовала со времени последней записи и до момента трансплантации. Затем, попав в нервную систему своего хозяина, она могла ощущать и реагировать так, будто в буквальном смысле ожила вновь. Это как раз и было основной идеей процесса Шеффлинга. Он давал умершим возможность жить вечно, лишь с небольшими перерывами между трансплантациями. В то же самое время живые пользовались жизненным опытом мертвых. Ничего не терялось, за исключением душ такой мелкой рыбешки, как Леонардс. Эти люди были полностью исключены из игры в возрождение. Они составляли около девяноста процентов человечества. Но разве это имеет какое-то значение?