Родитис активизировал два вертикальных силовых экрана, которые раскачивались из стороны в сторону, находясь на расстоянии около пятнадцати футов друг от друга. Он зашел между ними и прыгнул вбок на левый экран, сжав ноги вместе и согнув их в коленях. Экран оттолкнул его, а он, ловко перевернувшись в воздухе, оттолкнулся ногами от другого экрана. Около двадцати раз он перелетал от экрана к экрану, ни разу не коснувшись пола, несмотря на увеличенную силу тяжести, а затем спрыгнул на то же место, с которого начал упражнение.
— Твоя очередь, — сказал он Нойесу.
— Джон, я…
— Давай!
Нойес нерешительно ступил между качающимися экранами и прыгнул. Его ноги попали в середину левого экрана, и тот швырнул его спиной на дверь. Он встал, потирая ушибленное место.
— Еще раз, — приказал Родитис. — Ты толстеешь, Чарльз. Слишком много ешь и много спишь. Я хочу, чтобы мои работники имели стройную фигуру и голодный взгляд.
Нойес со злостью прыгнул снова. Коснувшись экрана, он подогнул колени, пытаясь рассчитать силы, чтобы попасть в противоположный экран. Но его ноги достигли экрана не одновременно, поэтому вместо того, чтобы попасть на второй экран, он упал на пол, поцарапал щеку и разбил нижнюю губу. Когда он встал, на его лице была кровь.
— Мне жаль. Джон. Но я просто не готов к таким упражнениям, а к тому времени, когда я войду в форму, эта штука убьет меня, — сказал он, отдышавшись.
— Я облегчу тебе задачу. — Родитис схватился за ручку гравитационного контроля и повернул ее назад. Откуда-то снизу донесся раскатистый гул, и через несколько минут Родитис почувствовал снижение веса. — Попытайся еще раз, — сказал он.
Нойес пошел на позицию и прыгнул. Сильно потеряв в весе, он попал в экран слишком высоко, но это не имело значения. Он перелетел к другому экрану и упал на него плашмя, животом вперед. Затем отлетел назад, перевернулся в воздухе, отчаянно махая руками и ногами. Более минуты Родитис наблюдал, как Нойес метался между экранами. Вдоволь позабавившись, чувствуя раздражение, он увеличил гравитацию на десять процентов выше нормы, и Нойес тяжело рухнул на пол. На этот раз он поднялся с трудом. Его лицо покраснело, грудь тяжело вздымалась.
— Ну ладно, хватит, — милостиво сказал Родитис. — Мне вызвать врача, или перейдем к следующему упражнению?
Нойес пожал плечами. Родитис поднял тяжелый медицинский мяч и бросил ему в руки. Нойес поймал его и кинул обратно. Несколько минут они перекидывались мячом, причем Родитис постепенно и незаметно увеличивал силу броска, пока тяжелый мяч не начал летать с большой скоростью. Наконец уставшие пальцы Нойеса не удержали его, и мяч сильно ударил Нойеса в живот. Мяч укатился, а Нойес, задыхаясь, повалился на пол. Родитис не улыбался.
Они проделали еще несколько упражнений, поплавали, позанимались на канатах. Затем Родитис опять вернулся к силовым плоскостям. Наконец он успокоился. Они оделись и не спеша отправились завтракать.
Родитис был в беспокойном и взрывном настроении. Его дела шли хорошо, но одна вещь, которая имела особую важность — проект приобретения личности Пола Кауфмана — не двигалась с мертвой точки. Ему очень не хотелось использовать посредников в приобретении расположения Сантоликвидо. Особенно таких посредников, с которыми он даже не был знаком, как эта женщина, Елена Вольтерра, известная своей красотой и доступностью. Он послал Нойеса на Доминику, чтобы тот завязал контакт с Сантоликвидо; вместо этого Нойес вышел на Елену. Может, она и сослужит ему хорошую службу, если в больных рассуждениях Нойеса есть какое-то зерно. Но Родитису не терпелось заняться этим делом самому. Начало было положено, теперь настал момент лететь в Нью-Йорк, загнать Сантоликвидо в угол на его же территории и предъявить полное формальное и последнее требование трансплантировать ему личность Пола Кауфмана. Время идет. Со стороны Сантоликвидо было бы неразумно затягивать это дело, и Родитис не знал никаких других кандидатов. Возможно, Марк Кауфман и мог бы справиться с личностью своего дяди, но у него на пути стояли закон и завещание старика.
— Остаюсь только я, — подумал Родитис. Днем он подписал контракт с мексиканцами. Его компьютер закончил последние расчеты по ожидаемой прибыли, а мексиканский компьютер рассчитал допустимую цену. Между компьютерами произошел непродолжительный обмен информацией, и к трем часам контракт был готов к подписанию. Родитис поставил на контракте отпечаток своего пальца, председатель мексиканской делегации произнес речь на ломаном английском, затем гостям было предложено выпить мексиканской водки и закусить.
Через час Родитис находился в воздухе на высоте восьмидесяти тысяч футов, на пути в Нью-Йорк.
Мир стал странным и бесконечно сложным для Ризы Кауфман за восемь дней, прошедших с момента приобретения личности Тенди Кашинг. В одно мгновение ее багаж жизненного опыта был более чем удвоен, восприятие человеческих отношений стало более острым, ее отношение к себе, к отцу и к миру в целом стало более спокойным. Присутствие новой личности давало ей преимущество двойного восприятия. Теперь она имела две точки зрения в оценке событий.
Она чувствовала себя немного виноватой за свою былую эгоистичность и бескомпромиссность. Риза и Тенди рассматривали Ризу до трансплантации как капризную и жестокую девчонку, которая относилась к людям с детским садизмом. Вместе они понимали, откуда взялась в ней эта жестокость — ей не терпелось войти в мир взрослых, который, казалось, не торопился принять ее. Теперь, когда она вошла в него, отпала необходимость мучить окружающих для самоутверждения.
У Тенди тоже были свои отрицательные черты. Риза легко разглядела ее недостатки: леность, недалекость, нехватка дисциплинированности. Тенди вышла из богатой семьи, в которой никто не выполнял никакой работы по крайней мере в течение пяти поколений. Для Кауфманов такая позиция была ненормальной и даже непонятной. Кауфманы трудились. Они могли разъезжать по всему миру и посещать вечеринки, могли слетать на месяц на Венеру, если у них возникало такое настроение, могли истратить бешеные деньги на наряды, на те же вечеринки или расцвеченные портреты дяди Пола. Они могли покупать себе новые личности. Огромное богатство предоставляло им все возможности, кроме одной — возможности ничего не делать. Отец Ризы посвящал большую часть времени бизнесу, хотя мог бы воспользоваться услугами платных менеджеров или даже целиком опереться на компьютер. Сама Риза хорошо разбиралась в делопроизводстве и собиралась занять место в банковской иерархии Кауфманов. Тенди же не имела никакой специальности, и ее ничто не интересовало, кроме чувств. Если по какой-либо причине семья Кашингов разорилась бы, Тенди пришлось бы идти на панель.
Ризе не нравилась беззаботность Тенди, а Тенди не нравилась агрессивность Ризы. Но одновременно с этим они могли многое предложить друг другу, так как их характеры были взаимно дополняющими.
В первые дни своей совместной жизни они проводили время, занимаясь сортировкой воспоминаний друг друга. Риза провела это время в своих комнатах, занимаясь, как показалось бы стороннему наблюдателю, медитацией, но на самом деле это был необычайно интересный, живой и долгий разговор самого интимного плана. Она проходила по воспоминаниям Тенди о различных событиях ее жизни: о любовных приключениях, путешествиях, вечеринках. Она как бы враз приобрела восемь лет жизни. В свои двадцать четыре года Тенди уже прошла через все, начиная от первых сексуальных экспериментов до полномасштабной эротической жизни. У Ризы было лишь несколько приключений, импульсивных, отрывочных, робких, основанных на подростковом любопытстве. Тенди уже знала любовь или то, что считала любовью, и запись ее побед и поражений, этих рассветов и закатов, была для Ризы полностью доступной.
Она знала ощущения обнаженной девушки в снегах Антарктики перед совокуплением. Она пробовала странные коктейли в отеле на склоне Эвереста. Она испытывала оргазм в свободном падении. Она ссорилась с любовниками, царапала их лица, а затем целовала окровавленные щеки.
Риза чувствовала, что жизненный багаж Тенди не будет долго занимать ее. Хотя, конечно, останется несколько важных или интересных событий, к которым она будет возвращаться. Она понимала пользу от присутствия второго разума, но также знала, что это острое ощущение новизны через год или два притупится и их отношения приобретут вполне будничный характер — свадьба, уничтожившая страсть. Тенди просто не обладала такой глубиной, на которую потребовалось бы много времени для изучения, какими бы яркими ни казались ее ощущения. Когда Риза достигнет возраста Тенди, она далеко обойдет тот уровень, какой Тенди достигла перед своей смертью.
Тогда придет время взять еще одну личность. Более взрослую женщину, подумала Риза. От Тенди она приобрела женственность, чувство физиологической зрелости, которого не давало ей ее угловатое тело. От своей следующей личности Риза хотела получить полный курс плетения интриг. Было бы полезно иметь преимущество возраста, когда она войдет в мир конфликтов и борьбы. Но это будет потом. Сейчас Риза получила именно то, что она хотела получить.
— Ты удовлетворена? — спросил ее отец.
Комнату Ризы наполнял солнечный свет. На ней было просторное платье из такого тонкого материала, что, казалось, оно было соткано из паутины.
— Абсолютно удовлетворена. Это именно то, о чем я мечтала.
— Ты сильно изменилась.
— К лучшему?
— Думаю, да, — сказал Кауфман.
— Тогда почему ты сопротивлялся этому, Марк? Почему ты не дал согласие, когда я тебя попросила в первый раз? — На его лице появилась растерянность. Она никогда раньше не видела у него этого выражения.
— Иногда я тоже ошибаюсь, Риза. Мне казалось, что ты еще не готова. Я был неправ. Признаю. Ты подружилась с Тенди?
— Очень.
— Какая она?
— Совсем как я, только на восемь лет старше и гораздо более спокойная. Правда, есть один вопрос, который ее мучает.