Риза знала, что это была в некотором роде правда. Чувства Тенди по отношению к Клоду были значительно более сильными, чем к холодному и рассудительному Холенбеку. Но она боялась Клода столь же, сколь и любила его.
— А вы? — сказала Риза. — Вы знали Клода, когда он был жив?
— Мы никогда не встречались. Мне просто показалось, что его личность будет для меня интересной. Мне нужен был более энергичный человек, чем я сам. Лучше выбирать то, чего тебе не хватает.
— Он сильно повлиял на вас.
— Что вы имеете ввиду?
— Ну… — замялась, Риза, — в самом начале поисков я достала ваше фото. Я не хочу вас обидеть, но вы выглядите на нем совсем по-другому. Вы были мягче, нежнее.
— У вас с собой это фото? Можно я взгляну на него?
Она достала. Он внимательно поглядел на фотографию, нахмурился, на его губах заиграла жестокая улыбка. Наконец он произнес:
— Этот снимок был сделан около года назад. Я за это время здорово похудел. Много занимался спортом. Клод помог мне избавиться от лишнего веса. — Сент-Джон поднял глаза и в первый раз улыбнулся ей. — Я почувствовал себя лучше, получив его личность. Еще пунша?
— Нет, спасибо.
— Собираетесь уходить?
— Мне надо навестить… родных, — неуверенно сказала Риза.
— Они подождут. Давайте я покажу вам Лондон. Мы начнем прямо сегодня вечером. В конце концов, как вы говорили, мы имеем много общего. Даже несмотря на то, что мы не знакомы, косвенно нас связывают узы любви. Мы должны позволить Клоду и Тенди соединиться.
Риза с ужасом почувствовала, что попала в ловушку. В словах этого человека сквозила зловещая холодность и загадочная настойчивость. Она всегда была не против приключений. Но с любовником Тенди, скрывавшимся за этими серыми глазами…
Сент-Джон извинился и пошел оплатить счет.
«Это твой шанс. Беги отсюда», — сказала Тенди.
— Почему?
«Он опасен. Не шути с зомби. Найди квестора и расскажи обо всем, пусть его ментоскопируют!»
— У нас нет доказательств.
«Ты думаешь, я не знаю Клода? Его манеру разговаривать, его жесты, его мимику? Он может одурачить весь мир, но не меня. Он уничтожил своего хозяина и взял верх. Сначала он убил меня, а затем Мартина Сент-Джона. И если ты дашь ему сегодня шанс, тебе тоже придется переселиться в чужое тело. Беги!»
Сент-Джон уже возвращался назад. Риза неожиданно поднялась и выбежала вон из кафе. Сент-Джон бросился ей вдогонку, окликая ее по имени. Но на улице он не осмелился ее преследовать.
Ей показалось, что она ощущает еле уловимый кисловатый запах страха. Риза бросилась к ближайшему перекрестку, не обращая внимания на попадавшихся ей прохожих. Время для нее странным образом ускорилось. В панике она добежала до переговорного устройства на углу и нажала на кнопку.
— Квестор! — выпалила она. — Я нашла зомби!
Роботам из квестората потребовалось лишь несколько мгновений, чтобы настроиться на цель. Вскоре появились два полицейских вертолета, и с них спустились полированные фигуры. Риза показала в сторону кафе.
— Мартин Сент-Джон, — сказала она. — Вон он!
Роботы окружили его. Риза увидела, как он безуспешно пытается вырваться.
«Они взяли его, — воскликнула Тенди. — Пойдем! Мы должны выступить свидетелями».
— Сначала я позвоню отцу. Я слишком глубоко в это влезла.
«Хорошо. Скажи ему, чтобы он прислал адвоката. Мы предъявим обвинение и потребуем ментоскопирования. Я буду выступать как пострадавшая сторона. Кроме того, я хочу получить результаты вскрытия своего тела. Я начинаю понимать, что произошло, Риза».
— А если мы ошибаемся? Если это ошибка?
«Тогда он возбудит против тебя иск за незаконный арест и твоему отцу придется немного раскошелиться. Стоит рискнуть. Разве ты хочешь, чтобы зомби гуляли на свободе?»
— Конечно нет, — мягко сказала Риза. Она как во сне пошла вдоль по улице. — Конечно нет. Я позвоню отцу. Он знает, что делать.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
— Позовите Донахью, — сказал Марк Кауфман.
Дверь кабинета открылась и вошел техник Института Шеффлинга. Он был так напуган, что еле стоял на ногах. Его огромные кустистые брови сместились на середину бледного лба, а руки нервно теребили края пиджака. В пределах Института Шеффлинга люди типа Донахью работали с личностями богатых и могущественных людей спокойно и непринужденно, видимо, считая себя частью своего сложного оборудования. Но здесь, в доме такого могущественного человека, как Марк Кауфман, Донахью был начисто лишен уверенности в себе. Он стал цифрой, трепещущим от ужаса плебеем, он абсолютно не мог себе представить, зачем был приглашен сюда и почему именно он.
— Мы с вами здесь наедине, Донахью. Здесь нет никого кроме нас, нет ни «жучков», ни каких-либо видеомониторов. Все, что будет здесь сказано, останется между нами. Садитесь.
Донахью остался стоять. Лишь переступил с ноги на ногу.
— Вы не доверяете мне? — спросил Кауфман. Он открыл ящик своего стола и достал небольшой прибор. — Видите это? Это противошпионное устройство. Оно устроено так, что если кто-нибудь снаружи попытается прослушать то, что происходит в этой комнате, оно поднимет тревогу. А пока вот здесь горит зеленый огонек, мы можем говорить о чем угодно, мы можем разработать план взрыва вселенной, и об этом никто не узнает. Поэтому расслабьтесь и сядьте. Я не кусаюсь.
— Я не понимаю, зачем вы пригласили меня сюда?
— Очевидно, для того, чтобы вы помогли мне, — сказал Кауфман. Он протянул поднос с ампулами Донахью, который, наконец, опустился в кресло. В молчании они исполнили ритуал приема спиртного. В каждом движении Донахью сквозили страх и неуверенность.
На столе Кауфмана стоял небольшой портрет дяди Пола, один из многих в этом доме. Он протянул его Донахью.
— Вы знаете этого человека?
Он кивнул:
— Это Пол Кауфман, да?
— Да. Это мой покойный дядя. Я думаю, скоро он снова будет жить.
— Я ничего не знаю об этом, сэр.
— Согласно сведениям, которыми я располагаю, администратор Сантоликвидо намеревается в ближайшее время одобрить трансплантацию моего дяди Джону Родитису.
Донахью тупо смотрел на него. Кауфман понял, что все, о чем он говорил, было за пределами его понимания; Родитис, Сантоликвидо и старик Пол просто не принадлежали миру Донахью, а были для него лишь фресками на титаническом куполе высоко над головой. Они были полубогами, и Донахью не связывал себя с их желаниями, конфликтами и планами.
— Вы бы хотели зарабатывать двадцать тысяч долларов в год наличными, Донахью? — спросил Кауфман.
— Сэр?
— Окажите мне одну услугу. Вы можете это сделать? Я мог бы попросить любого техника выполнить для меня эту работу, но я имел с вами дело раньше и знаю, что вы хороший работник, вам можно доверять. Мне кажется, вы могли бы зарабатывать больше. Сколько вы получаете?
— Семь тысяч, сэр. С ежегодным ростом в двести пятьдесят.
— Это означает, что если вы будете продолжать работать и не совершите ничего предосудительного, то к сорока годам будете получать около десяти тысяч, так? А затем вы останетесь на этом уровне, пока вас не уволят. Так вот. Я вам предлагаю дополнительную ежегодную плату в двадцать тысяч долларов на всю вашу жизнь. Из этой суммы вы сможете отложить достаточно денег, чтобы записать свою личность и принять тем самым участие в процессе Шеффлинга. Вы хотите жить снова, Донахью?
Казалось, что он вот-вот упадет в обморок. Пот градом катился по его лицу. Он инстинктивно потянулся к подносу с ампулами, но отдернул руку, посчитав, что невежливо брать спиртное без разрешения. Его пальцы дрожали.
— Давайте, давайте, — улыбнулся Кауфман. — Берите еще. Берите, берите еще две. Почему бы и нет, если вы так взволнованы?
Донахью впрыснул спиртное себе в руку. Он заговорил, но слова давались ему с большим трудом.
— Не могли… Не могли бы вы объяснить все поконкретней, мистер Кауфман?
— Конечно. Я уверен, вы знаете, что Институт Шеффлинга сохраняет все записи личностей, которые он производит и хранит их в своих филиалах в различных частях света. Например, Джон Родитис вскоре получит копию личности моего дяди, записанную в декабре прошлого года, но кроме нее существует личность Пола Кауфмана, записанная прошлой весной, и та, что была сделана за год до этого, и так далее и так далее. Все эти записи находятся в вечном хранении. Вы знаете об этом?
— Да.
— Тогда, предположим, вы находите предпоследнюю запись моего дяди, для вас это должно быть нетрудно, и изымаете ее из хранилища. Затем, предположим, вы привозите эту запись в некий ламаистский монастырь в Сан-Франциско, который решил организовать свой собственный банк душ. Они уже установили оборудование, необходимое для трансплантации и для записи личности. Могли бы вы провести трансплантацию этой похищенной личности в ламаистском монастыре? Затем ваша собственная личность подвергнется обработке и из нее будут удалены все компрометирующие вас обстоятельства так, что никто не сможет доказать, что вы сделали что-либо подобное. Когда все закончится, вы не сможете ничего вспомнить, но с удивлением обнаружите, что на ваш счет в банке ежегодно перечисляется сумма в двадцать тысяч долларов. Это эквивалентно полумиллиону долларов, вложенных под четыре процента — что, согласитесь, довольно приличный капитал. С таким доходом вы сможете войти в цепь повторных рождений. Риск очень невелик, а вознаграждение его целиком покрывает. Что вы скажете, Донахью?
— Я всегда уважал закон, мистер Кауфман.
— Я знаю это. Неужели вы откажетесь от шанса на вечную жизнь ради соблюдения каких-то правил? Заметьте, Донахью, законы о трансплантации не выбиты на камне. Они не касаются основных моральных заповедей. Если вы убьете человека — это зло, я согласен. Если вы искалечите другого человека — это тоже зло. Но правила Института Шеффлинга отнюдь не вытекают из фундаментальных этических законов. Это просто рабочие установки, созданные для устранения путаницы и возможных конфликтов. Когда есть шанс получи