— Вы не могли бы прилечь вот здесь? — сказал техник.
Кравченко ждал. Ему уже ввели нужные препараты.
На голове закрепили электроды. Сняли карту электромагнитных излучений его мозга. Вокруг бесшумно сновали техники, а у самой двери стоял Родитис.
— Теперь готово, — сказал кто-то.
На его голову надели шлем.
— Ни о чем не беспокойся, Чарльз, — послышался уверенный голос Родитиса. — Все пройдет очень быстро.
— Начали, — сказал техник.
Кравченко напрягся, представляя, как на аппаратуре загораются лампочки, нажимаются кнопки. Он ничего не мог видеть. Его напичканный препаратами мозг затуманился. Вдруг он ощутил что-то похожее на колоссальный взрыв, и в тот же миг у него в голове вспыхнул невыносимо сильный свет. Ему показалось, что голова распадается на части. Его поглотил хаос.
Он был смыт сильнейшим потоком… вниз, вниз, вниз… без контроля… без всякой защиты. В своих последних мыслях он спрашивал себя, как это могло случиться, ведь удаление воспоминаний — обычная процедура? Затем его накрыла абсолютная темнота.
Елена подумала, что настал ее час. Джим внизу проходил процедуру удаления воспоминаний. Потом он будет несколько часов отдыхать. А у нее появилась возможность добавить к своей коллекции Родитиса.
Ей не хотелось говорить Джиму, что одной из причин, побудивших ее поехать с ним в Ивансвилл, была попытка соблазнить Джона Родитиса. Кравченко, только что вернувшийся к полноценному существованию, вряд ли обрадуется, узнав, что он будет отнюдь не единственным мужчиной в ее жизни. Она страстно любила его, но в то же время хотела Родитиса. Двумя часами раньше, когда она и Кравченко появились здесь, Елена встретилась с Родитисом впервые. Они обменялись не более чем десятком слов, Родитис почти не обратил на нее внимания. Он был слишком занят событиями, сопровождавшими убийство Сент-Джона, что было вполне естественно. Но она успела разглядеть его. Это мускулистое, сильное тело было создано для физического удовольствия, а сила этого человека сразу бросалась в глаза. Для Елены, ценительницы сильных мужчин, Родитис казался идеальной смесью грубой силы и тонкой интуиции. Сантоликвидо, Марк Кауфман и прочие наскучили ей, Кравченко, вернувшись в мир, обещал некоторое удовольствие, но он был слаб телом. Она стремилась к новым приключениям. С Родитисом.
— Вы меня всегда интересовали, — сказала она. — Странно, что мы не встречались раньше.
— Я просто не вращаюсь в кругах вашего высшего общества. — Родитис казался равнодушным, даже скучающим.
— А вам бы не мешало. Мы вовсе не такие буки. Вы сильный человек, с деловой хваткой, можете внести в наше общество свежую струю. — Она незаметно подошла ближе. Елена пожалела о том, что не одета в соответствии со своей целью. Она прилетела в Ивансвилл в повседневном костюме, а здесь у нее не было времени переодеться во что-нибудь более облегающее и открытое. В этом костюме она чувствовала себя закованной в латы. Но все же она ощущала, что может преодолеть это препятствие.
— Я противник снобизма, мисс Вольтерра, — сказал Родитис. — Я богатый человек, но увы, не плэйбой. Мои ценности не совпадают с вашими. Каждый мой день занят работой.
— Вы должны позволять себе наслаждаться результатами вашей работы, — мягко сказала Елена. Она уже стояла рядом с ним возле стола и разглядывала звуковую скульптуру. — Как красиво! — Она потянулась вперед, чтобы потрогать скульптуру рукой, и ее грудь коснулась локтя Родитиса.
Нарушив этикет, он отодвинулся в сторону.
Елена закусила губу. Она бросила на него кокетливый взгляд, затем спросила о скульптуре и узнав, что та создана одной из его личностей, приняла чувствительную, почти пародийную позу восхищения. Родитиса это не трогало.
«Что с ним?» — подумала Елена.
Ее наступление стало более непосредственным. Она делала ему комплименты, рассказала, какое огромное впечатление произвела на нее встреча с ним, подошла к нему вплотную и засыпала похвалами. Чтобы было совсем понятно, чего она хочет, ей оставалось лишь раздеться, лечь на ковер и расставить ноги. Но чем больше она старалась, тем более резким и недоступным становился он.
Это было что-то необъяснимое. Елена чувствовала, что ей отказывают, чего раньше с ней никогда не случалось, и она не могла понять почему. Она знала, что Родитис не женат, гетеросексуален, открыт… Почему же тогда?
«К черту», — решила про себя Елена и бросилась в его объятия. Ее груди уперлись в его тело. Тяжело дыша, она настойчиво искала его губы, в то время как ее руки впились в его мускулистую спину. Она была настолько обозлена, что уже не чувствовала никакого желания, но в своей фальшивой страсти она решила повалить Родитиса на пол. Елена думала, что он овладеет ею как дикий зверь, и тогда она покажет ему свои способности, но он положил руки ей на грудь. Не для ласки, а для того чтобы оттолкнуть ее. Вырвавшись из ее объятий, Родитис поправил на себе одежду. Он выглядел немного помятым, но в глазах был стальной блеск. Затем он холодно сказал:
— Это не публичный дом, мисс Вольтерра. Это рабочий кабинет. И у меня нет настроения бороться с вами.
Она смачно выругалась по-итальянски. Затем, войдя во вкус, выругалась по-гречески, но и это не вызвало у него никаких эмоций. Не веря своим глазам, она увидела, как он вызвал робота-секретаря и проинструктировал его, чтобы тот показал мисс Вольтерра ее комнату.
— Собака! — закричала она. — Евнух!
Родитис со злостью посмотрел на закрывшуюся за ней дверь, ударил кулаком по своей ладони и включил вентиляцию, чтобы очистить комнату от ее духов. Черт подери! Он с трудом мог поверить в то, что произошло: в ее грубость и напористость. С самого начала он понимал, зачем она приехала сюда, прицепившись к Нойесу. Все эти взгляды и виляния бедрами при первой встрече не остались незамеченными. И сейчас, в его офисе, эти подмигивания и более грубые намеки, наконец, ее отчаянное нападение — он не ожидал, что знаменитая Елена Вольтерра настолько безнравственна.
«Если, конечно, — подумал он, — она не видела в нем человека, которого можно очаровать таким вот способом». Этот эпизод расстроил его. Она была симпатичной женщиной, да. Без сомнения, доставила бы ему немало удовольствия в постели. Но у Родитиса было столько симпатичных женщин, что хватило бы на века. А эту он не стал бы трогать, даже если бы она обладала красотой Троянской Елены. Он не хотел ссориться с Марком. Когда его дядя окажется у Родитиса в голове, он планировал заключить с Марком перемирие, а это было бы трудно сделать, если бы на сцене маячила Елена.
Родитис понимал, что в лице Елены он только что приобрел кровного врага. Но и это можно было использовать. Ведь что такое Елена? Потаскуха, сплетница, искательница сильных покровителей, средоточие плотских грехов и ненасытных амбиций, конструкция из грудей, ягодиц, бедер и влагалища. Марк Кауфман, который обладал реальной силой, не мог причинить ему вреда, а что может сделать Елена? Она может лишь помочь созданию союза Родитис — Кауфман. Если она расскажет Марку о нанесенном ей «оскорблении», то Марк поймет, что Джон Родитис не собирается подбирать все, что лежит у него на пути. А это может стать ключом к альянсу Родитис — Кауфман, который открывал для него новые горизонты.
«Пусть побесится, — подумал он. — На самом деле она не может причинить мне никакого вреда. Никакого!»
Нойес, оказавшийся на задворках сознания Кравченко, был удивлен, обнаружив, что к нему проникает свет. Внезапная вспышка наверху подсказала ему, что крышка, которой он был закрыт, приоткрылась. Он пошевелился. Проверив свои силы, он понял, что вполне может освободиться.
Что случилось? Почему Кравченко потерял контроль?
Нойес не знал, как долго он пробыл пленником Кравченко. Никакие внешние чувства не были ему доступны. Он был полностью отрезан от мира и считал, что в конце концов Кравченко найдет и уничтожит его. Вначале он потерял свои моторные функции, затем основные мозговые центры и, наконец, все остальное, позволив зомби остаться полновластным хозяином тела. Нойес покорно ожидал решения своей участи. Теперь же он не мог понять, что случилось, но заметил, что хватка Кравченко ослабела.
Нойес выбрался из своего заточения и вновь заполнил собой каждую извилину мозга. Затем он встретил Кравченко. Его личность казалась оглушенной и беззащитной, как бы потерявшейся в тумане. Нойес с легкостью перехватил у него моторные функции и органы чувств.
Он открыл глаза и обнаружил, что лежит на лабораторном столе, что к его голове и груди приклеена какая-то аппаратура, а вокруг суетятся техники.
— Он приходит в себя, — сказал один из них. Нойес подумал, что находится в банке душ, но затем узнал место: дом Родитиса в Индиане. — У вас растерянный вид, мистер Нойес, — сказал техник. — Все в порядке?
— Я… ну, более менее, — ответил он.
Он сел. Ему было нетрудно управлять своим телом, и это его взбодрило. Значит, с того момента, как Кравченко завладел им, прошло не так много времени. Он решил, что прошел лишь один день после убийства Сент-Джона. Согласно плану, он должен был вернуться в Ивансвилл, чтобы уничтожить все воспоминания о преступлении. Вероятно, это как раз и происходило в лаборатории.
«Но если у меня убрали воспоминания, — удивился Нойес, — почему же я все еще помню об убийстве?»
Он решил, что будет действовать осторожно, пока не выяснит обстановку. Происходило что-то странное, и он должен был быть осторожным, чтобы не повредить своему положению.
В комнату с мрачным выражением лица вошел Родитис.
Увидев Нойеса, он улыбнулся и сказал:
— Ну, Чарльз, как дела?
— Х-хорошо, — ответил Нойес. — Немного звенит в ушах.
— Говорят, от этого бывает что-то типа похмелья. — Родитис отпустил техников взмахом руки. Его лицо снова стало серьезным. — Ты слышал новости, Чарльз? Прошлой ночью в Нью-Йорке убит Мартин Сент-Джон!
Значит, его проверяли, насколько хорошо стерты воспоминания.