… Но она ничего не видит – перед ней лишь темные здания, на оконных решетках сушатся полотенца, за ними расплывчатые силуэты, возможно, чей-то торс, но она не уверена. Ее тело напряжено, ногу сводит судорогой, которая мешает идти, и тогда Анна начинает разговаривать с ней – да-да, она обращается к своей ноге, она говорит ей: «Черт возьми, сейчас не время для этого».
Рядом с входной дверью, едва выделяющейся на фоне бетонной стены, виден застекленный прямоугольник – непрозрачный, так что не узнать, кто за вами оценивающе наблюдает изнутри. Анна нажимает на кнопку звонка. Недоверчивый, искаженный эхом голос задает вопросы. Они видели, как она подходит все ближе. Они подстерегали ее, а теперь ждут подтверждения, что у нее есть право войти. Она просовывает свое удостоверение личности под мутное стекло и произносит совершенно невозможные слова: «Моего сына сегодня посадили, я привезла ему одежду».
– Посетитель в блок новичков! – громко говорит кто-то невидимый.
Механизм срабатывает, железная дверь со скрежетом сдвигается в сторону. Анна делает несколько шагов вперед, с опаской глядя по сторонам. Справа комната, к которой примыкает сужающееся помещение с ячейками по всем стенам – от пола до потолка. Перед ней две движущиеся ленты и рамки для досмотра, как в аэропорту, и двое мужчин. Анна вдруг вспоминает выражение, которое теперь кажется ей невыносимым: сесть на нары. Слева, недалеко от поста охраны, открывается металлическая дверь – надзиратель пришел за пакетом. Он разглядывает Анну. Она чувствует, как он смотрит на ее грудь, его взгляд скользит по ее ягодицам, бедрам, спускается ниже, она смущена, но, как и недавно в полиции, хочет понравиться этому человеку, хочет произвести на него хорошее впечатление. Вдруг это поможет Лео? И наоборот, если он решит, что она высокомерная, неприятная, это может навредить сыну. Вот она и молчит, опустив глаза, потом идет за надзирателем в небольшую комнату в конце коридора. Он раскладывает одежду на столе, выворачивает, прощупывает, небрежно делает отметки в карточке. Анна решается заговорить:
– Вы его видели? Вы видели моего сына? Лео Готье? – спрашивает она. – У него все хорошо?
– Одежда в порядке, – отвечает надзиратель. – До свидания, мадам.
Анна выходит. Нужно снова подойти к непрозрачному стеклу, забрать документы, пересечь отделяющий ее от стоянки клочок земли, заросший пожелтевшей травой.
На этот раз она готова к оскорблениям. Она не отталкивает их, как делала только что. Она принимает их, позволяет им вновь жечь ей грудь изнутри. Постепенно она вспоминает язык, некогда хорошо ей знакомый.
Третий день новой жизни.
Анна и Юго молча пьют кофе. Все уже сказано. «Теперь наберитесь терпения, – посоветовала мэтр Хамади, – занимайтесь обычными делами, продолжайте выполнять свои обязанности, не дайте разрушиться тому, что еще цело, сохраняйте оптимизм».
Но расстояние между ними и сыном, отсутствие прикосновений, слов, информации, вся эта пустота – будто гангрена, с каждой секундой подтачивающая их все сильнее. Где Лео? Что он делает? О чем думает? Что чувствует? На что надеется?
Адвокат скоро увидит его.
А они – не раньше чем через десять дней, а то и через две недели.
Мэтр Хамади предупреждает, что их вызовет следователь – как и всех, с кем общался их сын. Они должны подумать и собрать любые доказательства благонадежности Лео. Нужно составить список людей, которые могут свидетельствовать в его пользу. Было бы очень хорошо, если бы, например, учителя высказались в его защиту.
Анна повторяет эти слова про себя. Учителя? Это же последний год в школе… Что будет, если Лео не выпустят в ближайшее время? Целый год будет потерян? Она была так счастлива, когда выяснилось, что Лео приняли в то престижное учебное заведение. Полароидный снимок, на котором они втроем пьют шампанское, все еще висит над камином в гостиной.
Она надеется, что с этой дороги еще можно свернуть и плата за проезд по ней будет умеренной.
Они сидят на террасе, сад окутан легким туманом. Море вдали будто размазано ластиком.
– У меня идея, – говорит Юго.
Что, если пригласить Жеро и Аликс на ужин? Попросить их приехать вместе с Тимом, он наверняка многое может рассказать! Не говоря уже о том, что будет полезно кое-что обсудить заранее – до того, как его вызовут на допрос в полицию. Анна согласна. Особенно в том, что с Тимом обязательно нужно поговорить. Слова прокурора об алкоголе и наркотиках преследуют ее, хотя она уверена, что это преувеличение, если не откровенная ложь.
Но сейчас она должна взять себя в руки. Собраться. Она делает макияж и тщательно причесывается. У нее особый талант: ей достаточно двух-трех минут – и никто даже не догадается о ее бессонных ночах. Анна надевает высокие каблуки – она редко их носит, но теперь, когда надо противостоять всему миру, несколько дополнительных сантиметров не будут лишними. Она готова.
В аптеке она встречается с Колин – на ее лице сочувствие пополам с жадным любопытством. Анна сразу предупреждает: они здесь не для того, чтобы болтать. Она ценит молодую сотрудницу за компетентность, Колин расторопна и хорошо знает, где лежат какие лекарства. Но в то же время Анна относится к ней с подозрением и не собирается изливать ей душу. Уже несколько недель Колин всеми способами демонстрирует свое разочарование. Она чувствует, что уже переросла должность обычного провизора. Приехав сюда, в Городок, она думала, что нашла идеальное место – необременительную работу среди красивых, как в кино, пейзажей, – но оказалось, что это медленный яд, который начинает действовать, когда она возвращается в свою крошечную квартиру в тридцати минутах езды от аптеки. Она ощущает чудовищный разрыв между своей унылой жизнью (когда приходится постоянно подсчитывать, что можно себе позволить в конце месяца – одежду, маникюр, поход в ночной клуб, – но чаще всего ничего лишнего она себе позволить не может, постоянно возникают непредвиденные траты: ремонт машины, визит к стоматологу, и нужно помочь матери, которая после развода едва сводит концы с концами) и жизнью тех, кого она обслуживает. Ее бесят посетители, которые стараются незаметно сунуть ей средства от недержания мочи или крем от целлюлита, зато готовы пропустить вперед трех человек, лишь бы парацетамол или сироп от кашля им пробила сама хозяйка аптеки. Колин жаждет уважения, ей бы хотелось, чтобы и в ее жизни было немного света. Анна догадывается, что Колин наверняка воспользовалась ее отсутствием и стратегическим местоположениием аптеки, чтобы, так сказать, выступить на главной площади Городка, намекая, что о Лео ей известно немало.
Случившееся с ее сыном всколыхнуло Городок, у каждого есть свои предположения и мнение, и это сводит Анну с ума. Сын аптекарши угодил в тюрьму – настоящий дар небес в этом изъеденном скукой месте. Вторжение в ее личную жизнь пробуждает в Анне эмоции, которым трудно подобрать название, – это некая смесь ярости и чувства вины. Когда появляются первые клиенты и начинаются расспросы о Лео, она, улыбаясь, пресекает любые разговоры на эту тему: «Всё в порядке, благодарю вас, мадам такая-то, это всё или выберете что-то еще?»
Анна, не дрогнув, пятьдесят раз повторяет одну и ту же фразу – сердечно и в то же время твердо, так что никто из посетителей не решается продолжить разговор. Ее тело напряжено до предела, ей кажется, будто оно теперь каменное, но об этом знает только она.
В семь часов она с облегчением – наконец-то! – уходит из аптеки и заезжает в магазин за готовыми закусками. Сегодня ужин с друзьями, а у нее нет сил даже для того, чтобы сварить макароны. В половине восьмого она садится в машину, заваленную только что купленной едой, и тут раздается звонок: Юго сообщает, что Аликс и Жеро отказались от приглашения. Они очень заняты, просто разрываются между семинарами, которые проходят у них в отеле, – один от бренда люксовой косметики, другой для страховых агентов. Тим тоже загружен, готовится к экзаменам. Им очень жаль, пишет Жеро в сообщении, и, конечно же, они скоро увидятся.
Анна не верит своим ушам. Она звонит Аликс и попадает на автоответчик. Она говорит, что обязательно должна их увидеть, должна поговорить с Тимом, это очень важно, она ждет их в любое другое время, если этот вечер им не подходит.
Через час приходит СМС:
«Мы правда не можем. Эта история так взволновала Тима, а ему нужно сосредоточиться на подготовке к экзамену. Прости, дорогая, всем сердцем с тобой».
Школа Анны Лакур находится в пяти километрах от ее дома. Она добирается туда на школьном автобусе. Утром водитель – хмурая женщина, с пассажирами она не разговаривает, просто кивает, когда они пробивают билеты. Днем за рулем мужчина. Самый добрый человек, которого Анна знает. Он называет ее Косичкой – из-за прически, которую она ненавидит, но которая так нравится ее матери.
Анна всегда ждет, пока остальные ворвутся в автобус и, пихаясь, займут места в самом конце, только потом она входит. И тогда водитель спрашивает: как дела? Спрашивает только ее. «Привет, Косичка!» «Как дела, Косичка?» «Эй, как прошел день в школе?»
Ему, кажется, все равно, что она не отвечает. Он часто подмигивает ей. К его рубашке приколот бейдж с именем: «Д. Пейрера».
Почти весь шестой класс Д. Пейрера скрашивает дни Анны Лакур.
«Привет, Косичка!» «Что, Косичка, не с той ноги встала?» «Косичка, сегодня солнечно!» «Кто это чуть не опоздал на автобус? Да это же моя маленькая Косичка!»
Его улыбка в одну секунду может растопить лед, который сковывает ее с того момента, как она проснулась.
Конец апреля. Анна собирается сесть в автобус, думая, что она последняя. Но тут кто-то похлопывает ее по спине. Это Змей и его друзья, десяток мальчишек.
– Эй, зассыха! Это ты? Вот это встреча! Она надула себе в трусы! Зассыха, зассыха, зассыха!
Анна опускает глаза.
– Надо проверить сиденья, – вякает самый младший. – Вдруг она снова обоссалась? Не хочу сидеть на мокром!