– Дети, тише, – говорит Д. Пейрера.
– Заткнись, – огрызается Змей. – Тебе не стоит возить всяких зассых. Это мерзко.
И он пинает металлический бок автобуса.
Д. Пейрера вздыхает. Вот же мелкие поганцы.
Он смотрит, как Анна, зажимая уши руками, переходит улицу прямо перед автобусом.
Остальные дети сидят, вжавшись в сиденья, уткнувшись в свои ранцы.
Все они напуганы.
Д. Пейрера закрывает двери и трогается с места.
Мальчишки, как стая голубей, разлетаются в стороны от автобуса, показывая водителю средний палец.
С этого дня Анна Лакур возвращается из колледжа домой пешком.
Две недели, пока тянется ожидание, Анна живет в оцепенении. Ее сковывает страх, глубокий, всепоглощающий страх, его корни пронизывают каждый квадратный миллиметр ее тела. Черный туман становится все плотнее – вокруг нее и внутри тоже, от него никуда не деться. В аптеке она продолжает улыбаться: «Всё в порядке, благодарю вас». Она избегает мужа, потому что Юго говорит не умолкая. Твердит одно и то же, иногда слегка меняя слова местами, – о несправедливости, об ошибке, о том, что Лео слишком юн. Анна хочет тишины. Она боится, что их отношения испортятся. Они немного обижены друг на друга, она на него, а он на нее. Оба винят себя в том, что не сумели удержать сына от неверного шага. Юго становится все более недовольным, ему все чаще не хватает терпения, он постоянно ищет предлог для ссоры, которая поможет избавиться от напряжения: то Анна купила переспелые фрукты, то забыла заплатить сантехнику, то потеряла ключи. Анна не обращает на это внимания, она не здесь. Каждый вечер они смотрят вечерние новости, хотя раньше даже не включали телевизор. Они надеются на перемены, но их все нет: демонстрации продолжаются, становятся все многочисленнее, столкновения с полицией происходят все чаще. Иногда они видят имя своего сына на картонке в руках у кого-нибудь из митингующих, и тогда их сердца болезненно сжимаются.
Они собирают рекомендательные письма для Лео – от его бывшей няни, от управляющего теннисным клубом, от английской семьи, в которой он провел каникулы по обмену, от директора лицея. Анна перечитывает школьные табели сына. В начальной школе, а затем и в средней он хорошо учился, но постоянно получал замечания из-за рассеянности и неумения сосредоточиться. В табелях несколько раз встречаются пометки: «Лео следует направить свою энергию в нужное русло». Лео рос веселым, энергичным ребенком, постоянно был в синяках, колени – в ссадинах, ведь он все время лазил по деревьям, проделывал рискованные трюки. Ему все было интересно. Остальной мир переставал для него существовать, когда он следил за полетом насекомого, за движением облаков, за кошкой или полевой мышью. Занятия дзюдо пошли ему на пользу. «Он научился держать себя в руках», – думает Анна, которая посещала его тренировки и соревнования. В четырнадцать лет Лео получил коричневый пояс – немногие в его возрасте достигают такого уровня. Если бы на следующий год он не бросил занятия (спортзал находился далеко от школы, расписание Лео было переполнено; пришлось выбирать между ракеткой и татами, но Анна и Юго даже помыслить не могли о том, что он уйдет из теннисного клуба), у него уже был бы черный пояс. Физическое развитие Лео шло в пределах нормы – он был не выше и не крупнее большинства ровесников, зато оказался проворен и научился предугадывать движения противника. Анна так и видит, как он с гордостью перечисляет восемь ценностей дзюдо. «Уважение, скромность, самообладание, мужество, честь», – вспоминает она. Внезапно ей кажется, что она нашла неопровержимые доказательства невиновности сына. Она спешит сообщить мэтру Хамади, что учитель дзюдо подтвердит: Лео, настоящий Лео, совершенно не соответствует портрету, составленному прокурором. Но адвокат окатывает ее холодной водой: наоборот, это может только навредить Лео. Упоминание о дзюдо могут вывернуть наизнанку, скажут, что Лео отрекся от тех самых ценностей, когда стал старше и сменил учебное заведение и круг знакомых. Всё представят так, будто существуют два разных Лео, а его мать знает только одного.
Мэтр Хамади виделась с клиентом. Она уверяет, что Лео в хорошей форме, держится уверенно и понимает всю серьезность своего положения. Юго и Анна в этом сомневаются, особенно Анна. Она подозревает, что Лео просто не подает виду на людях – она сама его этому научила. Лео уже перевели из блока для новичков. Теперь с ним в камере только один заключенный лет тридцати. Это не так уж плохо, замечает адвокат: из-за беспорядков в стране изоляторы переполнены, камеры уплотняют. И потом, добавляет она, как это ни грустно, но приходится признать: в том, что Лео ранил полицейского, есть свои плюсы. Другие заключенные хорошо его приняли. И если он правильно поведет себя, то сможет извлечь выгоду из своей, пусть и не очень громкой, известности, не вызывая при этом подозрений у администрации. Главное, чтобы он вел себя хорошо. Она говорит: Лео сейчас идет по краю обрыва.
Эта фраза задевает Анну сильнее, чем другие. Она знает, как это трудно, сколько сил отнимает. Она сама уже давно ходит по краю обрыва. В полной мере она осознала это, встретив Юго: он зашел в аптеку, где она проходила стажировку после окончания учебы. Его осунувшееся лицо, полуопущенные веки, запах алкоголя – все указывало на то, что ночь выдалась бурной. У него ужасно болела голова, и он обратился к Анне в надежде на чудесное исцеление.
– Нужно пить побольше воды, – ответила она улыбаясь.
Ее черные глаза, опушенные густыми ресницами, пухленькие румяные щеки, благодаря которым она выглядела как повзрослевшая кукла, хрипловатый голос, но в первую очередь то, как она наклонилась к нему, будто собираясь обнять, – все это подействовало на него как электрический разряд. Анна почувствовала то же самое. Беззаботный вид Юго, отлично сидящие джинсы и рубашка поло подсказали, что перед ней один из представителей местной золотой молодежи. Ее поразила ясность его взгляда и сверкавшие в нем веселье и обаяние, хотя молодой человек выглядел очень уставшим. Он был полной противоположностью соплякам, которые рассиживались на террасах кафе или стояли, привалившись к спортивным автомобилям, демонстрируя свою жажду доминировать. Инстинкт подсказывал: «Вот он, тот, кого ты ждешь». Она готовилась к этому моменту с тех пор, как поступила в университет. В первых рядах лекционных аудиторий и у керамических столешниц в химических лабораториях она увидела девушек из хороших семей. Почти шесть лет она наблюдала за ними: изучала их манеру держаться, ходить, одеваться, говорить, смеяться, влюбляться, предавать друг друга, целоваться и равнодушно отталкивать. Два вечера в неделю она работала официанткой в модном ресторане (в соседнем городе, чтобы не попадаться на глаза тем, кто мог бы ее узнать), потому что стипендии не хватало, но прежде всего потому, что это был способ погрузиться в их среду, узнать ее, овладеть ее языком. И Анна выучила лексику, грамматику и синтаксис. Иногда она была готова сдаться, ей казалось, что у них это в крови, с рождения – осанка, уверенность в себе, плавность слов и движений, – а сама она всего лишь бездарная подражательница и всегда будет носить на себе отметины, кричащие о ее происхождении и пережитом в детстве насилии. Но воспоминания о том, что ей пришлось вытерпеть, и о том, чего она достигла, всякий раз вновь пробуждали в ней решимость: она участвует в этом марафоне не для того, чтобы сдаться у финишной черты, за которой ждет победа. И все получилось: через шесть лет после того, как она сделала первый шаг, Анна создала себя заново. Любой, кто встречал ее теперь, испытывал к ней уважение. Она нашла свое место – не на самом свету, нет, рядом с его источником, но не слишком близко – чтобы он освещал ее, не привлекая внимания других девушек, не вызывая их ревности. Студентки со светлыми волосами и накрашенными ногтями предлагали ей присоединиться к их рабочим группам и благотворительным организациям. Анна была брюнеткой, но тоже красила ногти – оранжево-красным, цветом уверенности, смелости и богатства. Ее приглашали на дни рождения и частные вечеринки в сногсшибательно роскошных заведениях. Она почти всегда отказывалась, боясь совершить какую-нибудь ошибку и стремясь сохранить свой искусно созданный образ. Чтобы избежать расспросов, она врала, что ее семья – в Соединенных Штатах, а здесь она живет у сварливой тетки, но рано или поздно, она прекрасно это понимала, кто-нибудь начнет задавать слишком много вопросов или захочет во что бы то ни стало проводить ее домой. Ее могут разоблачить, отвергнуть, и придется все начинать сначала. Так что лучше оставаться незаметной, пока не будет найдена та последняя дверь, которая приведет ее в высшие сферы, пока она не обзаведется новой историей, которую можно будет скармливать любопытным, и тогда она сможет наконец предать забвению прошлую жизнь.
Поэтому-то она и выбрала аптеку в Городке. На университетском сайте с предложениями о стажировке на это объявление откликнулась только она. Ее сокурсникам было плевать как на буржуазную репутацию заведения, которое весьма придирчиво подходило к выбору стажеров, так и на красоту интерьеров – оказаться там для них было все равно что похоронить себя заживо. Анна, напротив, мечтала о таком чопорном месте, подальше от посторонних глаз. Для нее это был решающий шаг в уничтожении своего прошлого. Окончив школу, она уехала из родного города, а теперь, когда закончились занятия в университете, ей снова представилась возможность начать с чистого листа! Она продумала все, что будет говорить на собеседовании, взвесила каждое слово, репетировала вслух, пробовала разные интонации. Она продумала каждую деталь: платье, узор шейного платка, высоту каблуков, оттенок губной помады (светлый). И не ошиблась. Владелец аптеки, мужчина на пороге пенсионного возраста, подумал, глядя на нее: «Эта девушка создана для нас». В действительности она сама создала себя специально для них. Еще одно представление в театре ее жизни должно было показать другим именно то, что они хотели увидеть. И все получилось. Конечно, пришлось заплатить определенную цену: так утомительно было все время следить за собой, постоянно искать в чужих глазах подтверждение, что усилия потрачены не зря. Так утомительно было бороться с изматывающим страхом, что прошлое вот-вот накинется на нее. Но со временем, благодаря постоянным упражнениям, неослабевающая бдительность стала ее естественным состоянием. Она шла по краю обрыва, твердо зная, что движется к главной цели в своей жизни.