авила окно в своей комнате открытым, и бежит вверх по лестнице. Всего за несколько секунд дождь усилился и теперь лупит по крыше со звуком, похожим на автоматные очереди. Когда Анна входит в комнату, у нее вырывается ругательство. Вода просочилась в стык стены с крышей, стекает словно занавес, растекается по полу, заливает ковер и уже добралась до плетеной корзины, стоящей у кровати, – в ней Анна хранит книги. Она закрывает окно, но это не помогает: порывы ветра, должно быть, подняли черепицу, и течь не остановить. Анна бежит за швабрами, тряпками, тазом, бросившись на колени, собирает воду губкой, выжимает в таз, бежит, чтобы вылить его, подворачивает ногу, но продолжает, несмотря на боль. Воды все больше, она выплескивается в коридор, просачивается в каждую щель, течет под дверями, между половицами… «Если бы только Юго был здесь», – думает Анна и вдруг понимает, как она одинока.
Она перестает вытирать и тупо смотрит на поток, который стекает по лестнице, продолжая свое разрушительное дело. В ее голове роятся мысли о выборе, угрозе, препятствиях, битве, бегстве, стремлении вперед, о потопе, о тонущем корабле – и этот поток, невидимый, неоcязаемый, тоже захлестывает ее. Она видит себя словно сверху – как она стоит на коленях, в мокром платье, видит свое брошенное, побежденное тело, свою покорность. Это заставляет ее опомниться. Анна встает. Дождь стих, стук по крыше прекратился. Она берет телефон, чтобы позвонить Юго, но на экране короткое сообщение от мужа: он поужинает в городе, у него деловая встреча. Она кладет телефон обратно в сумку. Гроза ушла, она длилась всего четверть часа. В дом вернулась тишина, и в душе Анны воцаряется печальное спокойствие. Она глубоко дышит, широко открывает двери и окна, впуская сквозняки, вытирает оставшиеся лужи. «Деловая встреча», – написал Юго. По дороге домой у Анны мелькнула мысль: не открыть ли бутылку вина? Это ей точно понадобится, когда она будет рассказывать ему о сегодняшней поездке к Лео и о его обескураживающих признаниях. Им нужно вместе решить, как поступить с его безумной просьбой. Сидя за рулем, она обдумывала слова, которые избавят Юго от потрясения, пережитого ею самой. Пусть он спокойно причалит к новому берегу. Он и так очень зол на сына. Она тоже, но по-прежнему считает, что пережить бурю можно, только держась вместе. Именно поэтому она не будет скрывать ничего из того, что узнала. И есть еще одна важная деталь, которая, возможно, заставить Юго смягчиться: Тим тоже курит травку, а значит, все не так уж плохо! Наверное, Лео прав, когда говорит, что курят все, ну то есть вся молодежь. Такое вот у них поколение.
Юго поужинает в городе: значит, вино пить не будет. Анна сидит на кухне, не сводя глаз с винного шкафа. Она вдруг понимает, что никогда не прикасалась к нему – разве что протирала стекла. Вино не женское дело. Это одно из немногих правил, действовавших и в ее прежней жизни, и в новой. Она видела, как отец выбирал бутылки (дешевые вина, которые продавались в их лавке, но некоторые из них носили пышные названия), затем традицию продолжили свекор и муж (теперь только лучшие вина). Мужчины выбирают, открывают и подают, женщины терпеливо ждут, а если о них забывают, то приходится напоминать, чтобы им тоже налили. «Еще один способ подчеркнуть невидимость и второстепенность женщин», – внезапно думает Анна.
Она вспоминает, как учила правила этикета перед знакомством с семьей будущего мужа. Она должна была произвести прекрасное впечатление, лучшее из возможных. Она узнала, что листья салата не режут, что вилки на стол кладут зубцами вниз, чай подают в фарфоровых или керамических чашках, а наручные часы с вечерним платьем не надевают. Эти правила, какими бы абсурдными некоторые из них ни казались, ее не пугали. Наоборот, они ее успокаивали. Там, откуда Анна была родом, все подчинялось не правилам, а силе и сильнейший держал под контролем всех с помощью страха. Правила были словно маяки, освещающие путь, перила, держась за которые можно быстрее подниматься вверх.
Юго входит в комнату, и первое, что он видит, – Анну, развалившуюся на диване с бокалом красного вина в руке. Он уже напряжен, взвинчен разговором, который у него состоялся, а теперь видит, что жена напивается. Он хватает бутылку. «Шато О-Байи» 2010 года. Черт подери.
– Ты спятила! – рычит он. – Что на тебя нашло? Эти бутылки я храню для торжественных ужинов, для особых случаев! Ты хоть представляешь, сколько это стоит?
На мгновение она снова чувствует себя маленькой идиоткой, дрянью. Она подбирает слова.
– Ну, я думаю, сегодня особый случай.
Выражение лица Юго меняется.
– Лео отпускают?
Недоразумение лишь усугубляет ее растерянность. Она теперь не знает, с чего начать.
– Нет, не в этом дело. Я видела Лео сегодня днем…
– И что? Где здесь хорошая новость?
Он все еще вне себя. Бутылка стоила больше ста евро. Была выбрана, чтобы сиять и льстить его гостям. Только этого не хватало…
– Юго, сядь, пожалуйста.
Он яростно срывает с плеч пиджак. «Плохое начало», – думает Анна. Это ее вина. Действительно, не стоило открывать бутылку. Ошибка осложнит разговор, и на то, что она скажет, муж отреагирует хуже. Ее пальцы впиваются в ткань платья, сжимают влажный трикотаж.
– Была ужасная гроза, настоящая буря…
– Я в курсе, спасибо.
– Никогда такого не видела. На крыше огромная протечка, и тут было целое наводнение.
– А, понятно. Это и есть важный повод? Проблема с крышей?
В голове у Анны все перепуталось. Куда девалась ее спокойная сила? Ее способность держаться в любой ситуации?
– Конечно, нет… Но… Мне было трудно справиться с этим в одиночку. А еще сегодня на свидании с Лео… Я должна тебе сказать… Мне пришлось вынести… А как только я приехала домой, вся эта вода, разгром в нашей спальне… Это… Это слишком.
Произнося «разгром в нашей спальне», Анна думает о разгроме в их семье. Она смотрит на мужа: на его покрасневшие щеки, надутые губы. Он выпил, но она не видит в его глазах той улыбки, которую обычно вызывает алкоголь. Она больше не видит того, кого когда-то встретила и полюбила: обаятельного, веселого, спокойного. Она видит сухого, отстраненного и саркастичного человека.
– Так что там было на свидании? Буду признателен, если начнешь высказываться полными предложениями. Подлежащее, глагол, дополнение. Как тебе кажется, ты справишься?
– Пожалуйста, не говори со мной в таком тоне, – тихо произносит она. – Меня это ранит.
Юго падает в кресло напротив Анны. Он чувствует себя уязвленным – как и его жена, он видит, что их семейная лодка терпит крушение, и противится образу, который сейчас создает ему Анна. Он не из тех, кто ранит. Он, черт подери, борется, делает все, что может, и только Богу известно, как он сам одинок.
«Да какого черта!» – думает он.
Она переводит дыхание.
– Лео признался, что курит. Траву.
– Да что ты говоришь! – ядовито отзывается Юго.
– Но я слышала, они все курят, – спешит добавить она. – Все его школьные приятели. И Тим тоже.
Он едва разжимает зубы, чтобы ответить:
– Ну да, так и есть. Только это не приятели, а клиенты.
– Что ты несешь? Я же говорю о Тиме!
– А я, девочка моя, ужинал с Жеро.
Она ставит на стол бокал, чувствуя себя так, будто получила удар под дых.
Юго ужинал с Жеро.
Юго назвал ее «девочка моя».
– Что касается твоей суперновости, – продолжает Юго, – я ее уже знаю, но с подробностями, о которых ты, очевидно, не в курсе. Твой сын снабжает всю школу. Твой сын – наркоторговец.
Он начинает кричать:
– Черт подери, какой стыд. Какой стыд!
Уже во второй раз он использует слово «стыд», говоря о Лео. Не то чтобы Анна подсчитывала, но это слово так сильно действует на нее, отпечатывается во всем ее существе, оставляет шрамы. Один Бог знает, откуда у нее берутся силы, чтобы возмутиться:
– Значит, ты поверил Жеро? Жеро, который солгал нам о том, что Тима не было на том митинге?
– Да что ты знаешь о правде?! Как ты можешь утверждать, что Лео ничего не переврал в той истории? Забудь хоть ненадолго о роли матери, ради всего святого. И постарайся придерживаться фактов. Кто избил полицейского? Даже видео есть! Кто сейчас в тюрьме? Кто до этого дня не говорил тебе, что курит? Кстати, интересно, почему он сказал тебе именно сегодня? У него что, угрызения совести? Ему срочно потребовалось облегчить душу?
– Ты виделся с Жеро… Виделся, ужинал с ним и ничего мне не сказал, – говорит Анна. – После того, что случилось… После того, как Аликс бросила трубку…
– Да, я с ним виделся. Я с ним работаю, помнишь? Или уже забыла? Он соинвестор в ресторане органической кухни, который открывается в старом аббатстве. Он консультант по этому проекту, по моему проекту. Проекту всей жизни, Анна. Что ты себе вообразила? У нас была назначена рабочая встреча, а потом, само собой, он пригласил меня в ресторан. Он очень рассержен. Представь хотя бы на минуту себя на его месте. Тим рассказал им, что знал, но Жеро пришлось помалкивать. И Аликс тоже. Они молчали ради нас. Чтобы защитить нас.
Он бросает фразу за фразой, и этот поток снова захлестывает Анну. Юго утверждает, что они ошибались насчет своего сына, очень ошибались. Их обманули как последних идиотов, вот что он говорит. Откуда у Лео это коварство, эта склонность ко лжи? Насколько он знает, они ему такого примера не подавали. Их сын – мелкий преступник, вот и все. За эти дела его не посадили, но это, вероятно, был лишь вопрос времени. Хорошенький эффект произведет исследование личности обвиняемого. А как будут выглядеть они, когда все узнают? Стыд-то какой!
– Остановись, – умоляет Анна.
– Я такого не заслужил. У этого ребенка было все! Он с детства избалован. Клуб. Каникулы. Мотоцикл. Прогулки на яхте. Разве ему есть на что жаловаться?
– Теперь есть. Юго, тюрьма – это тяжело. Он держится, но с трудом, и ему нужна помощь, что бы он ни сделал.