Джон Сулливан, капитан полиции, сказал в интервью представителю прессы, что ни один из его людей не успокоится, пока не найдут водителя, убившего О’Брайена.
«Не сомневаюсь, — объявил Сулливан в своей десятиминутной речи, — мы найдем этого человека. Это не просто несчастный случай. И раньше бывало, что водители сбивали полицейских. Но они не убегали с места аварии. Убежав, этот человек признал себя убийцей, а я не собираюсь терпеть убийц в этом городе. Я найду его! Мы знаем, что его машина сильно повреждена. Каждый автомобиль в этом городе будет осмотрен. Каждому владельцу машины будет выдано свидетельство о том, что его машина прошла осмотр. Каждый водитель, повредивший машину после этой аварии, должен будет сообщить в полицию. Ему придется рассказать моим людям, где и при каких обстоятельствах он получил повреждение, а если он не сумеет как следует объяснить им все, то я сомневаюсь, что ему не придется объясниться со мной».
Итак, к тому времени, когда я избавился от Тотти и осмыслил прочитанное, было уже без десяти десять, и я с удовольствием выпил два двойных виски.
В десять часов я вышел к воротам встретить Люсиль. У меня было мало времени, чтобы решить, что предпринять, но уже созрели два важных решения. Я решил, что, конечно, мне нельзя идти в полицию и рассказывать всю правду. Еще я решил, что если «кадиллак» найдут, то возьму вину за случившееся на себя.
Это решение родилось не только вследствие моей слабости к Люсиль. Было очевидно, что у меня нет выбора.
Зачем нам обоим фигурировать в этом скандале? Да я и сам чувствовал, что винить во всем должен был самого себя. Если бы я не потерял тогда голову и не вел себя так, наверное, ничего бы не случилось. Если обвинять будут ее, выплывет наружу вся правда, и я не только потеряю работу, но и попаду в тюрьму как соучастник. Если же мне удастся вызволить ее из этой истории и самому отделаться не слишком тяжелым приговором, то Айткен, возможно, снова возьмет меня на работу, когда я отбуду свой срок.
Я все еще размышлял над этим, когда появилась Люсиль.
Я убрал ее велосипед в гараж и провел в гостиную.
— Ты видела газеты? — спросил я, закрывая дверь.
— Да, и по радио об этом сегодня тоже говорили. Ты слышал, что они сказали?
— По радио? Нет, мне как-то не приходило в голову послушать радио. Что же они говорили?
— Они просят сообщать им всю возможную информацию. — Она говорила прерывающимся голосом. — Просят всех, кто видел вчера на дорогах поврежденные машины, сообщать об этом в полицию. Все гаражи сразу же должны заявить им, если кто-нибудь обратится с просьбой починить машину. — Она смотрела на меня полными отчаяния глазами. — О, Чес… — Неожиданно она упала ко мне в объятия, уронив голову мне на плечо. — Я боюсь. Я знаю — они меня найдут. Что мне делать?
Я крепче обнял ее.
— Все будет в порядке, — сказал я. — Я долго думал об этом. Тебе не надо бояться. Давай все обсудим. Тебе вовсе не о чем беспокоиться и волноваться.
Она вырвалась и резко спросила:
— Как ты можешь так говорить? Что ты имеешь в виду?
На ней была открытая кофточка и светло-зеленые обтягивающие брюки. Даже в столь критической ситуации я поймал себя на том, что думаю, до чего она красива.
— Сядь, — попросил я и подвел ее к кушетке.
Она села. Я занял кресло рядом с ней.
— Нам совершенно ни к чему обоим участвовать во всем этом деле, — сказал я. — Если машину найдут, я возьму всю вину на себя.
Она поежилась, сжимая и разжимая кулачки.
— Но ты не можешь этого сделать. Ведь это я виновата…
— Это был несчастный случай. Если бы ты остановилась и позвала на помощь, ты могла бы быть оправдана. Но для того чтобы тебя оправдали, тебе все равно пришлось бы рассказать суду правду. Ты должна была бы объяснить, почему уехала в таком возбужденном состоянии. Это, возможно, спасет тебя от тюрьмы, но ты окажешься в центре грандиозного скандала. От этого пострадаем мы оба. Я не собираюсь рассказывать полиции о случившемся. Во-первых, она, скорее всего, не найдет «кадиллак». Ну а если найдет, скажу, что это я сбил полицейского.
Некоторое время она сидела неподвижно, потом расслабилась.
— Ты действительно так решил, Чес?
— Да. Я действительно так решил. Теперь ты чувствуешь себя спокойнее?
— О да, конечно. — Она посмотрела на свои руки, потом сказала: — Чес, еще одна вещь… Я оставила в машине купальник.
Я почувствовал некоторое разочарование. Я думал, она хотя бы поблагодарит меня за то, что я вызволяю ее из этой неприятной истории.
— Это ерунда. Я хочу осмотреть машину, когда ты уйдешь. Заберу купальник и, когда в следующий раз приеду к Айткену, привезу его.
Она облизнула губы кончиком языка.
— А мы не можем сейчас пойти и забрать его? Я бы хотела взять его сейчас.
Я понял, почему она так настаивала. Если полиция найдет машину, а в ней купальник, она снова окажется под подозрением.
— Хорошо. Подожди здесь. Сейчас я его принесу.
— Я хотела бы пойти с тобой.
— Лучше не надо. Не надо, чтобы нас видели вместе.
— Я бы все-таки хотела пойти.
Я посмотрел на нее.
— В чем дело, Люсиль? Ты мне не доверяешь?
Она отвела взгляд.
— Это для меня очень важно.
Я едва сдерживал нараставший во мне гнев. Повернувшись, я пошел в холл. Она шла следом.
Оставив ее ждать на крыльце, я вывел из гаража «понтиак». На шоссе я никого не заметил и сделал ей знак садиться.
У гаража Сиборна мы вышли. Подходя к двери гаража, мы увидели нечто, что заставило нас резко остановиться.
Дверь была широко распахнута. Прошлой ночью я собственноручно запер ее, когда ставил в гараж «кадиллак».
— Что это, Чес? — резко спросила Люсиль.
— Подожди здесь, — сказал я и, бегом преодолев последние несколько ярдов, вбежал в гараж.
«Кадиллак» был на месте. Я посмотрел на дверной, замок. Сердце у меня екнуло, когда я увидел на нем следы отвертки или какого-то похожего инструмента. Кто-то взломал замок.
В гараж вошла Люсиль.
— Что это?
— Кто-то здесь побывал.
Она задохнулась.
— Кто?
— Откуда я знаю?
Она схватила меня за руку.
— Ты думаешь, это была полиция?
— Нет. Если бы это была полиция, они бы сразу же пришли за мной. Ведь на водительской карточке написана моя фамилия.
— Купальник, Чес!
— Где ты его оставила?
— На полу перед задним сиденьем.
Я подошел к задней дверце, открыл ее и заглянул внутрь. Если она и оставила свой купальник на полу в машине, то теперь его там не было.
Какое-то время мы молчали. Это была гнетущая тишина. Каждый из нас переживал свой страх.
— Ну что? — наконец спросила Люсиль.
— Там его нет.
Ее глаза широко раскрылись.
— Но он должен быть там! Дай я посмотрю.
— А ты уверена, что не оставила его на пляже?
— Конечно уверена! Я положила его на пол.
— Может быть, ты положила его в багажник? — сказал я и, обойдя машину, заглянул в него. Там купальника тоже не было.
— Куда ты его дел? — вдруг спросила она.
Я уставился на нее.
— О чем ты говоришь? Что я мог с ним сделать? Я даже не знал, что ты положила его в машину.
Она отодвинулась от меня.
— Ты лжешь! Ты взял его и спрятал!
— Как ты можешь говорить такие вещи! Я понятия не имел, что он в машине!
Лицо у нее теперь было злое, и она вовсе не казалась молодой, свежей и красивой. Я с трудом узнавал ее.
— Не лги мне! — закричала она в совершенном бешенстве. — Это ты его взял! Где он?
— Ты что, с ума сошла? Здесь кто-то был. Посмотри на дверь и на замок.
— Нет! Не было здесь никого! Ты все это подстроил.
Ты хочешь отдать мой купальник в полицию, чтобы они знали, что в машине была я. Я знаю, ты думал, я из благодарности за твою жертву — за то, что ты возьмешь вину на себя, — буду с тобой спать. А теперь хочешь отдать мой купальник в полицию…
Я чуть не ударил ее, но вовремя сдержался.
— Хорошо, Люсиль, если ты хочешь этому верить, верь. Я не брал твоего купальника, — сказал я. — Ты просто маленькая напуганная дурочка.
Она стояла неподвижно, глядя на меня, потом поднесла руки к лицу.
— Да, — сказала она. — Конечно.
Голос у нее был теперь такой мягкий и тихий, что я едва слышал его. Внезапно она слабо улыбнулась.
— Прости меня, Чес. Прости, пожалуйста. Я не хотела говорить с тобой так. Но я не спала всю ночь, у меня совсем сдали нервы. Прости меня. Забудь об этом. Кто же мог взять его, Чес? Полиция?
— Нет. Это была не полиция. Люсиль, тебе не следует дольше оставаться здесь. Это опасно, — сказал я.
— Да, — она посмотрела на меня отсутствующим взглядом. — Дай мне, пожалуйста, сигарету.
Потом ее взгляд стал более осмысленным. Она сильно затянулась.
— Так; теперь мы оба участвуем в этой истории?
— Не обязательно. Это мог быть просто мелкий воришка.
— Ты думаешь? Это мог быть и шантажист, Чес.
Я удивленно посмотрел на нее.
— Мне так кажется, — после минутного колебания произнесла она. — Мы в идеальной ситуации для того, чтобы нас шантажировали.
Несколько секунд я молчал. Это мне не приходило в голову, но теперь я понял, что она вполне может быть права.
Мы вышли из гаража. Люсиль шла впереди меня по дорожке, и солнце играло в ее волосах.
Пока мы ехали обратно в бунгало, ни один из нас не произнес ни слова.
Я остановился у ворот.
— Я приведу твой велосипед.
— Я зайду в дом, Чес. Мне надо поговорить с тобой.
— Хорошо.
Войдя в гостиную, она опустилась в кресло. Я сел напротив. Люсиль уже не казалась тем милым подростком, каким я впервые увидел ее, разглядывающую себя в зеркало. Она была все так же красива, так же желанна, но наивность и юность исчезли.
Она повернула голову и посмотрела на меня. Наши взгляды встретились.
— Чес, на купальнике написано мое имя, — медленно произнесла она.
У меня сильно забилось сердце.