— Привет, милая! — ответил он, вложив в эти два слова столько любви и заботы, что я вздрогнула.
— У меня все прекрасно, — меня саму покоробило от наигранной бодрости в моем голосе.
— Гм, Харпер звонила.
— Да, я догадалась.
Убью ее.
— Она беспокоится о тебе.
— Я в порядке.
— А по голосу не скажешь.
— Я просто спешу на работу.
— Конечно.
— Дядя Дэвид… — я тяжело вздохнула. — Ты сам как?
— Я хорошо. Мы хорошо. Меня волнует, как ты после того, как какой-то идиот причинил тебе боль?
— Я не хотела бы это обсуждать.
— Мы с Ферни планируем вернуться домой порань-ше и…
— Нет, — резко прервала его я, стараясь заставить себя испытывать не раздражение, а благодарность за заботу. — Не делайте этого ради меня. Я взрослая женщина, у которой не сложились отношения, с самого начала не считавшиеся отношениями, так что ничего удивительного. И я не собираюсь страдать и упиваться собственным горем. А если мой любимый дядя, чью заботу я очень ценю, прервет свое путешествие, чтобы приехать домой и держать меня за руку, то это будет выглядеть как катастрофа.
Он помолчал, потом вздохнул:
— Хорошо. Не будем упиваться горем.
— Не будем.
— Просто… Харпер переживает, что этот человек сказал тебе что-то такое, что могло нанести тебе душевную травму.
Забота Харпер обо мне была сродни моей заботе о ней после нападения Винса. Я боялась за нее. Теперь и она боялась за меня.
И вдруг, в этот самый момент, прямо на углу Уолнат и Бикон-стрит, на меня снизошло озарение…
Окрепшим голосом я твердо сказала:
— Нет. Я не позволю тому, что он сказал, уничтожить все то хорошее, что он для меня сделал. Он… как будто разбудил меня, дядя Дэвид. Ник заставил меня бояться доверять людям, запретить себе мечтать о том, чтобы встретить кого-то стоящего и создать с ним семью. Но я хочу этого! И хотя этого нелегко достичь и мне очень страшно, что кто-то может снова причинить мне боль, я должна и хочу верить, что где-то есть мужчина, который полюбит меня. Я ведь вижу, что любовь существует. Я вижу ее у вас с Ферни, у Джейсона и Джиллиан, Патрис и Майкла, Стеллы и Йена… Черт побери, да даже у моих родителей, какой бы странной она ни была!
— Я рад это слышать, — мягко произнес дядя. — Я переживаю, что ты одна.
Я больше не хотела быть одной.
Хотя при мысли, что мужчина, с которым я хотела быть, был ко мне равнодушен, в горле у меня поднялся ком, но я сделала над собой усилие и попыталась выровнять дыхание.
— Эва?
— Я в порядке, — хрипло ответила я. — Или буду в порядке. Скоро.
Он так долго молчал, и я уже подумала, что нас разъединили, но потом услышала его тихий голос:
— Мы все чего-то боимся, милая. Но только от нас зависит, будем ли мы стоять насмерть и биться с нашим страхом… или убежим и спрячемся от него. Я очень рад, что ты больше не собираешься прятаться. Обещай мне, что не передумаешь.
— Обещаю, — торжественно заявила я и вдруг осознала, что весь этот очень личный разговор происходит на людном перекрестке. Я смущенно оглянулась по сторонам.
Он откашлялся, как будто тоже пытался справиться с нахлынувшими эмоциями:
— Ну, хорошо. Я понимаю, что часто уезжаю, но ты же знаешь, что для тебя я всегда рядом?
Честно говоря, я об этом как-то подзабыла. Но больше не буду.
— Знаю. Люблю тебя.
— Я тоже тебя люблю. Мы с Ферни вернемся через три недели. Приедешь на ужин?
— С удовольствием!
Мы попрощались, и я пошла дальше, чувствуя легкое головокружение от случившегося со мной важного озарения. Я не могла не поделиться им с Харпер, поэтому позвонила ей, и она сняла трубку, продолжая давать какие-то указания младшему повару. Потом она вышла из кухни, а я как раз вошла в наш офис на Бикон.
— Ты злишься, что я позвонила Дэвиду? — виновато спросила она.
— Нет, но не мешало бы предупредить меня.
— Я просто хотела напомнить тебе, что кроме меня тебя еще кое-кто любит. Как и ты напомнила мне тогда насчет Джеймса и Джиллиан.
— Я это поняла. И знаешь, мы хорошо поговорили, — помахала я рукой Стелле, проходя мимо ее комнаты. — Я поняла кое-что важное. И сдаваться не собираюсь.
Харпер молчала. А потом настороженно спросила:
— Ты насчет Калеба?
— Нет! — я даже вздрогнула, услышав это имя. — С ним кончено. Ты была права. Даже если он что-то ко мне и чувствует, я не могу быть с ним после того, на что он пошел ради собственного спокойствия. Нет… Я не собираюсь терять веру в любовь! — я запнулась, смущенно потирая нос. — Вслух это звучит как-то чересчур патетично.
Харпер засмеялась:
— А конкретней? Что это значит?
— Это значит, что я не собираюсь всю жизнь быть одна. Я хочу семью. И для этого придется рискнуть, несмотря на любые страхи. Пора начать бороться за то, чего мне действительно хочется.
Моя подруга затихла.
— Харпер?
— Когда… у тебя все это будет, — а я знаю, что будет, потому что ты потрясающая и парни не могут этого не видеть, — так вот, когда ты найдешь своего мужчину и начнешь нянчить свою маленькую копию… ты же не забудешь меня?
Она рассмеялась, как будто это была шутка, но я услышала печаль в ее голосе.
— Ну конечно нет! Но ты в это время тоже будешь занята — своим собственным мужем и своими маленькими копиями.
— Да нет, Эва. Я не по этой части. Так что вряд ли.
Я подумала о психотерапевте, докторе Рэн, к которому Харпер собиралась на прием в конце недели. Поскольку это было в мой обеденный перерыв, я могла пойти с ней в качестве группы поддержки и подождать в приемной.
— Это мы еще посмотрим, — загадочно сказала я.
Я почти видела, как она закатила глаза:
— Мне придется привыкать к твоей оптимистичной версии.
— Мне и самой придется к ней привыкать. Пока что она меня пугает, — хихикнула я.
Но Харпер не смеялась. А сказала то, от чего у меня на глаза навернулись слезы:
— Я думаю, она смелая.
Глава двадцать девятая
Фред Руссо как раз показывал мне новые ткани для штор, и я охала и ахала, восхищаясь красотой переливающейся шелковой тафты, когда зазвонил мой телефон.
— Это Стелла, — сказала я Фреду, извинившись, и отошла в другой конец склада, где было меньше народу. — Стелла, я у Фреда. Что случилось?
— Спроси у него, что там по заказу Лолы Перейры.
— Спрошу.
— Я звоню, чтобы сказать, что пять минут назад в офис заходил твой симпатичный друг. Он очень хотел тебя видеть и, кажется, не поверил, когда я сказала, что тебя нет. Что у вас там, гром в раю?
Калеб заходил ко мне в офис? В середине рабочего дня?
Мой желудок судорожно сжался при мысли, что я могла с ним столкнуться. Что ему надо?
— Он сказал, что не может дозвониться тебе, поэтому послал сообщение на рабочий номер. Не будешь ли ты так добра ответить ему?
— Спасибо, — сказала я ровным голосом. — Меня зовет Фред.
— Эва…
Но я довольно грубо сказала, что мне надо идти, и отключилась.
Минуту я таращилась на свой телефон, решая, готова ли я услышать его голос. Но поскольку я все утро твердила себе и другим, что могу посмотреть в глаза своим страхам, то у меня не было другого выбора. Я включила рабочую голосовую почту.
— «У вас три новых сообщения».
Я нетерпеливо перемотала два первых сообщения от клиентов и… сердце мое остановилось при первых звуках его низкого раздраженного голоса:
— «Эва, где тебя носит? Я был у твоего дома в воскресенье и вчера. Нам надо поговорить. Срочно позвони мне».
Я перемотала и снова прослушала его сообщение. Я раньше даже не догадывалась о том, что можно испытывать такие сильные чувства, просто слушая чей-то голос. Пускаться в догадки, зачем Калеб хочет меня видеть, было слишком опасной игрой, и я запретила себе думать на эту тему.
Но я позволила себе прослушать сообщение и в третий раз, прижав руки к груди, чтобы унять боль, возникшую во мне при звуках его голоса.
— Все хорошо? — окликнул меня Фред.
Нет. Все было плохо. Но когда-нибудь…
Я отключила телефон и спрятала его в карман.
Все будет хорошо. Без вариантов.
Несмотря на все усилия, я не могла выкинуть голос Калеба из головы и разрывалась от сомнений, стоит или не стоит перезванивать ему. Даже сидя в тихом уютном кафе с клиентом, я не могла сконцентрироваться на обсуждении переделки его миниатюрной квартирки, параллельно ломая голову над вопросом: что делать с Калебом? Встретиться с ним, выслушать все, что он хочет сказать, и со спокойной совестью двигаться дальше? Или решить, что он не заслуживает этого шанса, и вычеркнуть его из своей жизни?
Оба варианта пугали меня своей неопределенностью, и я никак не могла прийти к какому-то решению.
После встречи с клиентом настало время обеда. Я предпочла не возвращаться в офис, боясь, что Калеб может снова туда заглянуть (и не желая отвечать на неизбежные вопросы Стеллы), поэтому зашла в закусочную «Ёрл ов Сэндвич» в парке Коммон и купила сэндвич с тунцом и чай со льдом навынос.
Последние дни у меня не было аппетита — мешала тошнота, которая не проходила с момента нашего разговора с Калебом. Но я заставляла себя есть по чуть-чуть. Вот и теперь я шла из Коммон в Паблик-Гарден, потихоньку жуя сэндвич, как вдруг дорогу мне преградила рослая мужская фигура.
— Эва?
Вздрогнув от неожиданности, я не сразу его узнала.
А когда узнала, то не знала, как себя вести.
— Лео?
Он улыбнулся мне своей милой мальчишеской улыбкой и махнул половинкой сэндвича:
— Я тоже обедаю на ходу. Ты куда направляешься?
Я показала на вход в сад со стороны Чарльз-стрит:
— Просто гуляю. И ем.
— Можно к тебе присоединиться?
Огонек, мерцавший в его глазах, заставил меня воскликнуть:
— Я больше не хочу просто секса! Ты должен об этом знать.
К счастью, Лео добродушно расхохотался в ответ на это сумбурное заявление.