Звеня ключами, она открывает кабинет, заходит туда и от души хлопает дверью.
– Два дебила, – выдыхает Диман.
– Сказочные, – подтверждает Тим.
Глава 23
В столовой нам выдают тряпки, швабры и ведра. Белый и Бус моют столы и лавки, мы с Малым – полы. Я не особо старательно вожу мокрой тряпкой по плитке. Смотрю, как Диман любовно переставляет свою подарочную коробку с места на место.
Не выдерживаю:
– Кексы свои жрать собираешься? Или до старости с собой таскать будешь?
Он отвечает мне своей бесящей понимающей улыбкой. Будда, блин, на минималках.
Отворачиваюсь и продолжаю делать вид, что мою пол. Сам думаю. В голове вертится один вариант. Наверное, самый очевидный. Возможно, так и надо было поступить с самого начала.
Что кинул швабру в сторону, понимаю уже по грохоту. И по недоуменным взглядам друзей. Растерянно моргаю. Последнее время тело живет какой-то своей жизнью. Пора бы вернуть над ним контроль.
Говорю:
– Парни, поболтаем?
Они переглядываются, откладывают свои тряпки. Мы садимся за стол в углу. Я обвожу их взглядом и молчу, но никто меня не торопит. Ладно, попробовать стоит.
Я смущенно тру переносицу и начинаю:
– Я вам не все рассказал. Точнее, вообще ничего не рассказал. Мы с Ланой уже знакомы. Встретились один раз, пять лет назад.
И я рассказываю.
Как увидел, что ее бьют толпой. Шапка валялась рядом, я понял, что это девочка, только по русым длинным волосам.
Как отогнал Макара с его пацанами. Потому что так не делается. У нас в то время были постоянные конфликты с детдомовскими, но только с пацанами. Мы так жизнь пытались прощупать. Свое место в ней. Самоутвердиться за чужой счет.
Как я попытался поднять Лану, но она только села. На том же месте, в грязной луже.
Как я заглянул ей в глаза и пропал. Левый карий, правый голубой. Я сразу понял, что она особенная.
Слова даются тяжело, у меня ощущение, что я буквально руками с усилием достаю их из горла.
Говорю:
– Я тогда, наверное, первый раз в жизни влюбился.
– И последний? – безмятежно уточняет Белый.
– Напомни, куда ты поступаешь? – тут же зверею я.
– На экономиста.
– На хренатиста. На психолога иди, в душу без мыла залезешь, Диман.
– Извини, продолжай.
– Да это, в общем, все. Я потом стал ходить к этому детскому дому каждый день. Видел ее еще несколько раз, типа, на общих прогулках, но подойти не решился. Потом Лана пропала. Через год снова появилась. Я пялился только через забор и стремался подходить. И через пару дней ее опять увезли, уже насовсем.
Когда договариваю, парни молчат. Тим ковыряет стол, с хрустом отламывая шпон. Приходит в себя и оглядывается. Но наши столовские тетушки хохочут в глубине кухни, легкий вандализм остается незамеченным.
Первым заговаривает Тоха. Кладет руку мне на плечо и тяжело вздыхает:
– Кир, ты мне вот что скажи. Ты можешь, мать твою, хоть раз вовремя рот свой открыть и заговорить нормально, пока ситуация в жопе не оказалась?
Я озадаченно хмурюсь. Что он имеет в виду?
– А чего?
– А ничего. С моей стороны, подумай, как все выглядит. Приходит новенькая, которую мы договариваемся не трогать, чтобы не ругаться. С твоей, прошу заметить, подачи. А потом я просто вижу, что ты тихо что-то мутишь. Ни слова мне не говоришь. Я разозлился, вот и все.
– А что бы изменилось?
– Ну и дебил, – качает головой Бус.
– Да все! Я бы вообще лезть не стал, если бы знал.
Я все еще недоумеваю:
– Так мы что, получается, все решили?
– Ну, – Малой хмыкает, – получается, что так.
– Да, молодцы, очень здорово, – иронично говорит Белый. – А теперь, Кир, представь, как девочка из детского дома могла отреагировать на то, что ты прилюдно сейчас от нее отказался. «Вместо меня пусть идет Малой». Классно придумал.
– Да я как лучше хотел!
– Я иногда сомневаюсь, что там, – Диман легко толкает мою голову, – хоть что-то есть.
– Я ее обидел?
Пацаны снова переглядываются с самыми издевательскими ухмылками.
– Повезло с друзьями, нечего сказать, – притворно вздыхает Тим. – И этот человек еще к репетитору ходит. Может, пусть твоя старушка тебя еще за жизнь чему-нибудь научит?
– Ой, отвали, а? – бормочу я.
– Окей, – быстро соглашается он. – Я только не до конца понял. Она была в детском доме?
– Ну, минимум два раза, да.
– А сейчас – нет?
– Сейчас – нет. Видимо, ее изымали из семьи.
– То есть дома у нее полная жесть?
– Думаю, да, – тихо говорю я.
И мы молчим. Пристыженно. Как будто обсуждали то, что нельзя было. А может, так и есть.
– Ладно, давайте тут закончим и пойдем Мальвину заберем, – говорит Тоха.
– Белый, может, ты сейчас к ней пойдешь? Чтоб не сбежала. Вы вроде лучше всех ладите.
Он согласно кивает и поднимается на ноги. Улыбается мне и говорит:
– Не ревнуй, Гильдия. Я во френдзоне.
Глава 24
Лана
Когда я заставляю себя так увлечься документами, что почти отключаюсь от реальности, в дверном проеме появляется блондинистая голова Димы:
– Перерыв на кексы?
– Они называются капкейки, – слабо улыбаюсь я.
– Как скажешь, Мальвина. Перекусишь со мной?
– Ты один?
– Да.
– Давай.
Я убираю бумаги, а Белый пододвигает коробку и садится напротив. Открывает капкейки с некоторым благоговением, которое, конечно, мне льстит.
Я беру синий, а он – белый.
– Ну что? С днем рождения? – говорю я и сталкиваю наши пирожные, как будто мы чокаемся.
– Спасибо.
Дима откусывает как будто с опаской, а потом интенсивно кивает:
– Вкусно!
И за две секунды съедает капкейк полностью. Берет следующий, облизывает пальцы. Я смеюсь.
– Рада, что тебе понравилось.
Пробую свой. Да, вышло и правда хорошо. Ну, я привыкла их печь, это не удивительно. Правило номер восемнадцать – делай только то, в чем уверена.
– А вы что, уже закончили?
– Нет, меня амнистировали.
– За какие заслуги?
– По случаю дня рождения, – с набитым ртом поясняет он.
– Справедливо.
– Лана, в субботу тусовка с заходом в ночь. Тебе это окей? Останешься?
Тут я задумываюсь. Это выходные, значит, родители будут, скажем так, не в кондиции. Они могут вообще не заметить, что меня дома нет. С другой стороны, если заметят, то очередного воспитательного эпизода мне не избежать. Могу попробовать договориться с мамой. Если грамотно выбрать момент и правильно соврать, то, может, у меня и получится. Но если что-то пойдет не так, то одним ремнем я точно не отделаюсь. Как тогда, когда отец взял провод. Спина отзывается фантомной болью в тех местах, где он рассек мне кожу.
– Мальвина?
Я вздрагиваю и фокусируюсь на Белом. Перевожу взгляд на капкейк в своей руке. Откусываю побольше. Может, сахар заставит мой мозг шевелиться.
– Да. Да, мне окей.
– Супер.
– Ага, ты просто хочешь, чтобы утром я помогла вам убраться.
– Даже не думал об этом! – оскорбленно отвечает он. – Ну, может, только чуть-чуть.
Я фыркаю:
– Да не парься, конечно, я помогу.
– Могу подкупить тебя ухой. Сегодня у нас рыбный супчик.
– Дим, я, наверное, сегодня не пойду.
Он приподнимает брови и откладывает недоеденный капкейк:
– В смысле?
– Домой хочу зайти. Уроки надо сделать. И с родителями пообщаться.
Белый так на меня смотрит, что я понимаю – он знает, что я вру. Почему-то становится стыдно. Щеки теплеют, и я вдруг выпаливаю в сердцах:
– Ладно! Извини, не надо так смотреть. Просто не хочу. Видел, что эти двое устроили? Не хочу участвовать в тупой дележке. И портить ваши отношения тоже не хочу.
Дима вздыхает, перебирается на соседнюю коробку и обнимает меня одной рукой. Говорит:
– Лан, я лезть не хочу, но и не хочу, чтобы ты делала поспешные выводы. Ничего ты не портишь. И дележки никакой нет. Все в порядке. Произошло некоторое… недопонимание. Но мои друзья с дефицитом мозга уже осознали все свои ошибки. Все будет хорошо. Я обещаю.
Я кладу голову ему на плечо. Жест выходит очень доверчивым, но впервые меня это не беспокоит:
– Мне такого еще никто не обещал.
– Так я у тебя первый? – подмигивает Белый.
Смеюсь и толкаю его локтем в бок:
– Идиот!
– Без тебя знаю. Ладно, малая, давай сюда свои бумажки.
И он убирает руку с моего плеча как раз в тот момент, когда в дверь стучат. Я удивленно слежу, как заходят остальные трое. Они никогда не стучат, что за приступ вежливости?
– Столовка блестит! С пола есть можно, – с ходу заявляет Тим, перескакивая через коробки.
– Садись, – говорит Дима, – у нас тридцать минут.
– Дайте мне тоже документов, – Антон задорно ерошит свои кудри, – жить без них не могу.
– Держи. И я вам чисто по доброте душевной оставил по кексу. То есть этих, капкейков, Мальвина, я правильно говорю?
Озадаченно смотрю, как они рассаживаются и привычно перебирают бумаги. Заторможенно киваю:
– Правильно. Но я вообще-то одна обещала тут работать.
– Так ты одна работаешь, – хмыкает Бус. – Мы-то просто наслаждаемся.
– Если заткнешься, дело быстрее пойдет, – беззлобно бросает Кир.
Смотрю на него, и он, наконец, не отворачивается. Принимает мой взгляд с готовностью и даже какой-то жадностью.
А потом улыбается. На щеке проступает ямочка. Ну, здравствуй. Давно не виделись.
У меня в груди все плавится и течет горячими каплями по всем внутренностям. Но я упрямо задираю подбородок и сажусь рядом с Белым. Утыкаюсь в документы. Не хочу никаких сомнительных переглядок.
И я очень стараюсь не смотреть на Разгильдеева, но он постоянно просто примагничивает мой взгляд. Только забудусь на секунду, и все, глаза уже находят его. Тем более что сам он вообще не выпускает меня из виду. И пока сидим в архиве, и когда идем к Диме, и пока едим.
Ничего не понимаю. У него какое-то расстройство личности? Расщепление или там, биполярка, не знаю.