А когда я снова появляюсь на пороге комнаты, все четверо смотрят на меня оторопело.
– Просто умылась, – говорю смущенно.
– Ты очень красивая, – вдруг выдает Разгильдеев.
Серьезно и безапелляционно. Так, что я сразу ему верю.
Мы укладываемся. Кирилл, я и Дима – на диване. Тим и Тоха – на матрасе. Я забираюсь под одеяло с краю, рядом с Киром, и задеваю голой ногой его колено. Вздрагиваю и заливаюсь краской. Застываю в неудобной позе, скованная смущением. Пытаюсь отвлечься сама и отвлечь остальных:
– А что, вы всегда так рано расходитесь?
– Вообще нет, – фыркает Разгильдеев и выразительно смотрит на Белого. – Просто у именинника настроение испортилось.
– Отвали.
– Да я и не приставал.
– Гильдия, заткнись, честное слово, я реально не в настроении.
Дима включает фильм, и на какое-то время мы замолкаем. Смотрим кровавый ужастик. Я понемногу расслабляюсь, и пацаны тоже отвлекаются. Мы перешучиваемся, передаем друг другу закуски.
– А почему Ваняева не было? – вдруг интересуюсь, вспомнив соседа по парте.
– Он не тусуется.
– Что, совсем?
– Совсем, – угрюмо отбривает Кирилл.
– Мальвина, знаешь, – аккуратно говорит Малой, – он вообще-то не очень хороший человек.
– Кто, Ваня? – удивляюсь вполне искренне.
– Да. Не советовал бы с ним близко дружить.
Я хихикаю и набиваю рот чипсами:
– Вы просто хотите, чтобы я только с вами дружила.
– И это, безусловно, тоже правда, – ухмыляется Бус, повернувшись ко мне. – Но я согласен с Тохой. Мы давно его знаем. Просто будь аккуратнее.
Я пожимаю плечами. Даже представить не могу ситуацию, в которой тихий Ваняев мог бы мне навредить.
Набравшись смелости, ерзаю на диване, устраиваюсь поудобнее. Снова касаюсь Кира, но положение уже не меняю, мне так слишком нравится. И он двигается ближе ко мне, подталкивает мою голову, устраивая у себя на груди. Я слышу, как бьется его сердце. Кажется, слишком быстро. Мое тоже разгоняется до сверхзвуковой скорости. Хьюстон, у нас проблемы. Сердечная мышца думает, что она – космолет.
Пригревшись, я сама не замечаю, как начинаю засыпать.
– Не хочешь узнать, кто убийца? – шепчет Разгильдеев.
– Убийца – блондинка, – отзываюсь с закрытыми глазами, – спорим?
– На что?
– На желание.
– Тогда завтра я все равно скажу тебе, что ты проиграла.
Я издаю вялый смешок и сворачиваюсь клубочком у него под рукой.
А потом слышу, как Тим выключает фильм, говорит:
– Завтра досмотрим.
– Класс, нам что, по восемьдесят? – ворчит Малой, но как-то неубедительно.
– Я бы поверил в твою претензию, если бы ты не зевал, как скотина.
А я вдруг вздрагиваю от внезапного приступа смеха. И говорю в темноту, вспоминая дурацкую песню, которую сегодня включали раз сто:
– Кис-кис, кис-кис.
– Я котик, ты котик, – продолжает Бус с матраса.
– А твои поцелуи, – это уже Тоха.
– Почти как легкий наркотик, – финалит Белый.
– А если я дальше не помню?! Я, получается, в перекличке не участвую? – возмущенно шепчет Кир, и мы смеемся так, что у меня мышцы сводит.
– Мы завтра подучим с тобой, Гильдия, не паникуй, – говорит Тим.
А я, уже засыпая, чувствую, как Кир целует меня в лоб. Если бы это был последний день в моей жизни, я бы хотела прожить его именно так.
Глава 27
Утром просыпаюсь раньше всех. Разгильдеев обнимает меня, придавив к дивану тяжелой рукой. Сопит так умильно, что долгие минуты я просто наблюдаю за тем, как он дышит, опасаясь дышать самой. Потом максимально аккуратно выскальзываю из его захвата и встаю с постели. Трачу еще секунд десять, любуясь адской четверкой. Без брони в виде шуток, подростковой агрессии и высокомерных взглядов они выглядят очень уязвимыми. Как дети. Трогательные. Чистые. Разметавшиеся в простынях и подушках. Смаргиваю и на цыпочках иду в ванную.
Умываюсь, собираю волосы в пучок. Выбившиеся короткие пряди подкручиваю мокрыми пальцами. Полощу рот с зубной пастой. Хмыкаю – наверное, в этом даже что-то есть. Какой-то колорит молодежных тусовок.
Изучаю себя в зеркале. Без косметики я выгляжу моложе, почти ребенком. И чувствую себя как-то по-особенному ранимой. Подавляю желание пошариться по шкафчикам в поисках хотя бы туши. Я и так уже скинула с себя все доспехи в отношении этих четверых. Какая уже теперь разница, накрашена я или нет.
Крадусь на кухню и прикрываю за собой дверь. Ставлю чайник, изучаю содержимое холодильника. Достаю яйца, колбасу, помидоры. Отыскиваю большую сковороду и готовлю огромную яичницу. Машинально одергиваю короткие шорты. Они похожи на те, в которых занимаются тайским боксом. Интересно, Бус хотел подобрать мне что-то по размеру или правда просто всучил максимально короткую вещь из своего гардероба? И кого хотел порадовать – всех четверых или Кира?
Никто меня не видит, но от этих глупых мыслей я тут же заливаюсь краской. Вчера в дурмане вечеринки он много меня обнимал, и это казалось правильным. А сегодня, когда за окном серое октябрьское утро, я уже ни в чем не уверена. Может, он вообще был пьян? Хотя я этого не заметила. А я, поверьте, умею определять степень опьянения. Как заправская ищейка, отслеживаю запахи, изменения в голосе, в чертах лица. Мне самой это отвратительно, но все же предпочитаю думать об этом, как о своей сверхспособности. Супермен летает, Халк невероятно сильный, а Милана Кицаева умеет выкупать, пил человек или нет. Не так уж плохо, а?
Яичница шкворчит, чайник закипает, вся кухня дышит утренним уютом. Впервые по-настоящему внимательным взглядом окидываю помещение. Очень скромно. Очень чисто. Как-то по-домашнему. Наверное, у Тима хорошая семья. Хотя – как я могу судить по одной кухне? Я – намного больше, чем мои шрамы на спине. А Бус – намного больше, чем эта кухня.
Чутко улавливаю за дверью шаги и надеюсь, что это Кир, конечно. Но в кухню заходит Малой, сонно щурится и ерошит кудрявые волосы.
Смешно принюхивается:
– Ты что, завтрак готовишь?
– Ну да. Доброе утро.
– Доброе. Лана, ты просто топ. Там готово уже? Может, пацанов разбудить?
– Подожди, – вдруг выпаливаю я.
– А?
– Антон…
– О боже, ну зачем полным именем, сразу хочется сбежать.
Я сбиваюсь и смеюсь. Он тоже.
– Ладно. Малой. Тох, как тебе, блин, комфортно. Просто хотела узнать, между нами все в порядке?
– А почему не должно быть? – он изображает непонимание, но я чувствую фальшь.
– Слушай, я не хочу душить тебя разговором. Просто у меня никогда не было друзей, – вдруг выдаю то, что не собиралась, – и мне важно, чтобы в наших отношениях все было нормально.
Тогда кукленок улыбается. Снова проводит по кудрям ладонью:
– Честное слово, все в порядке. Был сложный момент, мы его обсудили и больше к этому не возвращаемся.
– Никаких обид?
– Никаких. Ты классная, и я счастлив дружить с тобой.
– Хорошо, – я киваю, сцепляя перед собой пальцы.
Тоха тоже кивает, выходит из кухни, но потом возвращается, двигаясь спиной вперед:
– И если у кого-то из моих друзей будут с тобой более близкие отношения, я тоже буду счастлив. Поняла, Мальвина?
– Поняла.
– Кайф. Я пойду будить пацанов, приму удар на себя. Доставай тарелки, надо будет задобрить их готовым завтраком.
Я начинаю бездумно метаться по кухне, прокручивая в голове наш диалог. Трогаю чайник, не могу понять, нужно ли кипятить его снова. Нахожу чай, но не вижу кофе. А если кто-то захочет кофе? Мне самой лучше воздержаться, сердце и так шарашит на максималках.
Заставляю себя успокоиться. Как всегда, давлю эмоции вниз и внутрь. Складываю.
Когда на кухню заходит Бус, у меня почти все готово. Он протягивает мне зубную щетку. Розовую.
– Что это?
– Мама в стоматологии подрабатывает, вечно тащит оттуда всякую ерунду. Ну, не ворует, конечно, – он смущается, – ей отдают. Короче, у пацанов уже есть свои щетки тут, а эта давно лежит.
Я медленно протягиваю руку. И продолжаю изучать зубную щетку, даже когда Тимур выходит из кухни. Одержимо собираю подтверждения, что они правда меня признали, что относятся искренне. И вот у меня в руке – самый весомый аргумент. У меня и правда есть друзья. Целых четыре, и они все потрясающие.
Иду в ванную и снова теряю дар речи. На полочке стоит чей-то телефон, где включен мультик. В нем кролик обстоятельно и просто объясняет, как надо чистить зубы. Адская четверка внимает ему с удивительным вниманием.
– О, малая, – неразборчиво говорит Белый, – присоединяйся.
И впятером мы чистим зубы под идиотский мультик, то и дело хохочем, отчего на стекло разлетаются брызги зубной пасты.
Заканчиваю раньше всех и под вопли: «Кролик будет тобой недоволен!» бегу на кухню. Там раскладываю еду по тарелкам.
– Ого, – говорит Кир, когда заходит.
У него с подбородка капает вода на голую грудь. Что, нельзя было одеться? Он ведь уже умылся.
Старательно отвожу от него взгляд и снова трогаю чайник, обжигая руку.
– Кому чай, кому кофе?
Принимая заказы, занимаюсь кружками. Лишь бы не смотреть туда, куда не нужно. Нормально вообще, что у одиннадцатиклассника такое тело? Он что, ходит к репетитору не по физике, а по фитнес-бикини?!
Когда все готово, сажусь на подоконник, только бы держаться подальше от того, что может сдетонировать. Парни едят, а я потягиваю чай, вкуса которого даже не чувствую.
– Мальвина, очень вкусно!
– Лана, спасибо, идеальный завтрак после тусовки.
Я отрешенно улыбаюсь.
Разгильдеев тоже говорит какие-то слова благодарности, скидывает тарелку в раковину и подходит ко мне.
Весь мир сужается до крошечной точки на его голой груди. Какая-то подвеска на серебряной цепочке. Небольшая и круглая. Кажется, там что-то написано, но я не могу разобрать. Сглатываю и поднимаю взгляд. Как раз в тот момент, когда он снова меня благодарит и касается губами моей щеки. Дергаюсь всем телом. Да что со мной? Мы же всю ночь спали в обнимку.