– Ты мне веришь?
Я сглатываю. И вместо ответа срываюсь с места и влетаю ему в грудь. Прижимаюсь так тесно, как будто хочу залезть внутрь него, свернуться за ребрами, заполнить все собой. Привстаю на цыпочки и сама тянусь к его губам. Еще раз отмечаю, как они изогнуты уголками вверх, в вечной улыбке этому миру.
Кир наклоняется и целует меня. Наконец-то. Разлетаюсь на сотни маленьких частиц и собираюсь снова в совершенно другого человека. Его руки сжимают мою талию почти до боли. Мне нравится. Помогает понять, что это не сон. Он целует очень нежно, почти невесомо, как будто сдерживается. А мне это не надо. К черту. Хочу понять всю силу его эмоций. Обнимаю его за шею, прижимаюсь еще сильнее, почти умоляя быть со мной честнее. Я этого никогда не делала, но все равно первой раскрываю его губы и скольжу по ним языком. И у меня получается. Кир тихо стонет, толкает меня к стене и почти набрасывается на мои губы. Вот теперь я чувствую все его звериное нутро, которое тянется ко мне. Это лучше любых слов.
Хлопает входная дверь. Черт. Я знаю этот лязгающий звук. Черт!
Отталкиваю от себя Кирилла, чтобы тут же схватить за руку и потащить за собой на лестницу. Мы бежим вниз, преодолеваем три этажа, и на двенадцатом я прижимаюсь к стене, жестом показывая ему, чтобы сделал так же и молчал. Тяжело дышим. Но оба стараемся делать это как можно тише. Сердце колотится. Наверняка отец понял, что это я, и что я не одна. Или нет? Если он выглянет вниз между перил, то все равно нас не увидит. Улавливаю запах сигаретного дыма. Он покурит и уйдет. Надо только немного подождать. А вечером, я надеюсь, он будет так пьян, что уже ни о чем не спросит.
Прикрываю глаза, сосредотачиваюсь на ощущениях. Пахнет дымом и чужими квартирами. Где-то жарят мясо. Затылком ощущаю холодную стену подъезда. Моя рука – все еще в широкой ладони Кира. Чуть сжимаю пальцы, и он делает то же самое в ответ. Паника отступает. Он рядом. Все хорошо.
Отец докуривает, я отслеживаю каждый его шаркающий шаг обратно к квартире. Слышно плохо, но я же ищейка. Почти различаю, как хлопает дверь.
Только тогда открываю глаза. Мы вызываем лифт и спускаемся на первый. Мне ужасно стыдно. Гильдия и так видел очень много, наверняка все понимает. Мне даже удивительно, что после всего этого он хочет быть со мной. Проблемная, жалкая, я сама себе отвратительна.
На улице я отпускаю его руку, но он не позволяет мне этого сделать. Тянет к себе, требовательно смотрит в глаза. Сейчас спросит, почему я сбегаю и прячусь по подъездам от собственного отца. Но он говорит:
– Мы вместе?
– Что?
– Это значит, что мы теперь вместе?
В ожидании ответа достает из кармана куртки бейсболку, водружает на голову. Снова смотрит мне в глаза.
– Да.
– Хорошо, – он улыбается, и на щеке проступает ямочка.
Ну, привет, родная, ты тоже искреннее любых слов.
– Хорошо, – подтверждаю я и тоже не могу сдержать улыбки.
И мы идем гулять. Бесцельно ходим по улице и разговариваем. Пытаемся узнать друг друга лучше. Ведь, несмотря на тонны виртуальных переписок, мы впервые просто говорим, оставшись вдвоем. Держимся за руки. На улице холодно, и Кир засовывает наши ладони себе в карман. Жест меня смешит, но в то же время трогает.
– Ты всегда обуваешься у лифта?
– Да.
– Чтобы быстрее сбежать?
Я киваю, глядя под ноги. Разгильдеев тоже молчит. А потом говорит:
– Родители в разводе уже лет пять.
И я сначала не понимаю, почему он вдруг решил заговорить о себе. Обычно его очень тяжело спрашивать о личном, особенно о семье. Внезапно осознаю, что он нас уравнивает. Дает мне что-то взамен того, что сам обо мне знает.
– Отец с тех пор ни разу не пытался даже с днем рождения поздравить. Наверное, знает, что я бы говорить с ним не стал. Он нас бил. Меня и маму. И она от него ушла.
Я не знаю, что ответить. Поэтому останавливаюсь прямо посреди улицы, поворачиваю его кепку козырьком назад и целую в губы. Пытаюсь вложить в это простое взаимодействие всю свою нежность, все понимание. Стремлюсь объяснить, как мне жаль, что это с ним случилось, и что он ничем этого не заслужил.
Кир расслабляется. Принимает. Хочу верить, что понимает меня.
– Мальвина нашла своего Буратино! – раздается радостный вопль с другого конца аллеи.
– Губы не сотрите!
– Кир – красавчик! Дожал!
Это остальные трое. Идут расхлябанной походкой, орут на всю улицу, превращаясь в то самое обезьянье племя, каким я их компанию когда-то увидела. Но тогда была слишком напугана, не разглядела за подростковыми приколами добрых мальчишек. Я смеюсь. Краснею, конечно. Но чувствую себя счастливой. Снова.
Кир молчит. Прижимает меня к своему боку одной рукой. Другой поворачивает бейсболку козырьком вперед, натягивает ее ниже. Он стесняется! Поверить не могу. Непробиваемый Гильдия смутился.
– Почему Буратино, а не Пьеро? – спрашиваю, когда парни подходят к нам и заканчивают свои ритуальные пляски.
– А она мутила не с Буратино?
– Это детская сказка, она вообще ни с кем не мутила, – веселится Бус.
– Да просто Кир у нас кусок полена, поэтому, – Белый ласково треплет друга по голове.
Тот отмахивается и ворчит:
– Отвалите, а? Черти.
– Да нужен ты нам!
– Ну что, идем? – говорит Малой.
– А куда мы идем? – удивляюсь я.
Разгильдеев берет меня за руку:
– В кино. Не против?
Я только качаю головой. Конечно, я не против. Мне вообще, по большому счету, абсолютно все равно, куда идти. Когда рядом весь мой шальной квартет. А Кирилл переплетает наши пальцы. Хоть в ад – уверена, там нам тоже было бы весело.
Глава 31
В кино в этот раз я сажусь с краю. Рядом с Разгильдеевым. Все происходит как-то легко и органично, без толкотни, как в прошлый раз. Будто все точно знают, что нужно делать. Я понимаю, что Кир готов делить с друзьями мое время, но совершенно не хочет отдавать им какие-то другие вещи. Мне сложно объяснить, но я чувствую, что он пытается как-то расставить границы, при этом не разрушив ту магическую дружбу, которая связала нас пятерых в такие короткие сроки. Поэтому я просто расслабляюсь и предоставляю это ему.
Гуляем мы все вместе. На работу и с работы они провожают меня вчетвером. Но в общей компании Гильдия иногда тянет меня к себе за руку и заставляет отстать, чтобы просто поговорить о своем. А приехав на мой этаж, он всегда выходит, а парни едут вниз, как раньше. При этом я знаю, что они ждут Кирилла у подъезда. Район у нас и правда не из хороших, а их забота друг о друге настолько трогательна, что я безмерно уважаю их решение.
Когда Кир меня провожает, мы долго целуемся в подъезде. Правда, уже спустившись на один пролет ниже. Губы печет, дыхание сбивается, счастье зашкаливает. Даже общий антураж не портит впечатления. Наверное, в этом даже что-то есть. Разгильдеев говорил, что они – дворовые. Ну, а я – тем более. Для нас это все равно искренние и в чем-то даже сакральные моменты. Иногда я мечтаю, что спустя годы мы будем со смехом вспоминать, как целовались до одури в подъезде. Это же романтично, разве нет?
Самым большим испытанием для меня становится первое появление в новом статусе в школе. В понедельник перед уроком химии я шучу:
– Идем свиньей?
А сама нервно оттягиваю ворот свитшота. Цепочки на моей юбке тихо позвякивают, и я стараюсь сосредоточиться на этом. Сегодня все узнают, что мы с Киром встречаемся. Конечно, я этим горжусь. Но в то же время мне очень страшно. Это то же самое, что добровольно стать мишенью в тире.
– Идем красиво, – подмигивает Белый.
Он заходит в класс первым. Следом мы с Кириллом, взявшись за руки. За нами – Бус и Малой. Наши лица невозмутимы. Мои губы подергивает самоуверенная усмешка. Я сжимаю руку парня сильнее. Он мне отвечает. Порядок. Ничего не страшно. Повторяю про себя, как мантру.
Неосознанно я копирую походку своих мушкетеров. Уверенную, наглую, неспешную.
Все смотрят. Ну и пусть.
Ловлю себя на дурацкой девчачьей мысли, что, если подложить крутую музыку, мы выглядели бы, как персонажи фильма.
– Дуняева, что с лицом? – спрашивает Бус, вздергивая подбородок насмешливо.
А я против воли фыркаю. Я не хотела над ней смеяться, честное слово. Но Тим использует мое прозвище для Кристины, и я не могу сдержаться. Из его уст это звучит слишком комично.
Та же смотрит на нас волком. В доли секунды оценивает наши сцепленные руки и зло прищуривается. Что-то шепчет подружке Жене. Интересно, но та реагирует совсем не как раньше. Тоже устала от королевы? Никакого былого запала, никакого восторга, никакого подобострастия. Она бросает в нашу сторону какой-то болезненный взгляд. Кажется, что даже не на всех нас. На Буса. Обещаю себе подумать об этом позже.
Мы доходим до последних парт, и вдруг Разгильдеев крепко хватает меня за талию, усаживает на парту. Быстро и крепко целует в губы. Все тело обдает огненными мурашками. Следом катится смущение, посыпая солью все мои открытые раны. Я заливаюсь краской. Шепчу ему:
– Что ты делаешь?
– Сама знаешь.
И я знаю. Он заявляет свои права. Показывает свой авторитет и обозначает собственность. Мне неловко. Но понимаю, что иначе тут нельзя.
– Вы мутите? – шепчет мне Ваняев уже когда урок начинается.
– Формулировка дурацкая, но смысл верный, – так же шепотом отвечаю я.
– Ясно.
– Что тебе ясно?
– Ничего, – шикает он и листает учебник.
– Вань, нужная же страница была.
– Ты Кириллом своим занята, ты за учебником не следишь, – он выглядит рассерженным.
Я теряюсь. Отбираю учебник, возвращаю на нужный параграф, кладу на середину парты.
Ваняев поджимает губы. Не понимаю, что с ним, все же нормально у нас было.
Я даже недоуменно оборачиваюсь на Тоху, а он самодовольно улыбается:
– Я же говорил.
Отмахиваюсь и поворачиваюсь обратно. Тем более что химичка уже теряет терпение. Бьет учебником по доске и раздраженно выдает: