– Нет, Кир. Сейчас мы спустимся вниз, оденемся и пойдем к Белому. И все будет как обычно. На сегодня с меня достаточно разговоров. Обсудим это потом. Если будет что. Дунаева и так рассказала все подробности.
Жгучий стыд поднимается из желудка к горлу. Долбаная Дунаева. Наверное, мне и правда нужно было рассказать. Предупредить. Ну неужели я не знал, что она попытается достать Лану?
И совсем плохо мне становится, когда Мальвина припечатывает жестким тоном:
– Знаешь что, Кир. Странно, что ты требуешь от меня доверия и откровенности, а взамен не даешь ничего.
Она права в том, что на сегодня действительно хватит. Но я так не могу, не хочу. Ссора дурацкая, а я не могу отпустить ее сейчас, особенно понимая, как она уязвима. Вся – как проводник тока.
Догоняю Лану в два шага и ловлю руками. Спину не трогаю. Одной рукой прижимаю к себе голову, другой берусь ниже поясницы. Поначалу она вырывается, но я сильнее, мы оба это понимаем. Когда она затихает, я шепчу ей:
– Прости меня. Прости, Разноглазка. Ты сказала, что веришь мне. Так верь.
Она вся как-то обмякает в моих руках. Как будто силы разом ее покинули. Говорит бесцветным тоном:
– Хорошо, отпусти.
А когда я разжимаю объятия, она шепчет:
– Я просто устала.
И этот тон разбивает мне сердце.
Глава 34
И мы действительно спускаемся вниз, одеваемся и идем к Белому. Я пытаюсь взять Лану за руку, но она не позволяет. Мягко отстраняется и подходит к Диману. Они снова запрягают какую-то философскую беседу. Одну из миллиона, которые ведут постоянно. Приглушают голоса, настраиваются на одну волну, как будто даже сплетаются ментально. Конечно, я ее ревную. Но в случае с Белым – как-то иначе. Я иногда даже ненавижу то, как он ее понимает. Это я должен быть на его месте. Я должен быть везде, заполнять все ее сферы. Должен!
К тому моменту, когда Мальвина моет посуду, я уже на пределе, готов капать слюной на пол, как бешеная псина. Как можно быть рядом, но не сметь даже прикоснуться? Это пытка.
– Лана, – говорю тихо, когда парни уходят в комнату, – можно я тебя обниму? Пожалуйста.
Она вздыхает. Намыливает тарелку, потом тщательно споласкивает. Ставит ее на стол рядом и наконец поворачивается ко мне:
– Я не знаю.
Это не звучит как «нет», так что я резко подрываюсь с места и обездвиживаю ее объятиями.
– Я соскучился, – выдаю глухо.
А Мальвина молчит. И этим наказывает меня хуже всего. Не хочу чувствовать себя насильником, так что разжимаю руки и отпускаю ее. Обреченно спрашиваю:
– Это что, все?
– Что – все? – удивленно уточняет она.
– Ну, ты так себя ведешь, как будто это конец.
– Кир, – она улыбается, – если мы ругаемся, это не значит, что наши отношения кончились.
– Да?
Я выгляжу реально как идиот. Наверное, у меня была не самая классная модель отношений перед глазами. Да у меня вообще никакой не было. Я в этом вовсе ничего не понимаю.
– Да, – она почти смеется.
– Лана, – говорю беспомощно и чувствую, как к щекам приливает кровь.
– Выглядишь таким милым, когда краснеешь. Но не бойся, я никому не скажу. Разгильдеев Кирилл – по-прежнему суровый король. Я тебя не сдам.
– Так у нас все хорошо? – уточняю я.
– У нас все хорошо. Но я обижена. Понимаешь, что это значит?
Я провожу рукой по ее синим прядям. Залипаю на том, как переливаются ее мягкие волосы в моих пальцах. Отпускаю локон, и он подпрыгивает. Отвечаю:
– Не совсем.
Разноглазка вздыхает, как будто объясняется с отсталым. Произносит:
– Кир, мы взаимодействуем. Узнаем друг друга. Учимся общаться. Спорим. Это нормально. Мы же два разных человека, верно?
– Верно, – машинально повторяю я.
– Значит, мы неизбежно будем ссориться. Но я стараюсь говорить то, что думаю, быть с тобой честной. Мне кажется, это значительно упрощает отношения. Было бы здорово, если бы ты отвечал мне тем же.
Я молчу, потрясенный тем, как мудро и спокойно она со мной говорит. Терпеливо. Лана чуть толкает меня в грудь ладонью, и я отступаю.
– Мне действительно нужно время, чтобы остыть.
– Мне это сложно, – вдруг признаюсь я.
– Так постарайся, – отбривает она.
Я снова натужно гоняю кислород по легким. Если им не напомнить, то не сообразят, как работает этот процесс. Рядом с ней всегда так.
Засовываю руки в карманы, застываю, глядя на нее. Синие волосы, разные глаза, хрупкая фигура. Очень привлекательная девочка. Но дело ведь не в этом? Не только в этом.
– Мальвина, – выдыхаю я.
– А?
– Ты… – я внезапно сбиваюсь, – ты идеальная.
– Кир.
– Прости меня. Я дурак. Как все исправить?
Она качает головой и улыбается:
– Было бы здорово вернуться назад во времени и повести себя иначе. Но пока – просто подождать.
Мне так хочется коснуться ее, прямо умираю. Жду сигнала, когда можно будет это сделать. Но его нет. И я вибрирую сам, в одиночку. Весь трясусь, никакой возможности сладить с собой нет. Мне необходимо быть с ней рядом. Касаться, убеждаться, каждый раз заново узнавать. Делая нечеловеческое усилие над собой, я киваю, разворачиваюсь и ухожу в комнату к парням.
Сажусь в кресло и устремляю слепой взгляд в телевизор.
– Гильдия, живой? – тихо интересуется Малой.
Я огрызаюсь:
– На хрен ее одну оставили?
Как будто это они виноваты. Понимаю, что нет, но переложить ответственность, скинуть на кого-то негатив – слишком простой и привлекательный вариант.
– А что нам, до конца жизни надо было их по разным углам разводить? – хмурится Бус. – Дунаева бы ее все равно подловила.
Белый запускает руку в свои светлые волосы и безмятежно улыбается:
– Да он сам знает. Не напрягайся.
То, как он снова запросто все раскладывает, просто бесит. Поджигает и отправляет меня на околоземную орбиту. Но он прав. Я сам все знаю. И то, что я сам виноват в этой тупой ситуации, просто убивает. Подаюсь вперед и роняю лицо в ладони.
Диман произносит:
– Кир, не умирай. Мальвина – умная девочка, она правильно среагировала. Просто дай ей время. Извинись нормально. И держись подальше от Дунаевой.
– О последнем можно было не предупреждать.
– Тебя обо всем надо предупреждать. Вроде тоже не тупой, а косячишь, как ребенок. Я тебе не говорил, что надо все ей рассказать?
– Говорил, – выдавливаю еле слышно.
Белый разводит руки в стороны. Я бы подумал, что он наслаждается своей правотой, если бы его не знал. Но он, сволочь, слишком хороший для подобного.
Лана заходит в комнату, обтирая руки о джинсы. С ходу ловит мой взгляд. Ничего не могу с собой поделать. Если руками трогать нельзя, то про глаза речи не было.
Она смущается и переключает внимание на парней.
– Ну что, мальчишки, расскажете, как у вас дискотеки проходят?
– Я что-то пропустил? – интересуюсь хмуро.
– Пропустил, – хмыкает Тоха, – дискач объявили новогодний, через две недели, в пятницу.
– Не боись, Мальвина, мероприятие кринжовое, но в целом прикольное. А если б ты еще пила, вообще было бы весело.
– Ага, – фыркает она, – как и все в этой жизни. Может, пить начать?
Малой гогочет:
– А я бы посмотрел на тебя пьяную!
Лана отвешивает ему легкий подзатыльник, но атмосфера в комнате как-то теплеет. Я снова ловлю каждое ее движение. Как несколько месяцев назад, когда еще не мог к ней прикоснуться. Ревную каждый ее жест. Как она легко усаживается на диван между Тимом и Диманом, как хлопает Тоху по колену, как смеется над их шутками. Ничего, я все исправлю.
Поэтому на следующий день караулю Мальвину на лестничной клетке с букетом цветов. Чувствую себя полным придурком. Пишу ей, чтобы она вышла. И, пока жду ее, меряю шагами лестничную клетку, не знаю, куда себя деть. Все кажется неловким. Ситуацией с Дунаевой я совсем не горжусь. Но время назад уже не отмотать. Если бы знал, даже не прикоснулся бы к ней. Я как вспомню, даже тошнота к горлу подкатывает. Дебил. Но покажите мне хоть одного парня, который отказался бы от секса, когда девушка так настойчиво себя предлагает. Я Разноглазку тогда и не знал.
Задумчиво глажу атласную ленту, которой перевязаны стебли цветов. Конечно, мой косяк не только в этом. Нужно было рассказать. Но как? Как вообще можно подойти к подобному разговору со своей девушкой? Милая, у нас все хорошо, но за мной есть пара грешков. Так?
Раздраженно выдыхаю. Хоть бы она вышла.
Слышу, как открывается и тут же закрывается входная дверь. Идет. Она никогда не шумит, не хлопает. Всегда выходит из квартиры тихо, как мышка. И я знаю, почему. Все мышцы судорогой сводит. Как же хочется ее защитить, уберечь, вытащить из этой ямы. Знать бы только, как.
– Привет, – Мальвина замирает, переводя взгляд с моего лица на цветы.
– Привет, – отзываюсь тихо, – это тебе.
Она неуловимо меняется. Щеки розовеют, губы изгибаются в улыбке. Она сцепляет пальцы и сжимает их до побелевших костяшек. Ей что, никогда не дарили цветы?
– Мне? – уточняет зачем-то.
Я улыбаюсь. Когда мама вчера предложила подарить Лане цветы, я думал, что это как-то банально. Но теперь понимаю, что она, как всегда, была права.
– Да. Прости, Мальвина, я должен был иначе себя повести. Просто я не знаю, как правильно. Но очень хочу научиться.
Подхожу ближе и осторожно обнимаю ее. Она позволяет. Я сжимаю ее крепче, а Лана испуганно бормочет:
– Кир, цветы! Не помни их.
– Плевать. Ты простила? Скажи, что да. – Срываюсь и шепчу сбивчиво: – Пожалуйста, скажи, что все хорошо.
Она тихо смеется мне в плечо:
– Все хорошо, Кир.
И от этих простых слов тугие ремни, стягивающие грудную клетку, наконец расслабляются. Все хорошо. Она со мной. Она моя. Больше никаких тупых ошибок.
Я наклоняюсь и целую ее. Пытаюсь передать всю нежность, которая у меня есть. Из всех уголков души ее собираю и отдаю. Губы такие мягкие, вкусные, просто идеальные. Их для меня создавали. Она вся только для меня. Господи, какой же приторный бред крутится в голове. Стискиваю ее талию сильнее, и Мальвина дрожит. Моя. Моя.