— Ты ведь не знала, что это такое? Иначе ты бы сразу нас исцелила… но поздно. Благословите боги ту, кто это создал! Она спасла всех нас… ценой своей жизни. И ты, девочка, тоже должна на нее молиться. Так же, как многие другие будут потом молиться на тебя… Ты ведьма, потому этот порошок навсегда лишит твою левую руку магии… но ты сможешь колдовать всеми другими частями тела, не переживай. Готова?
Облизав палец, сатир сунул его в мешочек, чтобы его облепил порошок, а потом…
Когда эта дрянь коснулась домового, он мгновенно умер, а его лицо разъело… Что происходило с моей рукой, когда под кожу и на рану сатир стал втирать этот порошок, я не могла видеть… но могла все чувствовать!!
— …gus a bheith mar chuid de, a thabhairt di fórsaí máistreás a throid dona, — спокойно пел Фавнгрив, навсегда делая меня калекой.
Эта адская песня-заклинание как будто проникала в рану на руке и расползалась там до локтя, до плеча, по нервам и жилам… Сложно описать, что я чувствовала при этом… это было похоже на то, что внутрь руки через рану проникают змеи или червяки, ползут к пальцам и плечу, вгрызаясь в мышцы и нервы, раздирая сухожилия, впитываясь в кости…
— Ghearradh mé feadh na gcéadta bliain go leor, mar sin a bheith é! — прокричал сатир и, наконец, прекратил издеваться надо мной. — Все… теперь надо залечить рану… только бы меня на это хватило!..
Дрожащими руками Фавнгриф вновь взялся за окровавленный рог и начал отпиливать от его основания круг толщиной с мою ладонь. Отпилив, он вставил круг мне в руку, осыпал какими-то сушеными травами, вновь порошком, потом запел. Голос его сильно булькал, глаза мутнели во время песни. Из груди сатира уже давно не текла кровь.
— Féin píosa de flesh maireachtála agus a bheith mar chuid de, a thabhairt di fórsaí máistreás a throid dona. Ghearradh mé feadh na gcéadta bliain go leor, mar sin a bheith é!..
Закончив петь, Фавнгриф неуклюжим движением схватил из мешка горсть порошка и высыпал ее себе в дыру на груди.
Он тут же упал замертво… эта скотина посмела умирать с улыбкой на губах.
Меня вновь захватила темнота.
— Рука…
Сквозь сон я начала чувствовать, как кто-то пытается вырвать у меня из нее все мышцы или точит нож о нервы и сухожилия… конечность дрожала и дергалась из стороны в сторону, я не могла ей управлять.
— Рука-рука… — вздохнул Дэйк, находящийся где-то рядом.
Немного придя в себя, я тут же скрючилась всем телом от судорог, которые сжали пульсирующую болью конечность.
— Аааа… ааа…
— Я не знаю, что этот скот с тобой сделал… но вряд ли ты когда-нибудь сможешь пользоваться своей рукой.
— Эээииих… чео-оорт…
— Может, отрезать ее? Если тебе интересно, как она выглядит…
— Не надо мне этого рассссказывать!!.. Не отрезай… как бы я не просила… никогда!.. Где мы?…
Навалившись всем телом на дергающуюся в судорогах конечность, я смогла немного притупить боль, идущую от нервов, которые там растягивало и рвало, судя по ощущениям.
Осмотревшись, я радостью понимаю, что рыцарь дотащил меня до какого-то постоялого двора… Чтобы я без него делала?…
— Знаешь…. - вдруг серьезно начал Дэйк.
— Ты… если хочешь сказать что-то важное… скажешь потом, ладно?… — шиплю сквозь зубы, стараясь не визжать от новых нарастающих ощущений в руке. — Я… мне ооочень… очень… очень плохо и больно!
— Потому я и хочу это сказать сейчас, Бэйр. Когда тебе плохо и больно, — вздохнул Дэйк. — Знаешь, я бы убил тебя за твою выходку. Не посмотрел бы на меч, на честь, на клятву, на то, что я наживу себе врагов еще и в Ордене… Я и искал тебя для того, чтобы убить и отомстить. Ты поставила меня между чудесным выбором: скорая смерть или жизнь в страхе. Или тебя бы прикончили в лесу, и меч потемнел, или я поперся бы в лес искать тебя и меня убил бы единорог! В любом случае мне была бы крышка по твоей милости. Мне все равно надо было идти в лес к единорогу, чтобы тебя вытаскивать из очередной ямы с дерьмом, так что я решил отыскать тебя и сразу убить, потому что из леса живым мне все равно было не выбраться… а так хоть тебя с собой прихватил бы в адские бездны…
— …А тебе не приходило в голову… что я… просто заблудилась!?… Идиот!!! — пинаю этого псевдодруга ногой.
— Слишком глупо даже для тебя… тем более мы оба знаем, что ты не заблудилась. Ты крупно меня подставила! Специально! Зная, что я у тебя как пес на поводке, ты этим воспользовалась, и это должно было стоить мне жизни! Я считал тебя своим другом, а ты так легко распорядилась мной!
— Так убей меня!!!.. Ты даже представить не можешь, как мне сейчас этого хочется!!!.. — боль в искалеченной руке была уже совсем невыносимой. Воспользовавшись предлогом ссоры, я заорала во всю глотку, стараясь хоть немного выплеснуть из себя это.
— …Но ты спасла меня. Дважды. Сначала выдала свое присутствие врагам, от которых пряталась, когда отшвырнула кентавра, мчащегося на меня. Ты начала действовать почти секунда в секунду, как только он бросился, ты даже не задумалась о том, что я могу сам справиться и тебе не надо раскрывать себя. И когда ты оттолкнула меня от единорога… Я обязан был защищать тебя и погибнуть, как живой щит, но ты этого не допустила, встав под удар за меня, пойдя на верную смерть… и став калекой в итоге.
— Что, не будешь убивать!? С чего же!? Вдруг я опять что-нибудь такое выкину!?
— Успокойся… я ни за что тебя теперь не убью и не причиню вреда, обещаю. Я сильно ошибался, когда думал, что ты способна так подставить… очень сильно. Ты готова была умереть за меня, вполне осознавая это… а я не смог тебя защитить, этот рогатый гад все же искалечил тебя. Мне жаль…
— Не вижу особо логики в твоих словах, если честно!..
— Я говорю тебе, что никто еще не рисковал из-за меня собой просто так, ради дружбы… Никто ни рискнул бы, когда имел полное право воспользоваться моим положением, подставить под удар меня, и сохранить тем самым свою жизнь…
— Я щас заплачу, ей богу!!
— Ты итак плачешь.
— Это слезы от боли!
— Ну так я все же хочу это сказать. Такого друга как ты у меня еще не было… и неизвестно, будет ли. Пока ты — лучшее, что было и есть в моей жизни.
— Как мило… Ну и почему это надо говорить именно сейчас, когда я с ума схожу от боли!?…
— Потому что скоро ты вырубишься от болевого шока и навсегда забудешь мои слова… а мне просто хочется это сказать.
IV. Поместье Сеймуров
9. Старый знакомый
Несколько дней я провела в кровати с адской болью и желанием убивать все живое. Дейк, ругая меня, того сатира и весь белый свет, ходил за мной, как за больным ребенком, потому что я не всегда могла даже встать: боль тут же швыряла меня на пол.
Чтобы я могла сдерживаться и не выть без остановки, а хотя бы что-нибудь поесть, рыцарь кормил меня обезболивающими и поил снотворным, от которых на четвертый день меня уже буквально тошнило.
Первые дни были определенно ужасны. Ничего не ныло, не гудело и не сводилось судорогами только во сне, и бодрствуя я могла прочувствовать всю прелесть этих ощущений — а бодрствовать приходилось хотя бы по шесть часов в день.
Но постепенно боль утихала, на пятый день я уже могла терпеть ее, соображать и даже говорить без обезболивающих. Тогда я, наконец, смогла рассказать рыцарю, что произошло со мной в лесу.
Он, как и я, ничего не понял о произошедшем с теми кентаврами — он никогда не слышал о бешенстве среди божьих детей, и не был уверен, возможно ли вообще такое. Насчет того порошка, который был у меня в сумке, — пока Дейк убивал единорога, а потом тащил меня из леса, ему было не до того, чтобы собирать мои вещи, выпавшие из сумки. Что это была за гадость, мы никогда так и не узнаем, к сожалению.
Все вопросы пока так и остались неразрешенными, Дейк только бесчисленное количество раз обозвал меня всеми известными ему ласковыми словами и сделал выводы о том, что никогда больше меня не послушает, что бы я не предложила.
На шестой день я почувствовала себя гораздо лучше. Проснувшись, как после долгой болезни, я поняла, как сильно хочу есть.
— Дейк! — зову рыцаря, который просто обязан быть где-то рядом.
— Не ори, я здесь! — донеслось из умывальной.
Вскоре оттуда вышел мой спутник, полностью собранный для путешествия. Вымытые волосы, почти побритое лицо, рыцарская туника, под ней кольчуга, а за спиной меч…
— Дейк, я голодная, — начинаю жалобно, надеясь отложить тот момент, когда нам придется говорить о том, почему Дейк в кольчуге.
— Встань и принеси себе что-нибудь, не маленькая, — проворчал он, завязывая себе хвост. — Хэй, что ты так на меня смотришь? У тебя же осталась одна рука!
— Если не принесешь, у тебя тоже останется только одна рука! — замечаю. — Куда ты намылился? Я не смогу даже ходить, так что мы остаемся здесь!
— Бэйр, ты уже здорово, а нам опасно сейчас сидеть на одном месте, — объяснил он. — Адольф не дремлет, он наверняка уже знает, что ты больна, и обязательно нападет на нас, если мы не заметем следы и не скроемся.
— Я даже на лошадь забраться не смогу, не то что ехать на ней! Ты издеваешься надо мной!? Хочешь, чтобы я осталась с калекой из-за придуманного змея?
— Ты преувеличиваешь, — отмахнулся от меня рыцарь, как от назойливой мухи.
— Ей невозможно управлять, она зверски болит и эта боль отдается во всем теле! — демонстрирую ему забинтованную конечность, которую достала испод одеяла здоровой рукой. — Зачем мне так измываться над собой из-за какого-то придуманного змея!?
— Гррр… Скажи мне, Бэйр, я когда-нибудь волновался зря!?
— Нет. Но у тебя относительно этого Адольфа мания преследования!
— У меня нет мании преследования! А потому ты сейчас встанешь, приведешь себя в порядок, и мы поедем в Генсенгт! Возражения не принимаются! Не нравится — оставайся здесь, только не забудь снять с меня клятву! — рявкнул он.
— Заррраза!.. — рычу, вставая с кровати. Раз он так настроен, с ним лучше не спорить. Больную руку приходится поддерживать, чтобы не болталась. — У тебя есть какой-нибудь кусок ткани, чтобы я могла зафиксировать этот кошмар на одном месте?