— Где ты его купил? — спросила Яна.
— На Арбате, вчера, когда возвращался от деда.
После второго бокала они оба расслабились, и Яна произнесла тост за геройство Егора.
— Знаешь, а ты ведь с самого детства ходил у меня в героях! — призналась она, хотя вовсе не собиралась этого говорить. Но раз уж так получилось, стала рассказывать ему о своих детских фантазиях.
— Вот удивительно! — сказал Егор. — В детстве ты думала обо мне, а как только я приехал, на нас свалились все эти неожиданные события. Сначала пропал дед, потом Маша и, наконец, картина «Бэль»!
— Картина «Бэль»? — удивилась Яна.
— Да! Мне ведь тоже хотелось бы ее отыскать! И даже очень! Это, как сказал бы сейчас дед, наш семейный долг! Только он еще не в курсе, что к ее исчезновению имеет отношение твой муж.
— Что? Что ты говоришь, Егор, почему это ваш семейный долг?
— Потому что эта картина принадлежит кисти художника Ордынцева Николая Степановича, который приходится самым что ни на есть родным прадедом моему деду по линии матери! То есть прапрапрапрадедом лично мне! И твой муж знал об этом. Дед рассказал ему о картине, и не только о ней, но и о двух других, находящихся в коллекции француженки Ла-Пюрель.
— Потрясающе! — воскликнула Яна. — Оказывается, только я ничего не знала!
Егор улыбнулся:
— Надеюсь, теперь я восполнил этот вопиющий пробел?!
— И не надейся! Теперь ты должен рассказать мне все, что знаешь сам.
— Хорошо! — согласился Егор. — Дед, собственно, и вызвал меня сюда из-за этих картин.
И он рассказал Яне о планах Егора Алексеевича, о предстоящей поездке в Париж.
— Да! — выслушав его, вздохнула Яна. — История интересная! И надо же такому случиться, чтобы Володя похитил именно вашу семейную реликвию! Ну просто нарочно не придумаешь! Куда ж он мог ее деть? Как ты думаешь, она когда-нибудь найдется?
Егор пожал плечами:
— Не знаю, но очень хотелось бы! — Он налил себе вина. — Давай за это выпьем!
Хмельное вино расковывало их все больше и больше, а рождающееся обоюдное чувство все настойчивей заявляло о себе. «Сейчас бы включить музыку да потанцевать с ним! Но нельзя, траур», — подумала Яна и, представив себя танцующей с Егором и даже мысленно ощутив его руки на своей талии, опустила глаза, чтобы скрыть охватившее ее желание.
А у Егора при взгляде на Яну каждый раз перехватывало дыхание, во рту пересыхало, заставляя то и дело прикладываться к бокалу с вином.
«Ну, почему? Почему! Почему? — с отчаянием задавал он себе один и тот же вопрос. — Если бы только этому ничто не мешало… Если бы… Но, увы!»
И тут, как всегда в самый неподходящий момент, издал предательский сигнал мобильник Егора позывные Флер.
«Вот уж совсем некстати, — подумал Егор, — и зачем только я его взял с собой! Дурацкая привычка! А не ответить неудобно. Как не ответить на звонок?! Перед той же Яной и неудобно!»
— Алло, Эгор! — запело в трубке нежным голосом Флер.
— Да! Привет!
Тон его был напряженным, отдающим официальностью, и Флер почувствовала это.
— Ты… Ты чем-то занят? — растерянно спросила она, явно не ожидая такого сухого приветствия.
— Нет!
— А мне показалось, что мой звонок не вовремя! Может, ты на унитазе, дорогой? — Флер засмеялась со сдерживаемой нервозностью.
Егор улыбнулся:
— Ты почти угадала!
— Что значит — почти?
— У нас с дедом канализация засорилась.
— Серьезно?
— Серьезно!
— И что же?
— В таких случаях приходят сантехники, дорогая.
— А ты им помогаешь?
— Да! В России это случается!
— Не может быть! — Флер снова засмеялась, только теперь уже свободно и от души. — Ну извини, не буду тебе мешать. Ты перезвонишь мне?
— Конечно, перезвоню, только попозже, о’кей?
— О’кей, о’кей! — весело откликнулась Флер.
«Только Флер могла поверить такой нелепой отговорке», — подумал Егор с привычной нежностью к невесте. Он отключил телефон и взглянул на Яну. Она с напряжением, которое не успела скрыть, смотрела на него.
— Что? Что такое?
Егора охватила радость: «Да ей, похоже, это совсем не безразлично!»
Яна опустила глаза:
— Это твоя невеста?
— Угу!
— Как ее зовут?
— Флер.
— Она красивая?
«Ты во сто крат лучше! — хотелось крикнуть ему, и он даже не почувствовал при этом вины перед Флер, но сказал:
— Красивая.
Без восхищения, без гордости, без теплоты, так, словно сообщил это как факт.
Яна встала. Она чувствовала, что еще минута, и уже не удастся скрыть боль, сжавшую ее сердце.
— Пойду Машку спать уложу.
— Мне уже уходить? — обреченно спросил Егор, лицо его при этом погрустнело.
«Какая же я дура!» — подумала Яна и улыбнулась, облегченно вздохнув.
— Зачем? У меня еще пирог на десерт! Я очень расстроюсь, если мои кулинарные способности останутся недооцененными!
Егор расцвел улыбкой вслед уходящей Яне, встал из-за стола и направился к полкам с книгами и фотоальбомами.
— Яна, — окликнул он ее, — я пока фотографии посмотрю, можно?
— Конечно! — ответила она.
Они расстались, когда время перевалило за полночь. Их чувства, загнанные внутрь, так и не смогли вырваться наружу.
— Пока! — сказала Яна у порога. А глаза молили — не уходи!
— Пока! — ответил Егор с таким видом, словно его посылали на закланье, — ступил за порог и тихо притворил за собой дверь.
Он медленно приблизился к своей квартире и остановился. «Что же мы делаем? — подумал он. — Что же мы делаем! Зачем заставлять себя с этим бороться? И мне, и ей? Зачем?! Что за глупости! От чувств не уйдешь! От таких чувств! — уточнил он с упором на слово «таких» и решительно направился к двери Яны. Но вдруг… Его взгляд уперся в то место, где совсем недавно стояла крышка гроба. Он увидел ее сейчас так отчетливо, словно наяву. Фиолетовую, с православным золотым крестом, обшитую черными матерчатыми воланами по краю. Егор усмехнулся. — Вот он, пункт-контроль, через который мне сегодня никак не пройти!» — сказал он и, опустив голову, побрел к себе.
А Яна смотрела в глазок, и ее сердце, только что, при приближении Егора, стремившееся вырваться наружу от счастья, медленно усмиряло свой сумасшедший стук. Передумал! Передумал!!! Она повернулась к двери спиной и, прислонившись к ней, замерла в безнадежном отчаянии.
Они не виделись и не общались четыре дня. Конечно, Яна могла бы пригласить Егора к себе под любым предлогом, если бы… Если бы она то и дело не видела перед собой его скорбно согнутую удаляющуюся от ее двери спину. И сердце стонало. Металось: позвать не позвать. Яна боялась своим поступком все испортить. «Наивная, что испортить? Да у него ко мне, может, и нет ничего!» Но сердце тут же говорило, что есть. Интуиция влюбленной женщины говорила ей, что она просто не может ошибиться.
На пятый день она не выдержала. Решила — приготовлю борщ и голубцы, позову его на обед под предлогом вечного недоедания, ведь живет один, без деда. А там! А там посмотрим…
Однако Егор пришел к ней сам, не дождавшись приглашения. Она как раз заворачивала фарш в капустные листья.
— Привет! — сказал он, сияя улыбкой.
«Надо же, как кстати! — обрадовалась Яна. — Теперь будет считаться, что на обед он сам напросился!»
— А я как раз обед приготовила, — проговорила она, — ну, почти приготовила, может, составишь мне компанию?
— А что у тебя на обед?
— Борщ и голубцы будут.
— О! Это очень заманчиво, но я хотел попросить тебя съездить со мной за дедом на твоей машине.
— Его выписывают?
— Да.
— Так, может, мы сначала привезем Егора Алексеевича, а потом все вместе и пообедаем?
— Отличная идея! — обрадовался Егор.
Яна отдала ему ключи от машины и отправила на стоянку. Сама же быстро докрутила голубцы, уложила их в кастрюлю, решив, что потушит потом, по приезде, одела Машу, привела себя в порядок и отправилась на улицу поджидать Егора.
Егор был просто в ударе. Он сыпал остроумными, подобающими случаю шутками — то милиционера осмеет, то отпустит тонкое замечание в адрес лоховатого водителя, то, в пробке, уставится на какую-нибудь дамочку за рулем и в саркастическо-добродушной манере начнет сравнивать ее с мнимыми достоинствами рулевого управления. Одним словом, у Яны от смеха всю дорогу не закрывался рот, и она даже попросила его умерить юмористический запал, все-таки надо следить за дорогой.
Егор Алексеевич встретил их сияющей улыбкой.
— Ну наконец-то! А то я уж волноваться начал, — пожаловался он.
— Волноваться? Дед, да тебе это категорически воспрещается! И потом, чего волноваться, ты же знаешь, какие пробки на дорогах!
— Как ты, Яночка? — спросил Егор Алексеевич, взглянув на Яну и протягивая руки Машеньке. — Ну, иди ко мне, моя ненаглядная, поздороваемся!
Но девочка застеснялась. Она давно уже не видела своего седовласого соседа и по-детски быстро отвыкла от него.
— Ну, Марьюшка, ты меня совсем забыла?
— Не совсем, а только чуть-чуть, — обнадежила старика Яна, — пару часов совместного общения, и все вернется на круги своя.
— А ты, я вижу, уже ничего, оправляешься, — сказал Егор Алексеевич, так и не услышав ответа на свой вопрос, как она.
«От одного оправляюсь, а другим заболеваю! — мысленно ответила ему Яна. — Эх, знали бы вы, Егор Алексеевич, какая болячка появилась в моей бедной душе в образе вашего внука!»
— А этот, мой-то, вроде осунулся за последние дни, наверное, как всегда, на сухом пайке живет, и то не досыта! — посетовал Егор Алексеевич.
— Вот тут ты как раз ошибаешься, дед! Яна меня подкармливает и сегодня пригласила нас двоих на обед.
— Ну, подкармливаю я его не часто, Егор Алексеевич, вот он и осунулся.
Она взглянула на Егора, в ответ его глаза на миг засветились любовным всполохом. Это не укрылось от умного Егорова деда. «Постойте, постойте, ребятки, это что же с вами происходит? Ох, Егорушка, Егорушка! Не за судьбой ли ты своей в Россию приехал? Ну и дела!»