Бэль, или Сказка в Париже — страница 28 из 41

— Мне, может, и не нужно, а деду необходимо! Он заявил, что ему будет только хуже, если я задержусь. Я буду тебе звонить каждый день, чтобы справиться о здоровье деда.

— Конечно, звони. И непременно каждый день! — засмеялась Яна.

Ах, как ей хотелось сказать ему про Париж! Но она никак не могла решиться, и прежде всего потому, что не знала, как он на это отреагирует. Ведь сообщи она ему о поездке, он тут же догадается, что отправляется она туда из-за него! А вдруг в его глазах она прочтет нежелание. Или того хуже — безразличие, смешанное с легким удивлением. Даже испуг… Ведь ее поездка предполагает их сближение, а он может испугаться, и прежде всего из-за своей невесты, вернее, из-за своего отношения к невесте после их близости! «Близости?! Близости!!! Ну… размечталась!» — «Да, размечталась!» — с вызовом кому-то невидимому, ставящему ей запрет на такие мечты, сказала Яна. — «А что?» — «Да ничего! Пока. Ровным счетом, ничего», — не преминуло ответить невидимое. — «А если даже допустить, что он обрадуется, но виду при этом не подаст, что тогда?»

Одним словом, какая бы из этих предполагаемых ею реакций Егора не имела место, она ее не устраивала! Ну с каким, спрашивается, настроением она тогда полетит? Да если даже она хоть на йоту почувствует его замешательство, поездку придется отменить или поехать, но с ним не встречаться! Ах! Что это будет за поездка? И зачем тогда она ей нужна?! Нет, пусть он лучше ничего пока не знает. Она поставит его перед фактом в Париже! Его и себя! Его перед фактом своего появления, а себя — перед фактом невозможности отменить поездку. Одним словом, сделает так, что им обоим уже некуда будет деваться. Сочинит какую-нибудь глупую, банальную версию про случайно выпавшую на ее долю путевку или что-то в этом роде, а там уж как получится! Егор, конечно, все равно обо всем догадается, но! Но тогда она уже будет в Париже! Да! Так лучше!

Они прошлись по скверу, предоставив Маше возможность поиграть в песочнице с двумя подругами, родительницы которых сидели немного поодаль на скамейке.

— Ты знаешь, а я вчера была у следователя Комарькова, — сказала Яна. — Он говорит, следствие почти закончено. Они раскрутили Ирину, и ее шайка-лейка была взята.

— Шайка все-таки ее?

— Да, как ты и предполагал. Дело в том, что она задолжала крупную сумму одному типу, да не простому типу, а криминальному авторитету, некому Шакиру. Оказывается, раньше Ирина занималась каким-то криминальным бизнесом. И вот однажды деньги, предназначавшиеся якобы иностранному инвестору, исчезли, хотя и были ею переведены. Скорее всего, партнеры сами же ее и подставили, если проводить аналогию с историей Гриши. А там как знать! В общем, этот Шакир востребовал с Ирины должок, и она решила выйти из положения с помощью Гриши и Володи.

Они еще немного погуляли, покатали Машу на качелях и направились к дому. Егор взял на руки не желающую идти ножками девочку и донес ее до самого лифта, однако она, намертво вцепившись в него, и тут не пожелала идти сама. Яна принялась было ее стыдить, но Маша, интуитивно чувствуя поддержку Егора, уткнулась лицом ему в грудь и бессовестно, с вызовом, заткнула пальчиками уши, заставив взрослых переглянуться.

— Я точно так же затыкаю уши и отворачиваюсь от нее, когда она начинает капризничать, — сказала Яна.

— Ну что ж, тогда ее можно назвать чудом дрессировки! — засмеялся Егор.

Они подошли к двери.

— Машунь, если ты сейчас же не пойдешь ножками, бабушка будет сердиться, — понизив голос до шепота, как в сказке-страшилке, сказала Яна. И Маша немедленно очутилась на ногах.

— Похоже, бабушка для нее большой авторитет?! — удивился Егор.

— Похоже на то! — усмехнулась Яна и позвонила в дверь.

ГЛАВА 20

Июльское полуденное солнце палило так нестерпимо, что даже вершины гор, охваченные его чрезмерно горячей лаской, казались расплавленными, вязкотекучими и оттого блестящими. На фоне голубого небесного купола они выглядели как зеркальные валуны. Зной, потоками исходивший от этих разомлевших гор, нес запахи цветущей горной растительности, распространял их повсюду, обволакивая все живое. В этот полуденный час мир был охвачен пленительно ленивой истомой, зверье забилось в норы и каменистые ущелья, а птицы — под редкую поникшую листву деревьев. Однако путникам, которых эта жара застала на широкой предгорной равнине, ведущей к монастырю, укрыться было негде, и они, уже порядком измученные, увидев наконец конечную цель своего многодневного похода, из последних сил ускорили шаги. Николая Степановича сопровождали в Тибет три человека — его зять Вячеслав Дмитриевич Уваров, Павел Андреевич Ратников и его тибетский друг Ку-Льюн, и когда они, превозмогая нестерпимую усталость, приблизились наконец к подножию монастыря, навстречу им вышел сам Великий Лама со свитой.

Мудрый монастырский настоятель тепло поздоровался со своим племянником Ку-Льюном и Павлом Андреевичем Ратниковым, познакомился с Вячеславом Дмитриевичем и Николаем Степановичем и пригласил прибывших гостей пройти в монастырь.

Лишь только они оказались в пределах затененной монастырской обители, как Николаю Степановичу показалось, что жизнь все еще существует и она вместе с прохладой, веющей от монастырских стен, снова вернулась в его истерзанное жарой тело.

Разомлевших путников сначала разместили в небольшом общем зале, предоставив им возможность пристроиться на невысоких топчанах и отдохнуть после тяжелого пути. Затем Великий Лама, которого звали Сю-Алым, пожелав им приятного отдыха, удалился вместе со своим племянником. Оставшись одни, путники сбросили с себя липкую, насквозь пропитанную потом одежду и, не найдя в себе сил даже на разговоры, прилегли на циновки, а потом незаметно уснули.

…Запах жареного риса и каких-то неизвестных душистых пряностей заставил Николая Степановича почувствовать голод и проснуться. Он повернул голову и увидел рядом с собой спящего зятя. Топчан, на который вместе с ними прилег Павел Андреевич Ратников, был пуст.

«Сколько же мы проспали? — спросил себя Николай Степанович и извлек из кармана жилета, лежащего на полу, свои серебряные часы. — Семь часов! Да, отдохнули на славу!»

— Вячеслав! — окликнул он зятя. — Просыпайся!

Вячеслав Дмитриевич тотчас открыл глаза.

— Что случилось? — спросил он настороженно, привыкший за время их нелегкого пути к любым неожиданностям.

— Ничего! — успокоил его Николай Степанович. — Я просто подумал, что мы уже предостаточно отдохнули и далее спать неприлично.

В этот момент вернулся Павел Андреевич.

— Проснулись? Вот и славно! А теперь, господа, предлагаю вам принять природную ванну.

— С удовольствием! — воскликнул Вячеслав Дмитриевич.

— А вот это как получится, дорогой друг! — усмехнулся Ратников.

— Почему?

Поручик загадочно улыбнулся:

— Пошли! Сам увидишь.

Он помог Николаю Степановичу подняться с постели.

— Вот ваша трость, — сказал он, — а впрочем, можете опереться на меня, тут совсем недалеко.

— Не беспокойтесь, Павел Андреевич, я уж как-нибудь с помощью трости доберусь, — ответил Николай Степанович.

Ратников провел их в маленькое помещение с низким, в высоту человеческого роста, потолком. Затем они еще некоторое время шли по узкому темному лабиринту коридоров и очутились наконец на лоне природы, где их встретило потрясающее по красоте зрелище.

Сощурившись от яркого света после темного монастырского коридора, наши путешественники увидели прямо перед собой голубую водную гладь, которая под дуновением едва уловимого легкого ветерка переливалась золотистыми бликами под мягким светом предзакатных солнечных лучей. Это было озерцо, образованное когда-то в небольшом кратере и пополняемое свежими горными потоками, приносимыми сюда водными тропами от большого, щедрого каскадного водопада, шумящего вдалеке. Цветущие, благоухающие ароматами травы и невысокие ветвящиеся деревца сплошь покрывали пологие берега этого озера, а немного поодаль от него располагалась ровная каменистая площадка довольно внушительных размеров, которая совершенно не вписывалась в этот изумительный зеленый ландшафт.

— Ну, как вам тут? — гордо вскинув голову, спросил Павел Андреевич, заметив восхищенные взгляды своих спутников.

— Превосходно, просто превосходно! — ответил на это изумленный Вячеслав Дмитриевич. — Красота такая, что глаз не отведешь! Мне просто не терпится поскорее искупаться в этом прекрасном озере.

И Вячеслав Дмитриевич принялся торопливо сбрасывать с себя одежду.

— Не спеши, друг мой! — упредил его Ратников. — Вода здесь холодная и для неподготовленного человека может оказаться совсем неподходящей, так что сначала я сам ее опробую, хотя уверен, скоро даже Николай Степанович будет купаться только в этом озере, точно так же, как и я.

И он, моментально раздевшись, нырнул с головой в воду, оставив на обозрение своим друзьям неровные возмущенные круги, расходящиеся в разные стороны.

Поплавав около трех минут, Ратников вылез из воды.

— Уже отвык! — разочарованно сказал он. — Мышцы заходятся от холода. Да, друзья мои, тренировка — великое дело! Ну так что, Вячеслав, ты, по-моему, хотел получить удовольствие? Воду я опробовал и, как видишь, остался жив!

— После всех своих предостережений ты все же предлагаешь мне искупаться?

— Да! Хочу посмотреть, получишь ли ты удовольствие!

— Ну что ж, придется предоставить тебе такую возможность, — ответил Вячеслав Дмитриевич и шагнул к воде.

Его купание длилось не долго — едва опустившись в воду, он выскочил с возмущенными криками в адрес друга.

— Я же предупреждал, что удовольствия может не получиться! — засмеялся Павел Андреевич.

— А что же мне прикажете делать, Павел Андреевич? — разочарованно спросил поручика Николай Степанович.

— Не волнуйтесь, для вас, впрочем, так же как и для Вячеслава, приготовлен прогретый на солнце чан. Он специально предназначен для новичков, не привыкших к холодной воде. Сейчас мы зайдем вот за этот выступ, там он нас и дожидается. — Павел Андреевич указал рукой в сторону невысокой скалы, расположенной справа от них.