Операция по похищению картин была завершена самым наиудачнейшим образом, но Софья не находила себе места, видя чудовищное состояние отца, и, как вскоре выяснилось, ее переживания не ограничивались только беспокойством об отце! Когда картины попали в руки Павла Андреевича, в их с Софьей отношениях все стало меняться. Возлюбленный Софьи сначала исчез, заставив ее терзаться в мучительном ожидании. И только спустя три недели ограничился весточкой, переданной ей инкогнито, в которой сообщалось, что в его планах по передаче картин произошли непредвиденные изменения, связанные с его долгим отсутствием. Затем он нагрянул к ним в дом и утешил Софью обещанием, что уже в скором времени отправится в Англию, в предместье Лондона, чтобы подобрать дом. А пока обещал привезти обручальное кольцо, как залог своей любви. Но кольцо все как-то не покупалось, поездка в Англию откладывалась под тем предлогом, что Павел Андреевич получил лишь часть денег за картины, для покупки дома этого недостаточно, а сам возлюбленный все реже и реже наведывался в Москву. Его любовный пыл явно стал убывать, и это наводило Софью на мысль о том, что вся его любовь к ней была мнимой. Однако она всякий раз убеждала себя в обратном, вспоминая счастливые минуты любви. И так продолжалось около трех месяцев, пока Софья однажды случайно не узнала об истинном положении вещей.
Это случилось в день рождения Николая Степановича, в его шестидесятилетие. По такому случаю было решено устроить бал. Павел Андреевич и его тибетский друг конечно же были приглашены. Правда, в Москве находился пока только один Павел Андреевич, а Ку-Льюн должен был вернуться из Парижа как раз в день означенного торжества. Павел Андреевич приехал вовремя и сообщил, что его друг явится немного позже, ибо он только что прибыл в Москву и ему нужно привести себя в порядок. Ку-Льюна особенно ждал Вячеслав Дмитриевич. Ввиду катастрофически ухудшающегося здоровья тестя он надеялся, что Ку-Льюн сможет осмотреть Николая Степановича, побеседовать с ним и порекомендовать эффективное лечение. Ведь, что ни говори, он был племянником великого Сю-Алыма и ему были известны многие методы тибетского целительства.
Встретившись с Софьей, которая не видела своего возлюбленного уже более полутора месяцев, Ратников нежно пожал ей руку и в очередной раз попросил прощения за то, что осуществление их плана откладывается. Софья же, сердце которой затрепетало при одном только его прикосновении, ничего ему на это не ответила, не упрекнула, не показала вида, что обиделась. Она просто-напросто боялась потерять остатки надежды, которой только и жила в последнее время. Странная все-таки вещь — самообман! Если удается победить даже неопровержимые доводы разума и лишить человека способности управлять своей волей.
За ужином Софья с придыханием следила за каждым жестом П.А., благо, что в этот раз рядом не было мужа. Он находился на лечении в Кисловодске и не мог помешать. В самый разгар ужина прибыл Ку-Льюн. Софья была поражена тем, как изменилось лицо ее возлюбленного, лишь только он увидел тибетского друга. Щеки П.А. вспыхнули румянцем, в глазах появился блеск. Подобный блеск никак не мог вспыхнуть в глазах мужчины при виде другого мужчины, пусть даже и самого преданного, надежного друга. Такой взгляд, по мнению Софьи, мог быть предназначен только женщине, причем горячо любимой! Ах! Да что ж это такое?! Софья услышала тревожные удары своего сердца, интуитивно почуяв неладное. Она пыталась прогнать одолевающую ее тревогу, но вдруг ощутила, будто между этими двумя промелькнуло нечто, направленное против нее. Возникло такое чувство, что она — третий лишний, ибо их объединяло нечто не принадлежащее ей. «Фу! Какая чушь! — упрямо сказала она себе. — Ну если бы это была женщина, тогда понятно! Нет, нет! Он просто слишком сильно привязан к Ку-Льюну как к другу, и может быть, даже чересчур! — принялась она всячески убеждать себя, стараясь погасить возникшее помимо ее воли подозрение. — Я просто ревную его к этому Ку-Льюну, как всякая любящая женщина ревнует своего возлюбленного к его друзьям, к службе, к общению со всякими другими людьми, к солнцу, к небу и вообще ко всему на свете, что отнимает у него время для общения с ней!» — вынесла она оправдание гамме своих тревожных, мечущихся чувств и постаралась успокоиться.
Ку-Льюн подошел к столу и уселся на предложенное Вячеславом Дмитриевичем свободное место, после чего, наполнив бокал, произнес тост в честь именинника.
— Николай Степанович, дорогой! Позвольте выпить за ваше здоровье, за ваше неиссякаемое творчество, а также за ваш превосходный дом и за всех, кто теперь здесь находится!
…Бал был в самом разгаре, а Павел Андреевич еще ни разу не пригласил Софью на танец. Он то и дело с кем-то разговаривал. Сначала, довольно долго, с Ку-Льюном, потом с Николаем Степановичем, потом с Еленой и Вячеславом Дмитриевичем, потом снова с Ку-Льюном. Софье же ничего не оставалось, как ловить его нечаянно брошенный в ее сторону взгляд и делать при этом свой взгляд как можно более призывным. Елена через некоторое время подошла к ней и осыпала упреками.
— Соня! Да ты с ума сошла! — сказала она сестре как можно тише. — Отведи, наконец, от него глаза!
— С какой это стати? — с вызовом спросила Софья.
— Но ведь заметно же! Мне кажется, ты смотришь на него до того неосторожно, что это видят все окружающие!
— Это можешь видеть только ты, потому что знаешь, в чем дело! Ах! И зачем я тебе об этом рассказала! Ты ведь теперь замучаешь меня своими замечаниями!
— Дело совсем не в этом, Соня! Я бы заметила твое к нему пристрастие независимо от того, знаю об этом или нет. Во всяком случае, на сегодняшнем балу точно заметила бы! Ты же просто пожираешь его глазами!
— Ну и пусть! — упрямо ответила Софья.
В этот момент Елену позвал Вячеслав Дмитриевич.
— Сейчас иду! — воскликнула Елена и ответно махнула ему рукой. — Соня, я все же прошу тебя, будь сдержанной! — сказала она сестре напоследок. — По-моему, и Вячеслав Дмитриевич обратил внимание на твои взгляды.
«По-твоему! — возмутилась в душе Софья. — Так я и поверила! Ты просто не знаешь, как меня заставить отказаться от этого, и придумываешь всякую ерунду! Да твоему мужу только и дел на сегодняшнем балу, что следить за пылкими взглядами свояченицы!»
И Софью одолела жгучая злоба на сестру. Эта злоба, предназначенная совсем другому, которого Софья никак не желала признавать источником своего озлобления, нашла объект, давший возможность выплеснуться. Софья сорвалась с места и направилась было вслед за Еленой, чтобы ее отчитать. Правда, за что, она еще и сама не знала, но ей так захотелось сказать сестре что-то обидное, уязвить ее, сделать такой же несчастной, как и сама она в этот момент. Однако случая выпустить пар не представилось. Елена разговаривала с мужем и его друзьями.
— Ладно, потом! — с желчной угрозой пробормотала Софья.
Павел Андреевич в это время танцевал с пожилой седовласой дамой, Малюковой Тамарой Федоровной.
«Ну наконец-то дело дошло и до танцев!» — с облегчением подумала Софья, надеясь, что следующий танец П.А. непременно подарит ей. На какое-то время ее отвлекли вопросы гостей:
— Как дела, Софи?
— Как Алексей Спиридонович? Давно ли писал из Кисловодска?
— Какова теперь погода на юге?
Когда кончилась музыка, она увидела, что Павел Андреевич услужливо вел Малюкову к креслам. Софья хотела направиться в его сторону, рассчитывая перехватить и напроситься таким образом на следующий танец, однако Павел Андреевич, усадив дородную даму на место, направился к выходу, даже не обернувшись. Софья занервничала и решила последовать за ним, но в это время заиграла музыка, и ее пригласил на вальс их сосед князь Волошин.
«Фу-ты!» — раздраженно подумала Софья, но, присев в легком реверансе, положила руку на плечи своему немолодому уже кавалеру.
— Софья Николаевна, чем вы так озабочены? — спросил Волошин.
— Да бог с вами, Андрей Петрович! С чего вы взяли?
— А с того, дорогая моя, что думаете вы сейчас никак не о вальсе!
— Почему?
— Стреляете глазами по сторонам, кого-то все время выискиваете — это раз!
— А два? — усмехнулась Софья.
— Вы наступили мне на ногу, чего с вами прежде никогда не бывало.
— Правда?
— Вот, вот! И даже не заметили! И три, Софья Николаевна! — Князь умолк на короткий миг.
— Ба! Еще и три имеется?!
— Имеется! Вы очень напряжены!
— И как же вы это определили, Андрей Петрович?
— Странный вопрос, Софья Николаевна! Странный вопрос!
— Ладно, сдаюсь! — нервно засмеялась Софья. — Я и впрямь озабочена.
— Чем же?
— Хлопоты, Андрей Петрович, хлопоты! А вообще, вы слишком любопытны и к тому же нетактичны, раз решились сказать даме, что она наступила вам на ногу. Ну не заметила она, так и ладно! Чего ж ей на это указывать?
— А я пошутил, Софья Николаевна!
— Что?
— Пошутил. Вы не наступали мне на ногу. И это обстоятельство еще больше подтверждает мои предположения, что вы чем-то очень озабочены, а может, и кем-то!
— Уж не вами, это точно! — ехидно ответила Софья.
После окончания вальса она увидела, что Павла Андреевича в зале нет, и отправилась на поиски. Проходя одну из комнат, где курили мужчины, громко спросила:
— Вы не видели Ратникова? Папа хотел с ним поговорить и велел мне его отыскать! — солгала она, чтобы оправдать свое любопытство.
— Да он только что был здесь, — ответил кто-то.
— Он со своим другом только что был в саду, — сказал вошедший в комнату гость Алексей Малюков.
Софья поблагодарила его и, не раздумывая, направилась к выходу.
«Мне надо с ним поговорить! — твердо решила она. — Я скажу ему, чтобы он сейчас же отправил Ку-Льюна в дом и остался со мной наедине».
Не успела она сделать и несколько шагов по дорожке сада, как ее заставил остановиться возбужденный голос Павла Андреевича.
— Хорошо, хорошо! Давай уедем отсюда сейчас же! — страстно полушептал он. — Я тоже ужасно по тебе соскучился! Только почему в твою гостиницу, а не ко мне?