— На пути из Святой Земли,
На дороге из Вальсингама,
Не повстречал ли ты ту,
Которая дорога мне?
— Много девушек мне встречалось:
Шли туда и оттуда,
И какая из них твоя,
Теперь угадать мне трудно.
— Она не светла, не темна,
Но как небеса прекрасна,
В красоте и ангелам с ней
Состязаться, увы, напрасно.
— О, я встретил светлую деву —
Словно ангел Господа Бога:
Как нимфа или царевна
Стояла она у порога.
— Ушла и меня одного,
Как незнакомца, оставила,
А когда-то души во мне
Эта дева не чаяла.
— Отчего же она решила
Оставить тебя одного,
Если больше в целой Вселенной
Не любила так никого?
— Я любил ее молодым,
Но старость ко мне грядет.
Любовь не яблоня на ветру
И не упавший плод.
(Перевод А. Шараповой)
Надо сказать, что поэт, совершивший паломничество в Вальсингам к средневековой святой покровительнице влюбленных Марии Египетской, всю свою жизнь обожал одну женщину, и теперь он стар. А она не постарела. Почему? Потому что он писал скорее о Богине, чем о земной женщине. Или возьмем Уайетта:
Они бегут меня, но ведь я помню
В моем покое ножки их босые…
Он пишет: "Они бегут меня", — а не: "Она бежит меня". Потому что имеет в виду тех женщин, которые одна за другой были освещены для Уайетта лунным лучом, повелевавшим его любовью — как Анна Болейн, впоследствии несчастная жена Генриха VIII.
Пророк типа Моисея, или Иоанна Крестителя, или Мохаммеда, вещая именем мужского божества, говорит: "Так сказал Бог!" Я не пророк Белой Богини и никогда не посмею произнести: "Так говорит Богиня!" Но с тех пор, как на свете появилась поэзия, поклоняющиеся Музе поэты обычно с любовью говорят: "Во всей Вселенной нет никого выше Тройственной Богини!"