На «Секундасе» находилось одно револьверное орудие и 2 тяжелых пулемета; на каждом из буксиров – по 2 легких пулемета.
По приближении к Вальтерсгофской кирке отряд Баллода подал нам сигнал, которого мы не поняли. Мы попали под артиллерийский обстрел. С Вальтерсгофской пристани, с колокольни кирки и с дюн направо нас встретили пулеметным и ружейным огнем. Мы открыли встречный огонь из револьверных орудий и пулеметов. Огонь продолжался 35 минут, причем «Кондор» и 2 буксира приблизились к линии красных, стреляя из 6 тяжелых пулеметов и револьверных орудий; «Секундас» же направил свой орудийный огонь на неприятельскую батарею у Вальтерсгофа.
В 10.55 огонь временно был приостановлен, но вскоре флотилия вновь открыла стрельбу.
Наконец красные перестали отвечать.
Мост между озером Бабит и рекою был нами сожжен. Работавший на колокольне пулемет мы заставили замолчать. В это время мы услышали крики «Ура!» наступавших войск Баллода. Флотилия двинулась вперед, очищая берега от отступавших красноармейцев.
Барон Н. БудбергШтаб добровольческого корпуса светлейшего князя Ливена летом 1919 года в Митаве66
Мы все прекрасно знаем, что без штаба, то есть без той командной точки, которая собирает, направляет и руководит, ни одно войсковое соединение, как бы мало оно ни было, обойтись не может. Особенно это становится ясным, когда на эту командную точку возлагается еще работа по вербовке, организации, формированию и т. д. Полагаю, что для офицера, прокомандовавшего всю Великую войну ротой на фронте, рассказать и о своей короткой службе в штабе не будет зазорно.
Говоря о действиях своего отряда, светлейший князь Анатолий Айвен весьма подробно описывает не только чисто военные его действия, но и политическую обстановку, создавшуюся после капитуляции Германии, в год полного разгара борьбы добровольческих армий и отрядов с красными. Он разбирает поведение союзников и объясняет свои личные взгляды на положение, создавшееся в бывших прибалтийских губерниях. О штабе своего отряда, теперь корпуса, он пишет только мимоходом. И на самом деле этот штаб, по обстоятельствам от него не зависевшим, не имел, к сожалению, возможности полностью исполнять свою задачу. Автор, как один из ближайших в то время сотрудников светлейшего князя и как один из чинов штаба, хотел бы поделиться со своими читателями некоторыми моментами из жизни штаба и дать по возможности подробную картину его организации, бытия и действий в городе Митаве, а также конца его существования в Нарве.
После взятия 22 мая 1919 года белыми частями ландесвера, Отрядом светлейшего князя Айвена и латышскими национальными соединениями города Риги наплыв добровольцев в русский отряд был весьма большой. Стало необходимым развертываться, создавать новые группировки, образовывать боевые соединения. 24 мая, в бою у «Белых Озер» вблизи Риги князь был тяжело ранен.
По приходе в Ригу отряд не принимал прямого участия в Венденских боях ландесвера с эстонцами и вскоре был переведен в район города Митавы. Уезжая туда же, автор в поезде узнал о готовящемся разворачивании отряда в корпус и о своем назначении на должность старшего адъютанта по строевой части.
В Митаву стали прибывать, главным образом из Германии, отдельные бывшие военнопленные, небольшие группы офицеров и солдат, а также целыми частями более или менее сплоченные соединения. В течение июня и июля прибыли: «Отряд имени генерала графа Келлера», под командой Бермондта, отряд полковника Вырголича, а также так называемый Тульский отряд. Все эти отдельные вновь прибывшие части сразу же подчинились светлейшему князю Ливену. Были образованы три дивизии: дивизия светлейшего князя Ливена, дивизия имени генерала графа Келлера и дивизия полковника Вырголича. Первой командовал ближайший помощник князя и организатор Русской роты, еще в 1918 году в городе Риге, капитан Дыдоров. Второй и третьей – их вышеупомянутые начальники. Эти дивизии составляли Добровольческий корпус светлейшего князя Ливена и возглавлялись одновременно созданным штабом корпуса. Штабы дивизий, как и корпуса, размещались в самой Митаве.
Штаб корпуса устроился в доме дворянства. Это был обширный особняк со многими отдельными помещениями и двумя залами в верхнем этаже. Здесь работали начальники отделов и их сотрудники, офицеры и чиновники. В первой, главной, зале стучали машинки писарей. Вторая служила парадной столовой. Обыкновенно обедали внизу, в одной из комнат. Тяжело раненный князь Ливен находился вначале в Риге, в больнице. Его замещал некоторое время полковник л. – гв. Московского полка Альфред Беккер67. Начальником штаба или, вернее, ближайшим помощником в начальной стадии работ по устройству дел был полковник Бирих, старый соратник-ливенец.
Когда штаб сорганизовался и принял на себя управление тремя дивизиями, его состав был окончательно оформлен. Ввиду некоторого желания самостоятельности и вместе с тем децентрализации со стороны Бермондта и в целях лучшей координации работы штаба корпуса со штабами дивизий, в особенности дивизии имени графа Келлера, начальником штаба корпуса был назначен вскоре полковник Чайковский68. От него, как близкого сотрудника Бермондта, корпус ожидал быстрого улучшения несколько натянутых взаимоотношений. Однако полковник Чайковский в этом смысле не оправдал связанных с ним ожиданий и вскоре покинул свой пост.
Тогда начальником штаба был назначен генерал Янов. С ним вместе прибыл капитан Афанасьев, офицер одного из гвардейских пехотных полков. Об обоих будет речь впереди. Артиллерийскую часть возглавлял полковник гвардейской артиллерии Беляев, судебную – полковник Энглер, инженерную – полковник Ионас, интендантскую – полковник Колошкевич, всей санитарной частью руководил доктор Стороженко. Дело передвижения было сосредоточено в руках действительного статского советника Зеля, ранее бывшего начальником Либаво-Роменской железной дороги. Контрразведка была поручена капитану Шнее, служившему до революции полицмейстером города Митавы. Комендантом штаба был полковник лейб-гвардии Литовского полка барон Максимилиан Энгельгард69, его помощником полковник Прокопович70. Я сам был назначен старшим адъютантом по строевой части и подчинялся непосредственно начальнику штаба. Моими помощниками были поручик Бакке, светлейшим князем, в его записках, ошибочно названный адъютантом, поручик кавалерии Миклашевский и, несколько позже, прапорщик Низдра, сын бывшего президента Латвии, пастора Низдра. Из чиновников хорошо помню своего делопроизводителя, хотя фамилию забыл, а также Максимилиана Бека, и это главным образом потому, что впоследствии, уже в эмиграции, часто приходилось с ним встречаться и даже жить в одном городе.
Таким образом, штаб был сформирован, и оставалось только работать, исполняя директивы командира корпуса. Почему и как его желаниям, мыслям и политическим соображениям в дальнейшем не суждено было быть приведенными в исполнение, князь Ливен весьма ярко, как уже было упомянуто выше, описал сам. Мне бы хотелось в моем дальнейшем повествовании остановиться только на некоторых событиях этого времени, а также на отдельных лицах, имена которых мною уже приведены. Почти все мои тогдашние сослуживцы были старше меня по возрасту, и, вероятно, сейчас уже мало кто из них остался в живых. Нужно сказать, что все мы, имея постоянно пример нашего командира, старались сделать свою работу по возможности более продуктивной. Однако, к сожалению, это не всегда удавалось. Нельзя забывать, что сам корпус был еще далек от полной сплоченности своих частей, трех уже названных дивизий. Это чрезвычайно затрудняло нашу работу и шло вразрез с нашими, штаба корпуса, добрыми желаниями и намерениями.
Генерал Янов, возглавляя штаб, сразу же указал границы действий всех его отделов. Он был строг и требователен. Но некоторые, не совсем понятные и до конца для меня лично не ясные обстоятельства, казалось, мешали ему. Незадолго до перевода корпуса на Нарвский фронт он был сменен и его место занял полковник гвардейской артиллерии Беляев. О генерале Янове я снова услышал уже будучи в Эстонии, он как будто занимал видное место в штабе генерала Юденича. Чрезвычайно милым и симпатичным сослуживцем оказался полковник Энглер. Его дальнейшая судьба мне неизвестна, так же как и полковника Йонаса и доктора Стороженко.
Очень интересен, в своем роде, был действительный статский советник Зель. По его инициативе, если не ошибаюсь, и, во всяком случае, при его деятельном участии был разработан до мельчайших подробностей план состава и работы штаба корпуса и подкомандных дивизий. Далее планов, впрочем представляемых даже в виде прекрасно расчерченных и раскрашенных листов, мы не продвинулись уже по одному тому, что Бермондт, как и полковник Вырголич, имел свои собственные планы и расчеты.
Полковник барон Энгельгардт, как комендант штаба, а особенно своей внешностью еще сравнительно молодого гвардейского офицера, выделялся персонально. Он впоследствии остался в Митаве и перешел на службу к Бермондту, у которого видным финансовым экспертом уже состоял его старший брат барон Рудольф Энгельгардт. Этот последний умер уже после окончания Второй мировой войны в восточной зоне Германии под другой фамилией в одном доме для престарелых. Полковника же Энгельгардта, моего родственника, я застал в 1948 году вблизи моего местожительства в городе Детмольт-Липпе, в Вестфалии. Он имел издательство книг и занимался распространением печатной литературы. Он умер в пятидесятых годах. Его милейшая супруга, родственница братьев Солоневич, здравствует, насколько знаю, и поныне.
Помощник коменданта полковник Прокопович был человеком весьма нервным. По-видимому, он был сильно контужен и лицо его всегда передергивало. Когда мы переезжали на Северо-Западный фронт, он был назначен комендантом штаба, но вскоре, по расформировании в Нарве, был переведен на ту же должность в штаб 2-й стрелковой дивизии генерала Ярославцева71. Во время осеннего наступления на Петроград полковника Прокоповича сопровождала его супруга.