Штаб мой перешел в Князь-Село в первых числах мая. Здесь у меня состоялся целый ряд отдельных совещаний с начальниками отдельных отрядов.
Донесения, нами полученные, о состоянии стоящих перед нами красных частей говорили в пользу скорейшего наступления, а потому было окончательно решено начать его 12 мая. После обсуждения изложенного выше плана операции было решено в случае удачного наступления на Плюссу и очищения ее всем трем левым группам соединиться под командою полковника графа Палена и форсированным маршем двинуться в тыл Ямбургу, занять станцию Веймарн, стараясь отрезать большевиков от Красной Горки, и действовать на перекрестке Петроградского шоссе у Малли (район Килли-Малли).
10 мая приехал полковник Дзерожинский вместе с полковником Крузенштерном и сообщил о решении генерала Лайдонера высадить 12-го числа эстонский десант у пристани Пейпия для вспомогательных действий на деревне Котлы. Что должен был представлять этот десант, ни мне, ни полковнику Дзерожинскому точно известно не было. Мы знали только, что численность его будет от 300 до 400 штыков. С моря должны были оказать десанту поддержку английский флот и эстонские военные суда. 11 мая ко мне явился полковник Балахович и опять просил отложить начало наступления на два дня. Переговорив с ним, я решил начать общее наступление в 4 часа утра 13 мая; отряд же поручика Данилова, согласно приказу, должен был начать свои действия 12 мая вечером. Каждая из групп должна была, по усмотрению своего начальника, выделить партию разведчиков для действия в тылу противника в целях облегчения общего движения колонн; эти же разведчики должны были в пяти-шести местах взорвать полотно железной дороги и не дать возможности уйти трем бронированным поездам противника, обслуживавшим участок Гдов – станция Низы.
Сведения о численности и расположении большевистских сил на нашем фронте были у меня самые точные; от моря до Чудского озера насчитывалось до 15 000 штыков при 60 орудиях и 500 пулеметах. Корпус же располагал несравненно меньшими силами. Главная группа, состоявшая, как я уже говорил, из трех колонн, насчитывала около 2500 штыков при 6 орудиях и 30 пулеметах. Эстонцы, кроме посылки десанта и поддержки своими военными судами в Финском заливе и на Чудском озере, никаких наступательных боевых действий предпринимать не предполагали и категорически отказались от более серьезной активной военной поддержки.
11 мая, без моего на то разрешения, вдруг появился в штабе г-н Иванов со своим братом и с г-ном Сиверсом. Я приказал поручику Видякину немедленно же удалить его из пределов корпуса в Нарву, сам же должен был поехать на моторном катере к генералу Теннисону и окончательно переговорить с ним о переводе в случае удачи наступления батальона Талабского полка из-под Гунгербурга в Нарву для фронтового удара на город Ямбург.
12 мая, вернувшись из Нарвы, я еще раз объехал все вверенные мне части, отдал последние приказания с требованием действовать возможно энергичнее и лично проводил молодецкий Даниловский отряд в набег. Оперативную часть полевого штаба я перевел в Скарятину Гору, где было удобнее держать связь, то есть там проходила постоянная телефонная линия.
Более подробно общее задание было таково: полковнику Балаховичу была задана следующая задача: выслав конный полк в тыл неприятеля для взрыва полотна железной дороги в районе деревня Пелеши – деревня Подобручье, остальными частями отряда очистить берег Гдовского озера и обрушиться на Гдов. В случае удачи Конному полку, действуя на Чернево, двигаться вдоль по реке Плюссе, главным же силам, действуя от Гдова на юг, занять реку Желчу и завладеть морской базой Раскопель на Чудском озере.
Задача полковника Ветренко была: занять участок железной дороги Гостицы – Пешели, взорвать полотно железной дороги в нескольких местах, захватить бронированный поезд и, в случае удачи, двигаться дальше на деревни Большие и Малые Руи, Выскатку и Куралешеву, выставив заслон по направлению от озера Долгое до реки Плюссы. Отряду полковника графа Палена было приказано занять участок железной дороги Поля – Гостицы и двигаться на Попкову Гору – Кураплешеву.
Отряду полковника Георга было приказано занять станции Низы и Поля и, в случае удачи, очистить от красных деревни Монастырек и Тихвинку, после чего Ревельскому полку вместе с артиллерией форсированным маршем присоединиться к отряду полковника графа Палена.
Офицерская рота должна была остаться в районе деревня Гостицы – Низы. Туда же должен был прибыть Георгиевский батальон129, формировавшийся в Ревеле под командой капитана Микоши.
Ровно в 3 часа утра 13 мая началось общее наступление. Я лично провожал отряд полковника Ветренко и довел его до полдороги до деревни Гостицы. Настроение господ офицеров и солдат было бодрое и полная надежда на успех. Подъем был велик. Проводив отряд полковника Ветренко, я вернулся в Скарятину Гору, дабы быть у телефонной связи. Около трех часов дня прибыли донесения от полковников графа Палена и Ветренко о том, что первая часть задачи исполнена и отряды их по не взорванным мостам благополучно переправились через реку Плюссу. От полковника Балаховича и Георга сведений пока не поступало. Я приказал седлать лошадей и, дав указания поручику Видякину, как поступать в случае получения тех или иных донесений, вместе с прапорщиком Шемякиным и двумя вестовыми поехал догонять отряды, чтобы отдать дальнейшие приказания на месте, сообразуясь с обстановкой. С чувством глубокого удовлетворения и радости проехал я станцию Гостицы, где встретил лазарет Волынского полка; в лазарете мне сказали, что отряд полковника Ветренко находится где-то у деревни Большая Руя.
К вечеру я действительно застал в Руе полковника Ветренко и поручика Данилова, которые в нескольких словах рассказали мне события этого дня. Поручик Данилов со своим отрядом, сняв погоны и кокарды и надев вместо них большевистские звезды, переправился на лодках ночью через Плюссу, занял в тылу у красных главные перекрестки дорог и окружил штаб бригады генерала Николаева; на рассвете, перерезав всю телефонную связь в тылу у красных, захватил этот штаб, не понеся потерь, исключительно благодаря тому, что большевики приняли его отряд за своих. Одновременно с захватом штаба Николаева главные силы полковника графа Палена, полковника Георга и полковника Ветренко подошли к реке Плюссе и дружным ударом заняли переправы, причем было захвачено три бронированных поезда и батарея, стоявшая у Гавриловской. В этом лихом деле особенно отличился штабс-капитан Шиманский, который за несколько дней до начала наступления, переодевшись большевиком, лично обследовал всю местность впереди моста у Гавриловской и точно выяснил позицию красной батареи. Еще до рассвета он пробрался с отрядом по болотистому лесу, расставил вблизи от батареи 8 пулеметов и послал партию охотников подорвать путь за бронированным поездом. Как только путь был взорван, он открыл по батарее огонь из всех пулеметов и во главе своего маленького отряда лихим броском захватил мост, батарею и пулеметы, стоявшие у моста; батарея попробовала было открыть огонь, но бросок был настолько стремителен, что огонь этот ее спасти не мог; немногим из большевиков удалось удрать из Гавриловской, да и те были почти все перехвачены отрядом поручика Данилова.
Вся бригада Николаева была частью разбита, частью взята в плен; лишь кое-какие незначительные остатки ее, минуя заставы поручика Данилова, бежали к юго-востоку в Лужском направлении.
Таким образом, брешь была пробита и было ясно, что большевики смогут оказать сопротивление не ближе чем на реке Луге. Я приказал полковнику Ветренко, оставив заслон, как было указано, двинуться форсированным маршем на Сабек – Лынчу и, сбив там большевиков, действовать на железную дорогу за станцией Веймарн.
От полковника Ветренко я поехал к полковнику графа Палену и нашел его недалеко от Попковой Горы, где он заночевал; я приказал всему отряду с наступлением рассвета, сев на подводы, двигаться вперед и к вечеру занять переправу у Муравейно и станции Веймарн для дальнейших действий в направлении на Килли-Малли.
Проводив с рассветом отряд графа Палена, я вернулся в штаб, где уже было получено донесение от полковника Георга, что задача им исполнена и Ревельский полк очищает от красных район Монастырька. Я приказал Ревельскому полку немедленно форсированным маршем присоединиться к отряду полковника графа Палена и вступить под его командование.
От полковника Балаховича донесений все еще не поступало, что я объяснял себе плохим состоянием связи; дошли лишь косвенным путем неясные, но хорошие сведения. Ничего плохого не имелось оснований предполагать, так как перед началом наступления я, ввиду полного отсутствия технических средств связи – а посылка донесений с ординарцами была нежелательна, так как отнимала бойцов, конных же ординарцев было мало, – условился с начальниками отрядов, что если донесения не поступают, значит, все наступление идет успешно и согласно приказу. Поехав верхом в деревню Скамью, я узнал, что продвижение действительно идет удачно, что полотно железной дороги на Гдов взорвано и что уже начали поступать пленные. Приказав офицеру, оставленному в Скамье для связи, передать полковнику Балаховичу об удачных действиях остальных отрядов и еще раз подтвердить мое требование энергичного наступления, я вернулся в штаб, откуда послал донесение полковнику Дзерожинскому и генералу Теннисону, предупредив, что я еду в Нарву на моторном катере, куда прибуду часам к 6 вечера; я также просил генерала Теннисона немедленно отдать приказание о срочной переброске батальона Талабского полка из Гунгербурга в Нарву. Всю дорогу на катере я, конечно, спал как убитый, так как сделал за последние сутки более полутораста верст. В Нарве на пристани Кулга меня встретил командир корпуса и генерал Теннисон. Наш блестящий успех произвел на всех ошеломляющее впечатление, и должен сознаться, что я переживал очень счастливые минуты. Приказ о переброске батальона Талабского полка не только был отдан, но батальон уже входил в Нарву.