Посмотрев запасные части и город, я приказал полковнику Саламанову из комендантской дружины сформировать полк и навести в городе более строгий военный порядок.
Приехав в Нарву, я встретил по дороге генерала Юденича, который отправлялся на автомобиле на вокзал встречать Тульский отряд; я остановил автомобиль и доложил ему о том отрицательном отношении, которое произвел на меня этот отряд.
За несколько дней до отхода 1-го корпуса за реку Лугу пришла из Англии первая партия обмундирования; в самый же день отхода пришли танки, винтовки и орудия; на разгрузку и доставку на фронт уходило много времени, и быстро применить все полученное не представлялось возможным; весьма вероятно, что, если бы транспорты эти не запоздали бы так сильно, операции наши развернулись бы несколько иначе. Когда Главнокомандующий вернулся с вокзала, я ему вновь доложил, что не вижу никакого смысла в посылке тульцев, так как Ямбург все равно не удержать, а новые сапоги, которые тульцам были выданы по приказанию Главнокомандующего, наверняка убегут к большевикам. Но генерал Юденич продолжал настаивать на защите Ямбурга и, кроме Тульского отряда, направил туда морскую роту. Видя, что мне не удастся переубедить Главнокомандующего, я решил лично поехать в Ямбург руководить этой операцией. Начальником обороны города Ямбурга, как старший, являлся полковник Бибиков. И город, и железнодорожная станция уже были эвакуированы. Я приказал последние составы перебросить через Лугу и приготовить мост к взрыву.
Генерал Юденич, наоборот, настаивал на непременном сохранении моста. Убедившись на месте, что ранее принятое мною решение было совершенно правильное, я приказал полковнику Бибикову отходить не принимая боя. Рано утром 4 августа, приказав своему поезду уйти из Ямбурга за мост, я вышел на станции Ямбург и пошел вместе с полковником Бибиковым к нему в дом. При первом появлении противника гарнизон должен был начать отходить без боя, против же появления неприятельских бронемашин на Петроградском шоссе я приказал полковнику Бибикову принять необходимые меры; на это полковник Бибиков доложил мне, что меры им уже приняты, но благодаря тому, что у него части собрались случайные и мало надежные, приказание его исполнено не было. Не успели мы с ним переговорить, как в городе началась стрельба; оказалось, что неприятельский броневик проник в город и обстреливает наши отступающие части. Часть Тульского отряда при появлении броневиков разбежалась, другая часть вместе с комендантской командой Ливенского отряда переправилась на левый берег Луги. Морская рота, стоявшая на левом фланге, уже не могла пройти через город и пыталась переправиться через реку несколько севернее его, но здесь, по невыясненным причинам, ее обстреляли эстонцы; из роты спаслось всего лишь 15 человек, все остальные вместе с офицерами попали в руки большевиков или утонули в реке. Таким образом, эти мало обстрелянные и мало боеспособные части погибли, не принеся абсолютно никакой пользы.
Перейдя пешком через мост, я вскоре уехал в Нарву, приказав полковнику Бибикову в случае дальнейшего нажима большевиков отходить на деревню Монастырек. Полковник Бибиков продержался на левом берегу Луги еще 2 дня, причем случилось то, что я и ожидал: эстонцы начали грабить наши отходящие обозы. Отход наш с Ямбургских позиций был совершен 1-м корпусом блестяще, в полном порядке, и корпус не потерял ни одного пулемета, ни одной повозки.
Ямбургский мост был взорван эстонцами, что, по моему мнению, было правильно, так как в противном случае броневик противника своей сильной артиллерией мог бы способствовать успеху на левом берегу Луги и неизвестно, удержалась ли бы 1-я Эстонская дивизия, тем более что настроение, особенно в 4-м Эстонском полку, было далеко не боевое. Полк этот состоял наполовину из большевиков и гораздо охотнее грабил наши обозы, чем сражался на фронте. Эстонцы начали сражаться серьезно только после того, как часть 1-го полка, перейдя к большевикам, выдала им своих белых, которые и были мученически убиты; трупы этих несчастных эстонцы нашли во время одного из своих последующих наступлений.
Отходом 1-го корпуса от Ямбурга было достигнуто то, что наши части совершенно изолировались от эстонских, что являлось весьма желательным, так как благодаря прессе и агитации большевиков отношения эстонцев к нам настолько ухудшились, что при соприкосновении частей стали происходить столкновения, а в Нарве со стороны эстонцев начали иметь место различные эксцессы: срезали погоны, кокарды, избивали офицеров и солдат и т. п.; на все мои протесты эстонские власти отвечали, правда извиняясь, что они бессильны бороться с этими явлениями. При отходе же за Лугу между нашими и эстонскими частями оказалось непроходимое болото, что гарантировало от нежелательных столкновений хотя бы на фронте. Эстонские войска заняли заранее укрепленные позиции впереди Дубровки, на реке Луге, впереди деревни Глубокой и между озерами и до Финского залива.
Таким образом, 1-й корпус 3 августа после 3-месячных беспрерывных боев, во много раз увеличившись в своем составе, захватив огромную военную добычу, свыше 700 вагонов и 22 паровозов, отошел без всяких потерь за реку Лугу и, прикрываясь ею, смог выделить в первый раз за 3 месяца резервы и хоть немного отдохнуть.
Главную роль в отдаче города Ямбурга сыграло нежелание эстонцев поддержать корпус графа Палена, прикрыв его левый фланг; когда же мы отошли за реку Лугу и очистили Ямбург, заставив, таким образом, эстонцев волей-неволей принять часть удара на себя, – они озлобились и начали вести против Северо-Западной армии агитацию, уверяя между прочим, что армия или, вернее, 1-й ее корпус разбит и потерял все орудия. На самом деле, как я и говорил выше, было как раз наоборот – корпус не только ничего не потерял, но увеличился во много раз – артиллерия, например, увеличилась более чем в 10 раз. Настроение солдат благодаря нежелательному для войск отходу действительно было несколько пониженное, но не унылое и не тревожное.
Отходом за Лугу заканчивается первый период нашего наступления, период, в который мы не получали ниоткуда помощи, не имели ни сапог, ни шинелей, а снаряды и патроны брали с боя у противника. За этот период времени мы захватили количество пленных, во много раз превосходящее нашу собственную численность, и массу различной военной добычи.
В самый момент отхода, как я уже говорил, в Ревель прибыли пароходы с танками и снаряжением, и с прибытием этих пароходов началась новая эра в жизни Северо-Западной армии. В первых числах августа прибыли деньги, вернее, казначейские знаки генерала Юденича. Благодаря всему этому появилась надежда на улучшение довольствия армии и на возможность переформирования ее. В тылу армии необходимо было произвести основательные реформы и подобрать более энергичных и честных работников.
Гражданская часть, которая от меня совершенно отошла и более меня не касалась, кое-как действовала. Главноначальствующим гражданской частью был назначен г-н Александров166, гражданским губернатором Петроградской губернии – граф Беннигсен167, псковским губернатором, после удаления г-на Иванова, барон Крюденер-Струве168. В Пскове начали функционировать губернская и уездная земские управы, городская дума и другие городские и земские учреждения. Всю эту сложную машину управления надо было наладить и пустить в ход. Необходимо было подобрать людей и заменить очень многих из волостных комендантов, оказавшихся весьма неудачными и вносящими скорее дезорганизацию, чем порядок в ближайший тыл армии. Напоминаю еще раз, что когда началась первая операция на Петроградском направлении, то ни я, ни кто другой не имели в виду ни занятия Петрограда, ни даже занятия Пскова, а лишь расширение плацдарма для формирований и для дальнейших действий на Петроград; этим в значительной степени объяснялось то обстоятельство, что не было подготовлено достаточных сил для гражданского управления тылом армии. Блестящие успехи, достигнутые корпусом, захватили тыл врасплох. Впрочем, даже если бы корпус и желал приготовиться заранее к занятию столь значительной территории и наладить аппарат управления тыла, он вряд ли был бы в состоянии это сделать из-за отсутствия действительно честных и желающих принести пользу Родине должностных лиц.
Все мало-мальски боеспособное население было на фронте, а из Финляндии генерал Юденич, несмотря на все наши просьбы, не только никого не присылал, но даже запрещал отъезд офицеров, желающих ехать за собственный страх и риск. Гражданские лица, которые могли бы принести большую пользу в тылу, надеясь, должно быть, въехать в Петроград после того, как мы исполним всю черную работу, шли к нам неохотно и относились к нам плохо из-за генерала Юденича, который отзывался о корпусе весьма нелестно, называя нас, не знаю на каком основании, – шайкой разбойников и авантюристов. Плохое отношение эстонцев, особенно испортившееся после Рижского наступления и прилета аэропланов, тоже ставило армию в тяжелое положение. Полное отсутствие денег заставило многих командиров не стесняться в выборе средств для добывания пропитания, фуража и обмундирования для их отрядов. При движении вперед мы не только не могли обеспечивать продовольствием население, что было совершенно необходимо, а поневоле сами пользовались местными средствами, часто отбирая у населения последнее, что, конечно, не могло его не восстанавливать против нас. Прибытие американской муки и сала, конечно, очень облегчило наше положение, но все же не разрешило вполне продовольственного вопроса, во-первых, потому, что для снабжения населения продовольствием припасов присылалось слишком мало, а во-вторых, потому, что цены на них были слишком высокие. Для населения же цены на продукты были еще выше, так как приходилось таким образом изыскивать хоть какие-нибудь средства для армии. Партизанские действия отряда полковника Балаховича в районе Пскова навели ужас на население. Эстонцы тоже не стеснялись с русским населением и грабили его как могли. Все это не шло на пользу белому делу и ставило армию в очень тяжелые условия. Надо удивляться, как при отступлении не развалилась вся организация, что я объясняю отличным порядком и дисциплиной в корпусе графа Палена и в 1-й дивизии. Неопределенность Главнокомандующего, полное незнание планов его и находившегося при нем Совещания, неясность их политической физиономии и их стремлений, совершенная неосведомленность в том, что делалось на других белых фронтах и в Европе, приводили нас, начавших борьбу с большевиками на свой страх и риск, в недоумение, и только искреннее желание помочь своей несчастной Родине давало силы более энергичным и твердым людям продолжать начатое дело. Меня, как руководителя всей операции, в особенно тяжелое положение ставило постоянное неисполнение обещаний со стороны английских представителей, все время ставивших точные сроки для прибытия материальной помощи, но никогда их не соблюдавших. Прибытие хорошо обмундированных немцами ливенцев только усилило недоверие к обещаниям англичан и ропот в армии против них.