Вернувшись из Пскова, я доложил мои впечатления и убеждение в необходимости принятия энергичных мер генералу Юденичу, но он никакого ответа мне не дал. Вечером, уже после доклада генералу Юденичу, я получил точные данные, что в Пскове генералом Балаховичем и его ближайшими помощниками печатаются фальшивые керенки. Я немедленно вновь отправился к Главнокомандующему и в категорической форме потребовал отрешения генерала Балаховича от должности и назначения следствия. На назначение следствия генерал Юденич согласился, но в отрешении от должности отказал. Тогда я сказал, что прошу 2-й корпус из моего подчинения изъять, так как считаю дальнейшее командование им для себя неудобным, на что генерал Юденич согласился. По дополнительно полученным сведениям, Балахович, Стоякин и г-н Иванов продолжали свою изменническую политику с эстонцами и, по-видимому, подготовляли какой-то решительный шаг; велись у них какие-то переговоры и с англичанами. Надо заметить, что около 10 августа приехал на фронт английский генерал Марч. Вместе с генералом Юденичем он должен был поехать в штаб 1-го корпуса в село Валово, где в это время находился я и где для их встречи были собраны все начальники отдельных частей армии (в Северо-Западную армию, командуемую мною, в это время входил 1-й корпус и 1-я дивизия; 2-й же корпус получил наименование Отдельного). Из-за плохой дороги Главнокомандующий и генерал Марч до Валова не доехали, и генерал Марч один проехал в Псков. Прождав их приезда до самого вечера, я вернулся в Нарву и на следующий день узнал, что в Пскове генерал Марч с командиром корпуса генералом Арсеньевым совсем не говорил, а был очень любезен с генералом Балаховичем. Это подтвердило полученное мною донесение о том, что эстонцы и г-н Иванов стараются провести Балаховича на должность Главнокомандующего.
Корпус генерала графа Палена, выйдя из-под удара большевиков, пополнялся, обучался и ждал обмундирования. Явилась возможность выделить небольшие резервы. Бои шли только на левом фланге корпуса, на участке Ливенской дивизии, где большевики заняли было мызу Прилугу, но комбинированными действиями ливенцев и балтийцев были отогнаны, и Прилуга осталась в руках Балтийского полка. На остальном фронте корпуса, так же как и на фронте 1-й дивизии, было сравнительно спокойно.
11 августа я был вызван Главнокомандующим, который сообщил мне, что подполковник Крузенштерн донес ему из Ревеля о назначении, по почину генерала Марча, Северо-Западного русского правительства. Я советовал генералу Юденичу немедленно выехать в Ревель, чтобы самому выяснить, в чем дело, но он почему-то медлил. На следующее утро в штабе Главнокомандующего было собрано совещание из высших чинов штаба, на которое был приглашен и я со своим штабом; на совещании этом было высказано пожелание, чтобы генерал Юденич немедленно выехал в Ревель для принятия того или иного решения. На совещании было также получено известие, что назавтра генерал Булак-Балахович вызван генералом Марчем к завтраку на английский крейсер в Ревель, что подтверждало полученные мною ранее сведения о его происках. Генерал Юденич согласился с необходимостью поездки и пригласил меня ему сопутствовать.
Описывать то, что произошло в Ревеле, я здесь не буду: оно вполне точно и определенно описано в книге Кузьмина-Караваева, Карташева и Суворова «Образование Северо-Западного правительства».
Добавлю только, что эстонцы уже давно хотели образовать для областей, занятых русскими войсками, правительство, которое, по их плану, должно было состоять из людей, охотно признающих самостоятельность Эстонии. Руководил ими в этом желании, по-видимому, прежде всего страх, что наша армия, усилившись, откажется от признания их самостоятельности. Немалую роль сыграл в этом деле и г-н Иванов. Когда 13-го рано утром мы приехали в Ревель, он явился ко мне в купе и просил меня поддержать его кандидатуру на пост премьер-министра, указывая на то, что он на этом посту будет особенно полезен русскому делу как человек энергичный, находящийся в отличных отношениях с эстонским правительством и командованием и лучше, чем кто-либо другой, знающий местные условия; кроме того, он предлагал мне примирить меня с Булак-Балаховичем; я ответил ему, что с фальшивомонетчиками и мерзавцами я никакого дела иметь не желаю, и не только не буду поддерживать его и Балаховича перед англичанами, но немедленно поеду к генералу Марчу и передам ему все дело о печатании фальшивых керенок.
По дороге я советовал генералу Юденичу не соглашаться на сформирование Северо-Западного правительства, считая его не только лишним, но и вредным для дела и полагая, что в случае отказа генерала Юденича предложение генерала Марча не может осуществиться. Однако, когда мы приехали в Ревель, оказалось, что правительство уже сформировано; генерал Юденич с этим фактом примирился.
Немедленно по приезде я отправился, с разрешения генерала Юденича, к генералу Марчу и в очень решительной форме заявил ему, что я и командуемая мною армия не потерпим дальнейшего пребывания на ответственной должности генерала Балаховича, и рассказал о печатании фальшивых денег. Генерал Марч несколько смутился. Относительно создания Северо-Западного правительства генерал Марч сказал мне, что союзники имеют в виду проведение в русскую жизнь демократических начал и что для этой цели он решил сформировать демократическое правительство для Северо-Западной области России. От генерала Марча я поехал к генералу Лайдонеру, которому передал то же, что и генералу Марчу. На вопрос мой, как бы он поступил на моем месте, генерал Лайдонер ответил, что с фальшивомонетчиками дела иметь, конечно, нельзя. С переводом всей Северо-Западной армии в район Пскова и вообще с оперативным планом моим эстонский Главнокомандующий опять вполне согласился.
Вернувшись к себе в гостиницу, я вместе с генералом Вандамом, также приехавшим в Ревель, выработал текст заявления Северо-Западному правительству, смысл которого заключался в том, что армия всецело поддерживает генерала Юденича и всячески будет противодействовать вмешательству правительства в чисто военные дела. На следующий день я просил разрешения прибыть на заседание Северо-Западного правительства, где и прочел это заявление, которое должно было вполне удовлетворить Главнокомандующего, так как в моем лице он получил верную поддержку всей армии, а на всех остальных членов правительства оно подействовало, по-видимо-му, как холодный душ.
В тот же вечер я вернулся в Нарву и приступил к окончательному осуществлению задуманного мною плана реорганизации и пополнения армии. Я приказал вновь произвести дополнительную мобилизацию в Гдовском и Псковском уездах и решил довести количество штыков в дивизии до максимума. Дошедшие до нас известия о победах генерала Деникина и быстром продвижении его вперед вызвали большой подъем в полках и в населении. Пришли также сведения об улучшении положения на фронте адмирала Колчака и о переходе его в наступление.
Через два дня после возвращения моего из Ревеля я получил телеграмму от генерала Юденича о том, что генерал Арсеньев от командования корпусом отрешается и вместо него назначается генерал Булак-Балахович. Известие это произвело весьма неприятное впечатление как на меня, так и на тех старших чинов армии, которым я, конечно, его немедленно сообщил. Для того чтобы выяснить создавшееся положение, я вызвал в Нарву на совещание начальников частей. На следующий день из Пскова приехал генерал Арсеньев и из Ревеля вернулся генерал Юденич. Ознакомившись со всеми последними проделками Балаховича, и прежде всего с печатанием им фальшивых денег, собрание единогласно решило, что немедленно же нужно покончить с Балаховичем и со всеми лицами, его окружающими, предав их суду, так как они не могут быть более терпимы в рядах армии, а также ни в коем случае не соглашаться на назначение его командиром корпуса и категорически требовать возвращения генерала Арсеньева. Кроме этого частного вопроса, обсуждался на собрании вопрос и об обороне Пскова, и единогласно было решено, что Псков ни в коем случае отдавать нельзя. Все присутствующие просили генерала Юденича прибыть на собрание. Генерал прибыл, и высказанные собранием пожелания были им одобрены. Переговорив с генералами графом Паленом и Арсеньевым, я приказал отправить в Псков под командой полковника Пермикина отряд в составе Талабского, Семеновского и Конно-Егерского полков и двух бронемашин для усиления его обороны, а также для ареста некоторых, заранее намеченных, определенно вредных лиц. Под отряд были поданы железнодорожные составы, и переброска должна была начаться на следующий же день. Для окончательных переговоров с графом Паленом и полковником Пермикиным о предстоящих операциях я выехал в штаб 1-го корпуса в Валово. На фронте в это время было сравнительное затишье, и переброска отряда произошла без ущерба для боевых действий.
На следующий день, вернувшись в Нарву, я получил от полковника Пермикина донесение о том, что генерал Балахович и еще несколько лиц арестованы, но несколько менее значительных лиц скрылось, а полковник Стоякин убит при попытке к побегу из-под ареста. Дополнительно было сообщено, что генерал Балахович обманул прапорщика графа Шувалова169, надзору которого он был поручен, и, нарушив офицерское слово, бежал верхом к эстонцам. Вопреки опасениям Главнокомандующего, арест Балаховича никакого особого впечатления и волнения в Пскове не произвел и прошел почти незаметно. Большинство партизан разбежалось и скрылось к эстонцам. Генерал Арсеньев вернулся и благополучно вновь вступил в командование корпусом, въехав в Псков вместе с генералом Юденичем.
Сразу же после ареста и бегства Балаховича большевики вновь перешли в наступление на Псковском фронте, главным образом потому, что эстонские части сами, без всякого приказания и без нажима со стороны противника, отошли и обнажили наш правый фланг. Взяв с разрешения Главнокомандующего два только что прибывших танка, я отправился на Псков. В Пскове в вагоне генерала Юденича я встретил начальника 2-й Эстонской дивизии полковника Пускара. Полковник Пускар объявил, что держаться он больше не может и отходит по направлению Изборска. Эстонцы в два дня без всякого давления со стороны большевиков отошли от Острова и Порхова и увели с собой и свои броневые поезда, все время оказывавшие нам значительную помощь; при проходе через Псков части их вели себя по отношению к нам весьма вызывающе, и было несколько, правда ничтожных, инцидентов. Учтя отход эстонцев, большевики усилили свой нажим и без особого труда захватили железную дорогу между Изборском и Псковом и подошли к Крестам. Таким образом, наш правый фланг был совсем обнажен, и удерживать Псков при таком положении стало невозможным. После короткого совещания было решено, во избежание излишних потерь, оставить Псков без боя и отступить к северу, за реку Желчу. Пускать в дело танки было уже поздно, и их, не выгружая, отправили обратно в Нарву, к тому же, как утверждал английский полковник Карсон, они были и неисправны. Отход от Пскова был